В сказке Морозко героиня разговаривает с Батюшкой-Морозушкой. Но это, конечно же, вымысел.
Автор: Рина ЭмВ реальности с явлением природы не поговоришь. Снег, ветер или град могут раздражать, или удивлять, жаркий день — нравится. Никто не тратит сильные чувства на капризы климата. А что, если б явление природы имело человеческое тело и способность мыслить?
Как-то раз мне захотелось поразмышлять на эту тему и я написала целую книгу, где главный герой — сущность, не понимающая ни зла ни добра. Он существует чтобы хранить равновесие в мире, не давая ему соскользнуть в пучину Хаоса, а вокруг него люди со своими жизнями и проблемами. Книга называется Чистые души.
Когда искала обложку, вдруг нашла в телефоне случайное фото с прогулки по набережной. И поняла — да вот же она, обложка, лучше не сделать. Нечто, смотрящее прямо в душу.
Книга бесплатна, она находится вот тут https://author.today/work/245600
И немного из 1 главы, если хочется ознакомиться не переходя по ссылке, ниже
Сначала были поставлены стражи между миром живых, миром мертвых и миром не доступным ни живым, ни мертвым. И стали они хранителями баланса.
Затем хранителям был дан устав.
Глава 1 Новое дело.
— Умоляю, умоляю! — рыдал мужчина, стоящий на коленях посреди тёмного, ноябрьского поля, затянутого стылым туманом. — Умоляю, простите! Я всё исправлю, всё! Я всё отдам!
Захлёбываясь слезами, он судорожно оглянулся назад, попытался ещё что-то сказать, но смог издать только стон и вой, полный животного ужаса.
— У-умоляю!
Тот, к кому он обращал свои мольбы не выказывал никаких чувств, его руки были засунуты в карманы черного одеяния, в лице и позе чувствовалось равнодушие и усталость. Наконец от сказал, будто повторяя давно заученный текст:
— Вы были предупреждены о последствиях. Вы были предупреждены, что шанс исправить ситуацию лишь один. Вы отвергли его и теперь уже ничего нельзя сделать...
В кармане затренькал телефон и пробормотав:
— Простите, — он поднес его к уху.
Рыдающий мужчина, весь дрожа, подполз к ногам одетого в черное, снова бросил взгляд через плечо, на клочья тумана, тоненько взвыл и схватился рукой за ботинки.
— Прошу вас, тише. Я же говорю по телефону, — с укоризной сказал его собеседник, прикрыв рукой микрофон. Тот, что рыдал, закивал понимающе, вытер нос и буквально, лицом, припал к его ноге.
В трубке тихий голос прошелестел:
— Ваш номер мне дали знакомые...
Голос был больной, хриплый.
— Говорите, я слушаю.
— Вы же Семён, верно? Мне нужно срочно увидеть вас. Срочно. Со мной происходит... ужасное. Кажется, я скоро умру.
— Я сейчас заканчиваю заказ и страшно устал, — произнес Семён, быстро глянув вниз — там рыдающий вовсю принялся лобызать его туфлю. — Мне нужна небольшая передышка. Обычно я беру перерыв в несколько дней...
— Я дам двойную цену! — пообещали в трубке.
— Дело, знаете ли, не в деньгах...
— Если вы не приедете сегодня — я умру. Не могу объяснить, но я на грани. Дальше только обрыв и тьма.
Семён приподнял бровь, вздохнул:
— Хорошо. Отправьте мне адрес. Я буду у вас... — он огляделся, — Через сорок минут.
Он положил трубку и посмотрел вниз. Там, захлебываясь слезами, второй мужчина всё ещё обнимал его ноги. Семён осторожно высвободился.
— Ну будет вам. Говорю же — уже ничего нельзя сделать.
— У... у... у-умоляю!
— Прощайте, — он перешагнул через рыдающего и полез верх, на холм, туда, где гудела загородная трасса.
