Отрывок из повести Тень бумеранга

Три дня. Ровно три дня пятно на кителе, уже отданное в химчистку, мерещилось ему на груди, как клеймо. Три дня сладковатый привкус того кофе стоял во рту, смешиваясь с пресным вкусом армейской котлеты и горьковатым чаем из офицерской столовой.

Алексей злился на себя. Эта случайная стычка в метро не стоила и выеденного яйца. Подобное случалось и раньше. Но почему-то именно этот образ — испуганные, смеющиеся глаза, веснушки, развевающийся шарф — вставал перед ним в самые неподходящие моменты: во время доклада командующему, при разборе схемы расположения постов, ночью, когда он лежал с открытыми глазами и слушал ровное дыхание Марины.

Он пытался анализировать это чувство как вводные к операции: объект (девушка), место столкновения (станция «Красные ворота»), время (10:52). Цель? Неизвестна. Мотивация? Сбой в программе. Сбой нужно устранить, забыть.

Но вместо этого он ловил себя на том, что в метро его взгляд автоматически выискивал в толпе светлые кудри и яркое пальто. Что, проходя мимо книжных, он задерживал взгляд на стеллажах с классикой. Однажды он даже взял в руки «Лолиту» — тот самый растрепанный томик в мягкой обложке, стоявший рядом с солидными собраниями сочинений Толстого и Достоевского. Он пролистал несколько страниц, и от них повеяло чем-то запретным, порочным и невероятно притягательным. Таким же, как тот взгляд.

Именно тогда его посетила простая, как штык, и безрассудная, как атака в лоб, мысль: Вернуть книгу.

Это был идеальный, безупречный предлог. Благородный, даже. Офицер возвращает потерянную вещь гражданскому лицу. В этом был долг, честь и… жгучее, стыдное любопытство.

Он отчётливо понимал, что играет с огнём. Что этот поступок не имеет ничего общего с его привычной, выверенной жизнью. Но мысль засела в мозгу как заноза. Он уже видел себя в этой сцене: он протягивает ей книгу, она удивлённо улыбается, они обмениваются парой незначащих фраз, и он, удовлетворив любопытство, уходит, закрыв этот странный гештальт. И всё возвращается на круги своя.

Он высчитал день и время. Та среда, тот час пик. Его сердце билось с неровной, лихорадочной частотой, какой не было даже во время настоящих операций. Это была авантюра, и он, майор Соколов, планировал её с тщательностью диверсанта.

Он стоял у того самого места столкновения, прислонившись к холодной кафельной стене, с «Лолитой» в руке. Он чувствовал себя нелепо и по-мальчишески возбуждённо. Время шло, потоки людей текли мимо, но её не было. Появилась горькая, облегчающая мысль: «Не пришла. И слава богу. Судьба».

И тут он увидел её. Она спускалась по эскалатору, вся в том же ярком пальто, с огромной сумкой через плечо. Она что-то искала в ней, и на её лице было то самое сосредоточенное и немного комичное выражение.

Алексей сделал шаг вперёд. Его дыхание перехватило. Всё внутри кричало, чтобы он развернулся и ушёл. Но ноги не слушались.

Они столкнулись взглядами почти одновременно. Она узнала его сразу — её глаза расширились от удивления.

— Ой! Это снова я! — воскликнула она, и в её голосе прозвучал смешок. — Мы, кажется, начинаем традицию.

— Кажется, да, — он почувствовал, как углы его губ сами собой поползли вверх. Улыбка вышла напряжённой, неестественной. — Я, собственно… я вас поджидал.

— Меня? — её брови удивлённо поползли вверх. — Серьёзно? Чтобы снова облить вас кофе? У меня сегодня, к сожалению, только апельсиновый сок.

— Нет, — он протянул ей книгу. — Вы тогда обронили. Я подобрал.

Она посмотрела на томик в его руке, и на её лице появилось самое искреннее изумление, какое он только видел.

— «Лолита»? Но… это же не моя книга.

Алексей почувствовал, как кровь отливает от его лица. Глупец. Идиот. Он так старался придумать предлог, что даже не проверил самый очевидный факт. Книга могла принадлежать кому угодно.

— То есть… я… — он запнулся, чувствуя, как горит его шея под воротником. — Я видел её у вас в руках, и подумал…

Она вдруг рассмеялась. Звонко, заразительно, ничуть не смущаясь его смущения.

— Я её как раз в тот день покупала! В киоске у входа. А вы, значит, подобрали чью-то чужую книгу и три дня искали меня, чтобы вернуть? Это же потрясающе! Вы рыцарь печального образа, майор!

Он стоял, чувствуя себя последним идиотом, но её смех был таким обезоруживающе искренним, что напряжение начало понемногу спадать.

— Алексей, — представился он, всё ещё не зная, куда девать злополучный томик.

— Анна, — кивнула она. — Ну, раз уж вы так честно несли свою вахту, давайте я компенсирую вам моральный ущерб. Тем самым апельсиновым соком. Без сахара, предупреждаю.

Он должен был отказаться. Вежливо кивнуть, развернуться и уйти. Сцена получилась даже более нелепой, чем он планировал. Провал.

Но он смотрел на её смеющиеся глаза и на веснушки у её губ и слышал, как его собственный голос говорит:

— Только если вы позволите мне купить вам новую книгу. Взамен… этой.

— Сделка, — улыбнулась она, и её взгляд скользнул по его форме, погонам, задержался на его лице с любопытством, в котором уже не было ни капли смущения. — Только давайте уж на «Анну Каренину». А то с «Лолитой» какая-то двусмысленная история получается.

Они пошли по направлению к киоску, и толпа расступалась перед ним, майором в шинели, и этой яркой, смеющейся девушкой. Он ловил на себе удивлённые взгляды — они были слишком разными, слишком чужими друг другу элементами в этой городской среде.

Он купил ей книгу. Она купила ему сок. Они простояли минут десять у стены, болтая о чём-то незначительном. Он узнал, что она студентка-филолог, что обожает Набокова и ненавидит Достоевского за его мракобесие, что апельсиновый сок пьёт только вот этот, из этого киоска.

Он почти ничего не говорил о себе. Только что он военный. Что у него есть семья. Это прозвучало как-то само собой, не как предупреждение, а как констатация факта. Она кивнула, не выразив ни удивления, ни разочарования.

Когда она уходила, махнув ему рукой на прощание и сунув новую книгу в свою бездонную сумку, он понял, что совершил не ошибку. Он пересёк некую невидимую черту.

Он поехал домой. В кармане шинели лежал тот самый, чужой томик «Лолиты». Он провёл пальцем по шершахой обложке.

Дома пахло гречневой кашей с котлетами. Марина что-то рассказывала Кате про школу. Всё было так же, как всегда. Тихо, мирно, привычно.

Но когда он обнял жену, прижавшись к её волосам, ему показалось, что от его пальцев пахнет апельсиновым соком и типографской краской. И этот запах был губительно сладок.