Хайнлайн. "Не убоюсь я зла"

поздняя работа Мастера
очень умно и вкусно

если вы не читали, то напрасно тратите время в литературе  непременно прочтите

нет, не попкорн
можно и слушать, но лучше читать

— Джейк, как можно дожить до пятидесяти лет и не  накопить ни грана ума? Этот парень за всю свою жизнь совершил лишь один  разумный поступок — выбрал богатую тещу. Вы согласны?

— Иоганн, — сказал Ганс фон Ритер, наклонившись  над столом и обращаясь прямо к председателю, — мне не понравилось, как  вы обошлись с Паркинсоном.

— Спасибо. Вы откровенны со мной и говорите мне в лицо все, что думаете. Это редкость в наши дни.

— Убрать его из комиссии следовало давно. Он обструкционист. Но стоило ли его унижать?

— Наверное, не стоило. Это одна из моих маленьких причуд, Ганс. У меня теперь осталось не так уж много удовольствий.

Вкатился механический лакей, повесил пустой стул на свой крючок и удалился.

— Я не желаю, чтобы со мной обошлись так же, —  продолжал фон Ритер. — Если вы хотите иметь в комиссии лишь тех, кто  всегда соглашается с вами, то хочу вам заметить, что я контролирую  меньше пяти процентов акций с правом голоса. Вы хотите моей отставки?

— Бог с вами! Конечно, нет! Вы мне нужны, Ганс, а  Байраму вы будете еще нужнее. Я не люблю тех, у кого рот всегда на  замке. Если кому-то не хватает мужества возражать мне, то ему нечего  делать в этом кабинете. Но если кто-то мне возражает, он должен делать  это с умом. Как вы, например. Вы не один раз убеждали меня переменить  мнение, а это было нелегко, принимая во внимание мое упрямство. Юнис,  подзовите для доктора фон Ритера кресло поудобнее.

Кресло приблизилось, но фон Ритер отмахнулся, и оно снова удалилось.

— У меня нет времени на светские беседы. Что вы хотите?

Он встал. Стол сложил ножки, повернулся боком и скользнул в стену.

— Ганс, я окружил себя людьми, которые не очень  меня любят, но среди них нет ни одного соглашателя или молчуна. Даже  Байрам получил свое место, потому что возразил мне и оказался прав. Нам в  комиссии нужны такие люди, как вы. Но Паркинсон — другое дело, и я имел  полное право осадить его публично, потому что он публично потребовал  моей отставки. Тем не менее, вы правы, Ганс, «зуб за зуб» — это  ребячество. Двадцать лет назад, даже десять, я ни за что не стал бы  никого унижать. Если человек полагается на рефлекс, как это делает  большинство вместо того, чтобы думать головой, то, будучи униженным, он  постарается отквитаться. Я хорошо это знаю. Но я старею, как вам всем  известно… — Фон Ритер ничего не ответил. Смит продолжал: — Вы останетесь  и поможете Байраму?

— Гм… Останусь, если вы будете хорошо себя вести. Он повернулся, чтобы уйти.

— Что же, это вполне справедливо, Ганс. Вы будете танцевать на моих поминках? Ритер оглянулся.

— С удовольствием, — ухмыльнулся он.

— Я так и думал. Спасибо, Ганс. До скорого…

— Я бы объяснил это вашим омерзительным и несносным  нравом, Иоганн, а не дряхлостью: ведь вы можете контролировать себя,  когда захотите. На меня, однако, это мало действует.

Смит усмехнулся.

— Никогда, Джейк, я не буду грубить вам. Вы  очень нужны мне. Вы нужны мне даже больше, чем Юнис… хотя она, конечно,  много симпатичнее вас. Юнис, я себя плохо вел в последнее время?

Секретарша пожала плечами, сопровождая это движение кое-какими другими так, что на нее было приятно посмотреть.

— Временами — просто омерзительно. Но, босс, я научилась не обращать на это внимания.

— Видите, Джейк? Юнис умеет со мной уживаться, не то что вы. И я часто использую ее в качестве предохранительного клапана.

— Юнис, — сказал Саломон, — как только вам  вконец осточертеет эта старая развалина, вы сможете начать работать у  меня за то же жалованье… или даже за большее.

— Юнис, увеличиваю ваше жалованье вдвое!

— Спасибо, босс, — быстро ответила она. — Я это записала и зафиксировала время. Я сообщу о вашем решении в бухгалтерию.

Смит довольно улыбнулся.

— Теперь понимаете, почему я ее держу? И не пытайтесь сманить ее. У вас, старого козла, не хватит бабок.

— Сумасшедший старик, — простонал Саломон, — кстати, о деньгах: кого вы собираетесь поставить на место Паркинсона?

— Не стоит спешить. У вас есть кандидат на эту вакансию, Джейк?

— Нет. Хотя сейчас мне кажется, что могла бы подойти Юнис.