Уже на половине подъёма Семён обернулся. То, что казалось голыми, осенними кустами, пришло в движение. Он не стал смотреть, что будет дальше.
Оказавшись около машины, он услышал жуткий вой, но почти тут же все стихло. Семён обернулся. Туман начал медленно таять, клочья расползались на глазах, обнажая голое, вспаханное поле лишенное не только кустов, но и травы. Человек, который оставался там тоже исчез.
Он подошел к машине, отряхнул брюки, с досадой разглядел пятна влаги на носке ботинок, похожие на следы губ. Протер след платком, выкинул его и огляделся. Извилистая лента шоссе, кое-где освещенная фонарями, шла через чернеющие поля. Вдалеке, будто ночное солнце, сияли огни города.
Щёлкнул сигнал сообщения — пришел адрес нового заказчика. Семён забил его в навигатор, потом набрал номер. Женский голос ответил тут же:
— Слушаю, господин. Можно поздравить вас с успешным завершением?
— Безусловно, Ра.
— Тогда с утра я извещу заказчика.
— Не звони ему слишком рано. Сейчас у нас появилось новое дело. Я отправляю тебе номер и адрес. Мне нужны сведения об этом человеке через... — он посмотрел на часы. — Ровно через тридцать минут.
— Но ведь уже поздно и я хотела!... — она тут же запнулась. Семён слышал, она пожалела, едва слова вырвались наружу, но изменить уже ничего было нельзя.
— Я не то имела в виду! — проговорила она. — Умоляю, простите! Ведь обычно вы берете немного отдыха после заказа, и я подумала...
— Через тридцать минут, ровно, мне нужны сведения о возможном заказчике. Через два часа ты должна быть у меня. Все, что приготовила для того, чтоб отпраздновать сегодняшний вечер, ты сейчас же выкинешь. Надеюсь, ты помнишь, что лгать мне бесполезно, для твоей же пользы.
— Да господин, — пробормотала она, но он уже положил трубку.
Через двадцать минут машина Семёна остановилась возле высокого офисного здания в центре города. В окнах еще горел свет, обливая разноцветными бликами прилегающие улицы. Открыв дверцу, он поставил ноги на асфальт и заложил руки за голову, взглядом скользя по фасаду, будто искал что-то в сверкающих окнах. Необходимо настроится. Это всегда требует усилий и концентрации.
Спустя несколько минут пришлось признать — ничего. Окна все так же сияли огнями, холодными, молчащими. Раздвижные двери сходились и расходились, выпуская последние порции клерков. Они проходили мимо, к стоянке, некоторые посматривали в его сторону. От них пахло бумагой, кондиционированным воздухом.
Запищал телефон.
— Господин, я выяснила, что вы хотели. Ваш возможный клиент Роман Никольский, сорок четыре года, бизнесмен. Отец в девяностые занимался криминалом, отсюда был старт деятельности его сына. Роман...
— Ра, мы не используем имена. Называй нового заказчика Р.Н.
— Простите, господин! Р.Н. сохранил связи с криминалом и управленческими структурами, что позволило ему получать все возможные выгоды для своего положения. На сегодняшний день имеет большое состояние, предпочитает жить тихо. Конфликты не любит, славится миролюбием и рассудительным нравом. Перекрестных интересов с конкурентами не нашла, прочих проблем тоже не вижу.
— Семья?
— Р.Н. разведен уже семь лет, с бывшей женой в нейтральных отношениях, имеет взрослого сына, периодически меняет любовниц. Это пока всё.
— Хорошо, — сказал он и выбросил свое тело из машины.
В холле звякнул первый звоночек: светло-бежевая и белая ассистентка, встречала его прямо за дверями с профессиональной улыбкой на лице, но едва глянув на неё, он увидел тревогу. Будто легкая тень, набежавшее облако, едва ли еще осознаваемая хозяйкой, зрела внутри неё. В чем корни этой тревоги? Личные дела, или тут есть связь с заказчиком?
