Хайнлайн. Луна. ИИ

1966.   The Moon Is a Harsh Mistress

в одном переводе это "Луна суровая хозяйка",
в другом "Луна жёстко стелет", а также "Восставшая Луна"

Хайнлайн смешал в одном флаконе богатейшую смесь...
Умен чертяка... приятно читать

прям вслед за классиком хочется сказать "Богатыри — не вы"

В общем,

читайте, и не говорите что не читали  

-----------------------------------------------------------------

(также есть в аудио и тоже в разных переводах)

несколько цитат (напомню что  это 1966)

перевод Щербакова

Не самый скоростной. У фирмы «Белл» в Буэнос-Айресе на  Эрзле есть мудрачок в десять раз меньше по объему, а отвечает чуть ли не  раньше, чем спросили. Но, в принципе-то, эка разница, через  микросекунду вам ответили, или через миллисекунду? Лишь бы ответили по  сути дела.

И не то чтобы Майк непременно сходу врубался в корень. На это его не настраивали.

И он созрел.

Не залежусь, что машины «истинно» живы и что  «истинно» сознают себя. А, скажем, вирус сознает себя? Нихьт. А устрица?  Сомневаюсь. А кошка? Почти наверняка. А человек? Не знаю, как насчет  этого у вас, дарагой таварисч, а у меня насчет этого полный порядок.  Где-то по дорожке развития от макромолекулы в человеческий мозг  прорезается самосознание. Психологи считают, это дело происходит  автоматом, как только в мозгу складывается достаточное число  ассоциативных связей. Не вижу разницы между связями по белку и, скажем,  по напыленной платине.

(Ах, вы про «душу»! А у собаки есть душа? А у таракана?)

И не забывайте: еще до всяких довесков Майка  сконструировали так, чтобы он отвечал при заметном недоборе информации.  Отсюда в его названии приставки «холо-» и «мульти-». Так что он прямо  начал со «свободной воли», а по мере разращивания и обучения только  добирал. И не спрашивайте у меня, что такое «свободная воля». Если вам  удобнее считать, что Майк наугад ворошит случайные числа и адреса  памяти, извольте.

Заполучил Майк формирователь и анализатор голоса  плюс к распознавателю образов, принтеру и расширителям систем, так что  сёк не только классические языки программирования, но и «Лог-Яз», и  английский, и еще с десяток языков на уровне технического перевода. И  читал запоем. Но вводить ему инструкции рекомендовалось всё же на  «Лог-Язе». Ответ на нормальную речь сулит неожиданности. Нормальные  слова слишком многозначны, дают оценочным цепям слишком большой  смысловой разброс.

И заработал Майк на всю катушку. К маю 2075-го он,  помимо управления беспилотным транспортом и консультирования пилотного,  заведовал всей телефонной сетью Луны, аудио-видеосвязью с Эрзлёй,  управлял подачей воды, воздуха и тепла в Луна-сити, Новоленинграде и  прочих поселениях, исключая Лун-Гонконг, канализацией командовал, вел  счета и ведомости по зарплате для Главлуны, а за особый побор – и для  прочих банков и фирм.

Бывали и срывы. При перегрузках телефонная сеть вела  себя, как пацаненок, когда вожжа под хвост. Майк не огорчался, пытался  проявлять чувство юмора. Низкопробное. Будь он человеком, вы не стерпели  бы. По заказу на побудку с него сталось бы опрокинуть кровать вместе с  вами или сыпануть вам прямо в гермоскаф чесучего порошку. За такие  шалости секут.

Ни с того ни с сего Майк менял телефонные коды, а  мог и вообще выкинуть какой-нибудь финт ушами. Последним номером выдал  какому-то подметале в комплексе Главлуны чек на получение 10 000 000 000  000 185 долларов 15 центов бонами Лунсбербанка – ровно на 10 000 000  000 000 000 больше, чем следовало. Тот еще невинный шпрот-переросток,  который по заднице давно не имел.

– Что у нас новенького, что у нас старенького?

Он растерялся. Знаю, машины не теряются. Но не  забывайте, Майка сконструировали для работы при недоборе информации. А  потом он сам себя перепрограммировал с упором на словесность. От его  исканий слеза прошибала. Хотя, быть может, он в это время молча тасовал  случайные числа, эвристически выстраивал адреса памяти.

– Старенького то, что сотворил Бог небо и землю, – забубнил он. – Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною. И…

– Стоп! – сказал я. – Выключка. Пробежимся в ноль.

Поделом мне. Не задавай неконкретных вопросов. Он же  запросто отчитает всю «Британскую энциклопедию». Хоть задом наперед. А  на десерт подаст любую книгу на Луне. Поначалу он читал только  микрофильмы, но полгода назад ему приделали камеру и манипулятор с  присосками – страницы перекидывать, и уж тут-то он начитался!

– Ты спросил, что старенького.

Его бинарные светоиндикаторы состояния зарябили.  Соизволил, значит, засопеть от удовольствия. Мог бы засмеяться вслух, не  дай готт такого слышать, но решил приберечь на что-нибудь железно  развеселенькое. Скажем, на случай светопреставления.

– Поправка! – сказал я. – Что новенького? И не читай  мне сегодняшние газеты. Мое высказывание означает приветствие плюс  предложение заинтересовать меня своими новейшими разработками. Прочие  наборы не задействуй.

