"Призрак Двенадцатой ночи"

Строго говоря, приходилось Фесте видеть камеры и похуже, при том, что располагались они в узилищах, принадлежавшим учебным заведениям – как родной Alma mater, так и другим университетам. Здесь, конечно, было холодно и пованивало, но нельзя сказать, чтоб сыро – башня строилась на совесть. А вместо охапки гнилой соломы на полу узнику полагалась кровать – точнее, козлы с брошенным на них соломенным тюфяком. А на этой кровати лежал человек. Когда в камеру вошел посетитель, он не пошевелился.

Фесте знал Антона Зарича в лицо – герцог устраивал тому очную ставку с Чезаре в поместье Форау, и убедился, что это именно ускок. И если относительно стражника в коридор могли быть разные мнения насчет того, придет в себя, тут сомневаться не приходилось.

Луч фонаря выхватывал аккуратный, почти хирургический порез на горле узника. Тюфяк успел пропитаться кровью, но на стене и полу кровавых следов не было.

Фабиан просунулся в камеру вслед за Фесте и охнул.

– Кто это его?

– Хотел бы я знать… Погоди. Стража снаружи ничем не встревожена…

– Значит, убийца смылся. Нам тоже пора уносить ноги… нет, лучше поднять тревогу, пока нас самих не заподозрили.

– Убийца сумел скрыться незаметно, или… – шут бросил быстрый взгляд вверх, – начал с нижнего яруса. А потом направился к другим заключенным и свидетелям.

– Думаешь, он еще в башне?

– Возможно.

– Только не вздумай отправиться за ним!

Вид мертвеца не слишком испугал Фабиана. В Париже, при разборках арманьяков с бургиньонами, или схоларов и горожан, он всякого навидался. Но именно бурная жизнь в Париже приучила его быть предельно осторожным.