Равноденствие

Ныне осень в своем полновластии. Важный день для любителей туманных тропинок, мрачной атмосферы и чего-то жуткого, растворенного во влажном воздухе. 

...День и вправду выдался непогожий, как и все с начала месяца. Капли шуршали в кленовых кронах, подернутых тусклой желтизной, скатывались по еловым ветвям, повисали на паутине, поили сморщенное разнотравье: пижму, вереск, медуницу. Осень...морось да туман над полями. Старая дорога на Бьюльге змеилась и петляла, огибая колючие овраги и серые щербатые утесы, но куда бы не заводила - пейзаж оставался одним и тем же: размазанный простор, опавшая листва и холодный камень. Вот и скирды лежат, деревушка где-то рядом, дымом пахнет над посевами.

Жижа под копытом сделалось редким собеседником человека в седле. Сентябрьская грязь отвечала причмокивая, так ей нравились его общество. Бывало, под вечер это причмокивание становилось таким явным, что всадник волей-неволей задавался вопросом: не голодна ли?

Летом тоже случались грязи, а минувшим летом - особенно часто. Дороги размывало так, что по четыре дня с места не сдвинешься. Но та летняя грязь звучала иначе, умнее что ли... Солнце ее оживляло. А эта только причмокивала в тишине, тупая и прожорливая.

Вкруг птичьей головы растеклась кровь. Человек в седле пригляделся внимательнее: ворона была хилая, похожая на едва оперившегося птенца, хотя к концу Месяца Последней Жатвы те давно покинули гнезда, научившись летать привольно. Такие-то крикуши облепили деревья, желая укрыться от ненастья, и хотя видно было малую часть, хрипатое многоголосье выдавало стаю числом под сотню, а приглушенное влагой эхо множило ту сотню на два.

Пока вороны переругивались, выше них над сосновыми зубцами молчало холодное небо. Человек в седле хорошо научился понимать это молчание.

Осеннее небо молчало о многом.

О том, что времени до зимовки осталось мало, и нужно поторапливаться, чтобы не умереть от холода.

О том, что призраки хвори бродят рядом, меж темными силуэтами скирд, по сырому лесу. Бьющиеся в лихорадке тени, бледные, покрытые испариной, выдыхают перепрелый воздух, особенно медвяный близ диких яблонь, пока тело человека ежится под намокшим плащом. Он чувствовал это дыхание и знал, что под таким небом лучше бы его не чувствовать вовсе.

Ещё молчало оно о том, что дни становятся короче, неуловимые, унылые, а ночи - длиннее, густые и вязкие, как чавкающая грязь. И темнота становится другой, и увязнуть в той темноте проще, чем в грязи. Пролетело Равноденствие, просвистело ветрами, разметав лист кленовый и березовый. Крестьяне засеяли озимые. Здесь, на севере, в Излебском Краснолесии, все делалось раньше, ведь когда приходили вязкие ночи, со двора надолго выходить не следовало.

Оно, рваное небо, о многом ещё молчало, и среди всех его молчаний было то особое, которое всадник понимал хуже других, улавливая только оттенки смыслов. Было там что-то о дороге, по которой он тащится третий месяц, о том, что дорога эта - ломаная линия. А ещё об озёрах, в которые нельзя заглядывать, потому что отражают они не небо, а находящееся за ним.

Разговаривая с грязью, человек старался лишний раз не слушать осень, думая прежде всего о насущном: где бы найти приют...

Краснолесие. Небосвод Лебедя - Ян Данилов

Читать неспеша, с чувством. Идеально в домике у леса под шум дождя. Русский гримдарк на стыке с хоррором без вульгарщины. Для любителей вирда: Артура Мейчена, Томаса Лиготти и других похожих авторов.