Он избавился от ассистентки возле президентского лифта, любезно вытолкав её обратно в сияющий холл, когда двери уже закрывались.
Кабина медленно скользила вверх и закрыв глаза он пытался слушать. Ничего. Пусто. Никаких сигналов, никаких подсказок. Свет мигнул и будто бы стал тускнеть. Семён поднял голову и вдруг заметил, как по стенам с потолка сочится тьма.
Легкие черные спирали скользили к полу и едва касаясь его, начинали обратное движение. Теперь они свивались в летучие кольца и пушистые черные облачка, постепенно наполняя кабину. Вот они добрались до колен, потом до пояса, потом до груди. Приготовившись он ждал и когда тьма поднялась выше, втянул её носом и ртом.
На вкус она была как полынная горечь. В горле запершило, пробирая до слез. Он закашлялся, выдохнул, горечь осталась на языке, будто прилипла.
Звякнул лифт, двери разъехались и Семён вышел в просторный холл верхнего этажа. За стойкой было пусто — видимо секретарь ушел и винить за это трудно: колышущаяся тьма заполнила тут все. Клочья свисали со стен, сплетались в узоры в углах, колыхались на лёгком сквозняке. Это место было заражено, оно умирало. Он пошел туда, где тьма гуще всего. Только там может быть его заказчик.
Ра сказала, заказчику сорок четыре, но на вид он казался гораздо старше — старик, усталый, измученный и больной. Семён вошёл в кабинет, не дожидаясь приглашения сел в кресло напротив, кивнул и принялся ждать, слушая пространство вокруг. Тьма лезла в уши, в глотку, так плотно, что он едва сдержался, чтобы не закашлять.
Р.Н. молчал. Смотрел из под бровей. Видимо это его фирменный прием на переговорах — подавлять собеседника, навалившись массой своего эго. Семён подумал про себя: даже в лучшее время ничего не вышло бы, тем более теперь. Что ж, пусть себе, раз хочет. Р,Н. видимо понял это, будто очнувшись, кивнул:
— Спасибо, что приехали. Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Что-то покрепче?
Выпить хотелось, чтобы сбить с языка привкус горечи, но Семён только мотнул головой:
— Спасибо, нет. Давайте о деле. Я вас слушаю.
Р.Н. вздохнул и усмехнулся:
— Знаете, я ведь не верю во всю эту мистику. Но сейчас у меня не осталось больше выхода.
— Разумно. Я тоже не верю в мистику.
Вскинув голову Р.Н. поднял брови:
— Вот даже как? Не верите? А ваше занятие... впрочем, не важно. Ну хорошо.
На миг их взгляды встретились, на миг, не более, Семён никогда бы не позволил человеку смотреть ему в глаза дольше секунды. Р.Н. отпрянул, опустил взгляд, приложил руку к лицу, будто потирал ушибленное место. Семён кивнул, у клиента в глубине глаз, под слоем боли, всё ещё светится разум. Это хорошо. Какое-то время у него есть.
— Так что же? Расскажите свою историю?
Её звали Карина, красивая девушка двадцати двух лет. Познакомились на каком-то приеме, где она подрабатывала официанткой. Сперва он думал, это будет очередной роман, сулящий приятное общение, не слишком обременительный. В последние годы он не любил ничего серьезного; и сперва все шло как обычно, а потом он понял, что мечтал о такой, именно о такой! ещё в юности.
— Дело не в её внешности, поймите. Она умела мечтать, с ней было легко, она... особенная, — убеждал Семёна Р.Н.
И всего лишь спустя три месяца он начал подумывать о колечке для неё. В конце-концов, что он терял? Юристы составят контракт. Впрочем, он больше думал, как устроит красивую свадьбу на травянистом, зеленом холме, или на берегу моря, это уж, как она сама захочет. Женщины любят всякие красивости и он собирался дать ей этого с горкой. Пусть войдёт в новую жизнь счастливой и довольной. Они проживут вместе несколько приятных лет. Как реалист он не верил во «вместе навсегда», но если можно откусить счастья, ради чего отказываться?