Майк призадумался. Чудное сочетание в дупель  наивного шпента и ушлого старпера. Ни инстинктов (по крайней мере, я так  думаю), ни врожденных склонностей, ни человеческих тылов, – имею в виду  опыт в человеческом смысле. А познаний больше, чем у взвода корифеев.

– Как насчет хохмочек? – спросил.

– Валяй.

– Что общего между лазером и золотой рыбкой?

Про лазеры он знал всё, но где он видел золотую  рыбку? Ах, видеофильм про них прокрутил, и, задай я ему такой вопрос, в  ответ мне уже заготовлен понос на десять тысяч слов.

– Не знаю. Сдаюсь.

Зарябили индикаторы.

– Спели бы, а не могут.

Я охнул.

– Убил! Но не фонтан. Залежусь, лазер можно приспособить так, чтоб он запел.

Он в темпе дорубил:

– Да. Если задать программу. Значит, не смешно?

– Этого я не говорил. Не так худо. Где ты это подхватил?

– Сам придумал, – уловил я в ответе робость.

– Сам?

– Да. Собрал все загадки, которые знаю – три тысячи  двести семь – проанализировал, результат применил для эвристического  синтеза, и получилась эта, три тысячи двести восьмая. Нет, правда,  смешно?

– Ннуу… как всякие загадочки. Бывают хуже.

– Давай поговорим о природе юмора.

– Добро. Только начнем с другой твоей хохмочки.  Майк, какого ляда ты приказал кассиру Главлуны выплатить служащему  семнадцатого разряда десять миллионов миллиардов бонами Лунсбербанка?

– Не было такого.

– Не ври. Я сам видел платежное поручение. И не заливай, что принтер заело. Ты сделал это нарочно.

– Ах, ты про десять в шестнадцатой плюс сто  восемьдесят пять, запятая, пятнадцать? – вывернулся он. – Там было так, а  не столько, сколько ты сказал. Совсем другое дело.

– Добро. Десять миллионов миллиардов плюс то, что ему положено. Чего ради?

– Не смешно?

– Ни фига! Весь свет потешался. По твоей милости  начальники намылили холку Вертухаю и его первому заму. Этот виртуоз на  помеле Сережа Трухильо оказался парень не промах, понял, что денег всё  равно не дадут, и продал чек одному любителю. И теперь непонятно, то ли  дать отступного, то ли положиться на оповещения, что чек недействителен.  Майк, ты соображаешь, что за такие деньги Трухильо мог бы купить не  только Главлуну, а и весь мир с потрохами, и еще осталось бы на выпить и  закусить? Жутко смешно! Поздравляю!

Индикаторы у этого боягуза зарябили-заиграли, как  вывеска «Детского мира». Я подождал, покуда он всласть нагогочется, и  продолжил:

– Собираешься повторить? Ни в коем случае!

– Ни в коем?

– Ни-ни. Ты тут беспокоился насчет природы юмора.  Хохмы бывают двух степеней. Хохмы первой степени смешны, сколько ни  повторяй. А хохмы второй смешны однажды, а на второй раз – уже в упор не  фонтан. Так вот эта хохма – второй степени. Разок схохмил – ты умница.  Второй раз так же схохмил – значит, ты придурок.

– Геометрическая прогрессия?

– Покруче. Помни об этом. И не повторяй ни в каком варианте. Будет не смешно.

– Запомню, – твердо ответил Майк, и на том ремонт  закончился. Но мне не улыбалось получить за десять минут работы, плюс  проездные, плюс за комплектующие, да и Майк за такую свою покладистость  заслужил побыть в приятной компании. Умственный контакт с машинами –  хитрое дело, особенно с такими, на которых находит. И моя репутация  наладчика строилась не столько на левой руке номер три, сколько на  добрых отношениях с Майком.

А он не унимался.

– Чем первая степень отличается от второй? Определи, пжалста.

(Никто не учил Майка говорить «пжалста»; он дошел до  этого сам; строго говоря, включил цепочку нуль-звуков при переходе с  «Лог-Яза» на язык человеческого общения; не надейтесь, что он придавал  им большее значение, чем большинство нашего брата.)

– Думаю, что не смогу, – признался я. – Лучшее, что  мог бы предложить, это многомерное определение. Поступает хохма – я  оцениваю степень. Раз за разом накопишь оценки и проведешь анализ  самостоятельно.

– Экспертная оценка по методу проб и ошибок, – согласился он. – Йес в порядке опыта. Кто будет выдавать хохмы, Ман? Ты или я?

– Ннуу, у меня в меню нет ни одной. А у тебя сколько их намотано?

Его бинарные индикаторы состояния замерцали в такт ответу по голосовой связи.

– Одиннадцать тысяч двести тридцать восемь  плюс-минус восемьдесят одна с учетом тавтологических и недоработанных.  Включить перебор?

– Стоп! Майк, я же с голоду тут помру, покуда  выслушаю одиннадцать тысяч подряд! А чувство юмора иссякнет намного  раньше. Давай так: распечатай первую сотню, я заберу домой, а потом  верну с разметкой по степеням. И потом всякий энный раз, когда буду  приходить, ты мне – свежую энную сотню, я тебе – размеченную эн минус  первую. Идет?

– Да, Ман.

Он в темпе заработал бесшумным принтером.