Юнис удивленно взглянула на них, затем ее лицо приняло обычное выражение. Смит задумался.

— Мне это не приходило в голову. Но это могло бы быть наилучшим решением. Юнис, хотите стать директором основной корпорации?

Юнис перекинула переключатель стенодеска в положение «нет записи».

— Вы оба смеетесь надо мной. Прекратите.

— Моя дорогая, — мягко произнес Смит, — вы  знаете, что я никогда не шучу, когда речь идет о деньгах. А что касается  Джейка, то деньги — единственное, что для него свято: он продал свою  дочь и бабушку в Рио.

— Ну, дочь я, положим, не продавал, — возразил  Саломон. — Только бабушку, да и выручил-то за нее не так уж много. Но  зато у нас освободилась еще одна спальня.

— Но послушайте, босс… Я же совсем не смыслю в управлении делами!

— А вам этого и не придется делать. Директора не  управляют, они диктуют политику. А вы знаете об управлении больше, чем  большинство наших директоров: вы уже несколько лет видите все изнутри.  Прибавьте к этому вашу работу секретарем моего секретаря до того, как  миссис Биерман ушла на пенсию. Шутил Джейк или нет, но я вижу  определенные преимущества. Вы уже являетесь служащим корпорации в  должности специального ассистента-секретаря, и вам вменяется в  обязанность вести запись заседаний комиссии. Помните, Паркинсон  возмущался, что вам позволено присутствовать на чрезвычайных заседаниях?  Но я заткнул этого Паркинсона, и все осталось по-прежнему. Вы и впредь  будете присутствовать на сессиях и по-прежнему останетесь моим личным  секретарем — не могу пожертвовать таким секретарем,

— но вы будете и директором. Здесь нет никакого  противоречия, вы просто будете не только записывать, но и голосовать. А  теперь мы подходим к ключевому вопросу: вы согласны голосовать так же,  как и Джейк?

Юнис приняла серьезный вид.

— Вы хотите этого, сэр?

— Или так, как я, если я присутствую, что, в  общем-то, одно и то же. Вспомните, мы с Джейком всегда голосовали  одинаково по главным вопросам — заранее обговаривали это с ним — и в то  же время спорили и голосовали по-разному по незначительным вопросам.  Прочтите старые протоколы — и вы сами это увидите.

— Я давно уже это заметила, — сказала она, — но считала, что мне не подобает делать какие-либо выводы.

— Джейк, она — наш новый директор.

— Конечно, сэр. И не надо мне платить, чтобы я согласилась.

— И все-таки вам кое-что понадобится. Я чувствую  себя лучше, Юнис, мне надо передать управление Тилу; политику я  предоставлю Джейку… сами знаете, в каком я состоянии. Я хочу, чтобы у  Джейка было как можно больше голосов, на которые он смог бы твердо  рассчитывать. В конце концов, мы всегда можем уволить директоров… но  лучше все же этого не делать — фон Ритер уже раз утер мне нос. О'кей, вы  директор. Мы уладим формальности на собрании акционеров. Добро  пожаловать в ряды истэблишмента. Теперь вы не рабыня на жалованье. Вас  подкупили, и теперь вы контрреволюционер, фашистский пес. Как вам это  нравится?

— Не «пес», — возразила Юнис. — Все остальное ничего, но вот пес… это слишком по-мужски. Я самка. Сучка.

— Юнис, я не только не употребляю таких слов при дамах, но и не желаю их слышать от дам.

— Разве может «фашистский пес» быть дамой? Босс, я узнала это слово еще в яслях. Сейчас его все употребляют.

— А я впервые прочитал его на заборе, и пусть оно там и остается.

— У меня нет времени выслушивать лексикологов-любителей! — прорычал Саломон. — Совещание окончено?

— Что? Вовсе нет! Сейчас будет его совершенно секретная часть, ради чего я и отослал медсестру. Подойдите поближе.

— Не стоит извиняться, дорогая, — успокаивающе произнес  юрист. — В этой стране никто не мог по-настоящему уединиться с середины  двадцатого века. Да что там говорить! Я могу позвонить одному своему  знакомому, и он сфотографирует вас в вашей ванне, а вы ничего об этом и  не узнаете.

— Правда? Ужасная идея. Сколько он берет за такую работу?

— Много. Его гонорар зависит от трудности и  риска попасть под суд, но не меньше двух тысяч наличными. Но он хорошо  знает свое дело.

— Подумать только… — Юнис задумалась, а затем  улыбнулась, — мистер Саломон, если вы когда-нибудь решите получить такое  фото, то позвоните лучше мне. У моего мужа есть отличная китайская  камера, и я бы предпочла, чтобы меня фотографировал он, а не какой-то  незнакомец.

— Призываю вас к порядку, — мягко сказал Смит, —  Юнис, если вы хотите продавать похабные фотографии этому старому  развратнику, делайте это в свободное от работы время