А она вдруг его бросила.
— Она сказала, — надтреснутым голосом говорил Р.Н и Семён слышал, как тяжело ему дается каждое слово, — что всё кончено. А когда я спросил причину... она ответила... ей пора двигаться дальше. Ммм... м-между нами пропасть — возраст, положение и... она мечтает добиться чего-то сама и...
— Почему?! — выкрикнул он вдруг и крик хлыстом разрезал воздух. Боль Р.Н. ударила Семёна прямо в грудь, он не успел прикрыться — слишком близко сидели, слишком много усталости. Волной боль прошла сквозь тело, отдаваясь в каждой клетке.
— Почему она так поступила?!
Слава свету, второй крик ударил не в лицо, его Р.Н. выдохнул себе же в ладони и тут же надсадно закашлялся, хрипло, страшно втягивая воздух, замолотил руками и слезы выступили у него на глазах.
— Ну всё, довольно, — стряхивая с себя, будто липкую плёнку, остатки этой боли, Семён встал на ноги, нашел в глубине шкафа графины и налил из первого же, немного, в хрустальный стакан. Мельком оглянулся. Р.Н. всё ещё кашлял, ему было не до него. Тогда, вынув из-за пазухи пузырек, он вылил в стакан одну каплю тягучей жидкости. Едва коснувшись напитка, она вспыхнула, будто маленькое солнышко и тут же погасла.
— Выпейте это. Вам станет легче.
Тот не стал спорить.
— А теперь — продолжайте. Пропустите момент с объяснением. Не важно, что она сказала. Что было потом.
Р.Н. удивленно взглянул на стакан, который опорожнил, понюхал и поставил на столик. Продолжил монотонно, глядя в угол:
— Сперва я разозлился и сказал: тебе же хуже, лишаешься шанса устроить жизнь, а у меня таких будет еще много. Стройных, молодых. Потом все стало плохо. Все время тосковал и думал о ней. Дела, алкоголь, другие женщины, ничего не помогало. Становилось только хуже. Я звонил ей, просил много раз, обещал все, что угодно, потом умолял, но...
— Пропустим это, — попросил Семён, видя, что лицо Р.Н. снова наливается краснотой. Странно, он ведь только что выпил с напитком каплю «живого солнца». Этого должно было хватить надолго. Он попробовал заглянуть глубже, внутрь, в самую боль, но не смог — не было сил. Он так устал сегодня!
— Попробуйте вовсе не говорить о ней, хорошо? Дело-то в вас и ваших чувствах.
— Мои чувства... да что чувства! Я умираю. Сперва думал, что время поможет, но стало хуже. Теперь болит уже всё тело.
— Вы были у врача? Я уточняю на всякий случай.
— Да. У психотерапевта и у терапевта. Сдал анализы. Они в пределах нормы... врачи не видят. Всё это бесполезно. Знаете, что внутри меня теперь?! Я сижу на работе и ничего не вижу. Боль рвет на... части. Кашель... я задыхаюсь... чувствую, долго не протянуть, — он втянул воздух и закрыл лицо руками.
С трудом отдышался и продолжил:
— Два дня назад я поехал к одной из ваших... к ведьме.
— Простите, что за ведьма?
— Вам имя нужно?
— Да, конечно. Можно ещё адрес. Чтобы понять, о ком речь.
— А вы всех их знаете? — усмехнулся Р.Н.
— Да, ведь это моя работа.
— Ну хорошо. Зовут Ефросинья, потомственная ведьма, гадалка, что там еще она про себя сказала?... не помню. На Некрасова у неё частный дом.
— Ясно. О чем с ней говорили?
— Почти не о чем. Дала ваш номер и велела срочно звонить вам, если хочу жить.
— Интересно, — повторил Семён.
