Ведьмин алтарь

Погреб у Вассы оказался ещё теснее, чем у бабки: низкий, давящий, словно склеп. Почти всё пространство пожирал ведьмин алтарь: грубый, сколоченный наспех стол, почерневший от времени и копоти. Его поверхность была испещрена глубокими царапинами и зазубринами, будто по нему не раз водили ножом — не столько для обрядов, сколько в приступе ярости. В одном из углов торчал вонзённый в дерево проржавевший серп. Ближе к деревянной, потемневшей от сырости ручки ржа изъела лезвие почти до кружев.

Земляной пол вокруг алтаря усеивали иглы — старые, почерневшие, будто украденные из запасов предвечной швеи. Они были согнуты или сломаны пополам, точно их вонзали с такой злобой, что металл не выдерживал.

Чёрные свечи, оплывшие и перекошенные, стояли по краям стола в лужицах застывшего воска. Огоньки на фитилях не колыхались от сквозняка — они шевелились сами по себе, будто живые, каждый в своём ритме — и отбрасывали на стену ломаные рогатые тени.

В самом центре алтаря, меж свечей и ржавых клинков, стоял маленький деревянный гроб без крышки, и в нём, едва различимая сквозь сероватое марево, лежала кукла. Дым от свечей клубился над ней, обволакивая, как саван, и Анна не могла разглядеть деталей — только смутные очертания, отчего казалось, что кукла медленно шевелится в этом сером удушливом тумане.

Памятуя о запрете Федосьи, к столу Анна приближаться не стала. Вытащила из кармана холщовый мешочек — туго напичканный, шершавый от набитой в переплетения нитей соли. Чёрные кристаллы, крупные, с бурым отливом, дробно посыпались на утрамбованный ногами пол.

Едва первые крупинки коснулись земли, как рогатые тени на стенах дёрнулись в судорожном спазме. Они забились, закрутились, будто попавшие в силок твари, рвущиеся на волю. Огни свечей взметнулись вверх неестественно высоко, вытягиваясь синими языками, а воздух наполнился низким, вибрирующим гулом — словно кто-то провёл смычком по натянутым струнам, спрятанным в самой пустоте.

У Анны закружилась голова. Каждый вдох давался через усилие, обжигал гортань — то ли от свечной вони, то ли от незримого смрада чёрной ворожбы, но она продолжала сыпать соль, пока не замкнула круг.

После этого свечи, трещавшие и плевавшиеся горячим воском, присмирели, и пламя на их фитилях мирно замерцало.

Убедившись, что охранные чары рассеялись, Анна осторожно шагнула вперёд. Её пальцы впились в край грубо сколоченного стола, когда она наклонилась над маленьким гробом. То, что она увидела, одновременно обожгло её облегчением и ледяным ужасом — перед ней лежал восковой вольт, до жутких подробностей повторяющий внешность её мужа.

Сквозь дрожащее марево свечного дыма проступало знакомое лицо: та самая ямочка на правой щеке, которую она так любила целовать, точёный подбородок, даже едва заметная родинка у виска. Волосы Макса, срезанные ведьмой в последний её визит, были вплавлены в восковую голову и с пугающей искусностью уложены в его привычную причёску.

Но это было не самое страшное... В середине лба восковой куклы торчал толстый ржавый гвоздь, вбитый по шляпку. Вокруг него воск пузырился и шевелился, будто живая плоть, реагирующая на боль. Вся фигурка была покрыта оплавленными подтёками — словно Васса в ярости подносила её к свечам, заставляя воск таять и стекать. Кукла словно бы плакала горячими слезами...

Анну передёрнуло. Она протянула руку, но в последний момент остановилась: воздух вокруг вольта дрожал, словно от жара, хотя в погребе стоял пронизывающий холод.

Анна резко встряхнула головой, сбрасывая леденящий страх. Её пальцы сжали восковую фигурку — и в тот же миг в горсти что-то зашевелилось. Мягкий воск внезапно стал податливым, как живая плоть, и пополз, пытаясь выскользнуть из её хватки.

Со всех сторон к ней потянулись клубящиеся дымные щупальца, принимая форму скрюченных пальцев с длинными когтями. Воздух наполнился шипением, будто сотня змей разом выпустила яд.

Добро пожаловать в Заболотье – место, где правят старые боги, вода помнит обиды, а огонь жаждет мести. Здесь нет места городским наивным верованиям. Здесь выживает сильнейший.

«Водяна» — это мистический триллер, пропитанный духом славянского фольклора, о цене выбора, силе рода и о том, что иногда, чтобы обрести себя, нужно потерять всё.