Ефросинья, потомственная ведьма, ха! В миру Синицкая Елена, и никакая она не ведьма, «слышащая», всего-то. Её дар позволяет копаться внутри человека, как в шкафу. Грубо говоря, она всего-то считывает информацию. Однако даже с этим талантом удается неплохо поживиться.
Мало кто понимает, что чувствует на самом деле. Мало кто вообще понимает себя. Этим она и пользуется. Иногда, не слишком часто, её заносит. К счастью для неё же, она хорошо знает кто такой Семён и стоит ему появиться, идет на попятную, возвращая всё назад, с извинениями. И хорошо зная суть его работы, она никогда не посылала к нему клиентов.
— Она сказала, меня прокляли. Что проклятье... ну, как настоящее проклятье. На смерть. Что это сделали месяц назад. Когда мы расстались с...
— Я понял, не нужно имени, — кивнул Семён. — Что ж, мне всё ясно. Отправьте аванс и данные девушки. Попросите сделать это секретаршу, если вам самому трудно. Берегите себя. Меньше думайте обо всем этом. Я решу этот вопрос в ближайшие дни.
— Хорошо. И что будет? Что вы будете делать?
— Найду того, кто проклял вас и заставлю снять проклятье.
— Вы это можете?
— Это исполнимо, хотя процесс снятия проклятья не всегда приятен для заказчика. Но вы потерпите, потом всё забудете и начнете жить дальше. Ну, держитесь. До свидания.
— Как? И все? Вы уйдете? — Р.Н. поднял голову, с удивлением глядя, как собеседник встаёт. — Разве вы не будете проводить какие-то ритуалы?
— Ритуалы? — Семён фыркает. — Кто я по вашему? Шаман?
— А кто вы, действительно? Ефросинья ничего не сказала. Как называется это, ваше... вы?
— Если называть на человеческом языке, я зеркало, зеркало душ. Поэтому меня и зовут Семён. Семён, как speculum, зеркало на латыни.
— Не очень и похоже, — пробубнил Р.Н вслед.
Весь разговор занял не больше тридцати минут, однако выйдя на улицу, Семён едва добрался до своей машины, открыл дверцу и сел, закрыв глаза. Усталость накрывала его с головой. Да, не стоило ехать сразу после дела. Этот Р.Н. вполне бы дожил до завтра. Однако что сделано, то сделано.
Через несколько минут перед глазами прояснилось и Семен завел машину. К счастью ехать было недалеко. Эту квартиру в новом жилом комплексе в центре, нашла Ра. Последний этаж, панорамные окна, отсюда видно только крыши других домов, и окраину города, поля, нитку реки, лес и звезды.
В гостиной он включил свет, сбросил ботинки и сел на одном из диванов. Щёлкнул пультом. Авторозжиг тут же поджёг заранее сложенные дрова в камине. Другая кнопка запустила тихую музыку. Он еще пощелкал, устанавливая уровень света и пожалел, что нет кнопки, чтобы налить себе напиток.
На полке, отгораживающей гостиную от кухни, выстроились бутылки и кувшины разного цвета и формы, на любой вкус, но добраться до них было совершенно невозможно. Он прикрыл глаза.
Замок щёлкнул и тихонечко вошла Ра. Сбросила обувь, пальто. Глянула на него мельком. Охнув, налила травяного бальзама в бокал, поднесла и поставила на столик, а сама отскочила подальше.
— Подай в руки, — сказал он, приоткрыв глаза.
— Да, господин...
Несколько минут, пока он пил, длилось молчание. Ра стояла, боясь пошевелиться. Наконец он отставил бокал, окинул ее взглядом исподлобья.
— На колени.
Она бухнулась на пол и двинулась к нему.
Когда девушка была уже рядом, Семён медленно приподнял ремень. Взвизгнув, она закрыла глаза руками, но не сделала ни единой попытки сбежать, или отстраниться.
— Ты должна проявить больше энтузиазма. Не каждый раз я наказываю тебя таким способом.
Ра замерла, испуганно на него глядя. В глазах плескался ужас и — смирение. Он отложил ремень.
— Ты собиралась получить удовольствие от еды и напитков сегодня вечером. Ты собиралась праздновать, забыв что ты здесь не ради праздника. Теперь вместо этого ты пойдешь и вымоешь пол в квартире. Потом ляжешь спать у входной двери. И тебе запрещено есть и пить. Даже из мусорного ведра. Ясно?
— Да, господин. Благодарю вас за такое подробное объяснение!
Она уползла прочь, смешно виляя задом. Бедная девочка. Порой, когда усталость брала свое, он чувствовал к ней что-то вроде вполне человеческой жалости.
Когда она скрылась где-то в недрах квартиры, он встал, налил ещё немного травяного напитка и снова сел. Теперь так, чтоб видеть ночной город сквозь окно. Взял телефон. Глаза слипались, но дело есть дело.
Сообщение от секретарши Р.Н. с данными Карины пришло ещё когда он был в пути. Семен открыл его, пробежал глазами данные. Ничего особенного, телефон, адрес, место учебы. Он набрал номер и откинулся на спинку.
К чему он был не готов, так это к тому, что её голос будет таким чистым, полным света.
— Слушаю вас, — сказала она.
— Карина?
— Да, а кто вы?
— Я не займу много времени. На самом деле у меня только один вопрос. Вы не хотите извиниться? Перед Романом Николаевичем?
Он замолчал, ожидая её реакции. Обычно все реагируют примерно одинаково. Но не в этот раз.
— Попросить у него прощения? А вы думаете, это чем-то поможет? А кто вы?
— Почему же не поможет? Искреннее раскаяние всегда помогает, — произнес он.
— Так кто вы?
— Я...
— А, я уже поняла! Вы, его брат, Миша. Да? Знаете, Миша, я ведь уже просила у него прощения и не раз. Прощения просила, объясняла. Он ничего не хочет слышать и от разговоров только хуже. Мне так жаль, что ему больно, но что же делать?
Семен, если б мог, ухом залез бы в трубку. Её голос как мёд с запахом летних трав. Как глоток воды в жару.
— Вам жаль? — переспросил он.
— Конечно жаль. Человек страдает! Вы вот нашли мой телефон и звоните потому, что переживаете за него. Думаете я хотела такого? Но что же делать? Я могу ещё раз попросить прощения, но это ведь не помогает! Может быть вы сможете...
— Вы ненавидите его? — спросил Семён напрямую. Её голос вводил в заблуждение, будто не она виновница беды.
— Господи, да за что?! Мы провели много времени вместе, он ничем меня не обидел...
— Тогда почему вы с ним расстались? Может быть всё-таки обидел и вы его возненавидели?
На том конце провода она сказала:
— Нет, нет. Он ничем меня не обидел. Просто... весной я уеду. Хочу учиться в другом городе, хочу рисовать, хочу быть одна. И ещё, — в её голосе треснула с хрустальным звоном лёгкая грустинка, — Я его просто не люблю.
Глава 2. Смерть.
Устав хранителей гласит:
Хранители должны поддерживать в неприкосновенности границы миров.
Хранители не могут вмешиваться в дела мира живых, либо как-то менять судьбу человека.
Наутро он встал еще затемно. Впрочем, в ноябре каждое утро до обеда бывает «затемно». Уже в прихожей, у вешалки, наткнулся на что-то мягкое. В первый момент решил, это Кусимир уснул в его ботинках, но тут раздался стон и он вспомнил: Ра. Он же велел ей спать тут. Её тело, скорчившееся в клубочек, белело в темноте.
Сдернув с вешалки что-то, он накрыл её. Она схватила его руку и поцеловала.
— Доброе утро, господин.
— Доброе утро, Ра. Можешь поесть и попить. Покорми Кусимира. Я отправил тебе данные бывшей девушки Р.Н, Карины. Узнай все, что сможешь о ней.
— Хорошо. Мы подозреваем её, господин?
— Мы подозреваем всех, Ра. Поработай хорошенько.
Дом на Некрасова темнел спящими окнами. Что-то Ефросиньюшка теперь поздно встает, обленилась. Прежде она вставала до зари, нарабатывала имя.
Теперь перед её домом целая очередь. Люди ждали — кто в машинах, кто в палатках. Особо нетерпеливые уже маячили у калитки, как тени.
Дорогу ему заступил мужчина. В темноте не видно лица, но Семен слышал, как веет от него наглой силой, уверенной, злой.
— Ты куда прешь, мужик? Тут очередь, ваще-то!
— Я без очереди, — бросил Семён. Обычно этого хватало, но мужчина был из шальных.
— А че, проблем у тебя мало, да?
— А у тебя? Проблемы? Зачем к гадалке пришел?
— Не твое собачье...
Худая женщина метнулась из темноты:
— Саша, Саш, не надо! Тут нельзя, она не пустит потом, если скандал! Сашенька, стой.
— А, ты тут из-за жены, — произнес Семён, окинув её взглядом. — Кхм, ясно. Ну Саня, молодец!
— А чего?!
— На гадалку денег не пожалел? А на нормального врача?
Он потерял к нелепому Сане всякий интерес и повернулся к женщине. От неё исходил и страх, и усталость, и надежда.
— Вам нужен врач. На самом деле вы не больны, это только начало. Пойдите к женскому врачу, в платную клинику...
— Да была я! — с тоской воскликнула она.
— В платную, слышите? В бесплатной не делают анализы которые вам нужно. Закажите на все инфекции, на все. Вам дадут результаты и назначения. Пока ещё всё можно исправить, организм вам говорит, что беда только на пороге. Слышите? Лечитесь.
Она потрясенно отступила и отпустила руку мужа. Тот усмехнулся нагло, вызывающе:
— А ты колдун, что ль?
— Тебе зачем знать? Хочешь предсказание? Ну хорошо. Знаешь, почему ты тут всю ночь торчишь? Потому, что в глубине души знаешь — всё из-за тебя. Тамара её зовут, да? А ты зовешь Тамарка?
Худенькая охнула.
— Это от неё ты принес жене болезнь. Болезнь принес, а денег на хорошего врача не принес. Хочешь жить красиво, да не получается, потому, что тупень. Сколько тебе лет? Седина лезет, а всё, как мальчишка, одни мечты и зависть. Молодость за хвост хватаешь? Перед собой рисуешься — я ещё ничего? Ты мышь помойная, таким был, таким и помрешь. Иди-ка сюда...
Он сделал шаг, схватил мужчину за куртку, приподнял и заглянул ему в глаза всего на секунду. Мужчина закричал и бросился бежать по улице, воя и закрывая лицо руками. Далеко он не убежал, врезался в столб, упал и затих.
Семён обвел притихших людей взглядом:
— Кто-нибудь ещё хочет предсказания? Может быть ты? — он повернулся к девушке лет двадцати, которая тут же метнулась в тень. — Я могу тебе сказать, что будет, если ты закажешь приворот на своего женатого любовника. Ну что? Не хочешь?
Люди отходили, прятались, шептались. Несколько машин завелись и начали разворачиваться. С крыльца, через палисадник к нему бежала Елена — Ефросинья, распахнула калитку, поклонилась в пол:
— Батюшка мой милый! Ты зайди, ты не гневайся! Будь гостем, господин мой драгоценный, только не губи!
— Садись, батюшка! Не гневися! Ох, грехи наши тяжкие!
— Лена, что с тобой? Ты ударилась в старославянство что ли?
— Ох, простите, господин, привычка. Я для атмосферы использую, людям нравится. Я ведь стала Ефросиньей!
Семен промолчал. Она мялась смущенно.
— Что с тобой, Лена?
— Я привыкла, что вижу вас только когда в чем-то виновата. И теперь мне очень странно с вами вот так разговаривать, когда ни в чем не виновата, — она усмехнулась тонко и прикрыла рот ладошкой.
— Веди себя хорошо и будет нечего бояться. Перейдем к делу. Итак, Роман. Твой клиент, которого ты отправила ко мне. Расскажи.
— Хорошо. А можно мне сесть?
Семен кивнул:
— Ты у себя дома и не в чем не виновата. Веди себя естественно.
— Спасибо, господин. Так вот. Клиент. Он пришел три дня назад. Молодой, но больной, очень больной. Я посмотрела, сперва подумала, какая-то человечья болезнь. Хотела, скажу вам честно, сперва его «помотать». Помотать, это у нас называется, когда мы заказчику не говорим всей правды, понемногу цедим, денежку вынимаем, побольше. Ну, вы знаете... не раз вы меня за такое... ладно, не о том. Я ведь на него как глянула — деньгами воняет! Ох ты божечки, аж в глазах темно от деньжищ стало! А мне так нужны деньги! Вот, посадила его, сделала вид, будто гадаю, да карты раскладываю. А сама думаю, как к нему подступиться, чтобы денег слупить, да и поглядываю, что там у него болит-то. И увидела! Ох, боже. Вы же видели, да? В груди?
Семен помотал головой:
— Я не смотрел.
— Ну как же?! Там у него алый шар размером с яблоко. Был, три дня назад. Я как увидела, поняла, помотать не выйдет. Он же не жилец уже. Ну, я для порядка спрашивала про врагов, говорила всякое, а сама на этот шар смотрю, не могу оторваться.
— Проклятье?
— Проклятье, да какое! Говорю же — алый шар с большое яблоко. По краям пульсирует, как сердце, бьется, истекает соком и сок этот всюду разносит, от него бедняга и горит. А когда шар этот ещё разрастётся, задавит во сне, или даже не во сне, это уж точно, — проговорила она поежившись.
— Кто у нас, поблизости, может наложить такое?
Она мотнула головой:
— В том-то и дело, господин, что некому. Я ведь потому его к вам и направила, что не понимаю кто. Все эти дни думала, гадала, ничего не пришло в голову. Кто вот? Светлана? Где ей! Инфарит? Григорий? Не смешите меня! Тоже не смог бы. В том-то и дело, что оно самое совершенное из всех проклятий, какое я видела. Налитое, ясное, багряное, как сердце звериное. Растет само по себе, питается силой жертвы, травит ядом. Ничто его не возьмет. Клянусь вам, я побоялась бы его коснуться. Нет, у нас такое сделать некому. Некому.
Семен встал:
— Ну, положим, ты можешь и преувеличивать.
— Только если капельку.
— Знаю я размер этой капельки.
Она потупила глаза:
— Простите, господин, я ведь привыкла с клиентами преувеличивать. Но тут, вы же видите, не много и добавила.
Когда он уже был у двери, Елена сказала:
— Ах, да! Вот ещё что: как ему ни приходилось вспоминать об той девушке, на которую он думал, проклятье внутри прямо заходилось! Мне казалось, оно рвалось к его сердцу! Я ведь пожалела его, дала зелье живого солнца. За денежку правда...
— Что? — теперь Семен развернулся и уставился на нее. — Ты дала ему живого солнца? Когда?
— Разве ж его запретили? — она отпрянула в испуге.
— Когда ты дала ему солнце?
— Да вот, ровно три дня назад. А что?
Несколько мгновений он морщил лоб. Зелье живого солнца простое, но мощное средство. Это концентрированная энергия, сила, которая дает даже умирающему немного времени. Действует средство сразу и сохраняет свой эффект несколько дней. И если Елена давала Р.Н. живое солнце, он должен был быть в полном порядке вчера. На миг он вспомнил худое лицо и измученный взгляд. Если живое солнце дало ему так мало времени...
Ссылочка на книгу, если понравится, не стесняйтесь ставить лайк!