Маленькая попытка написать роман за месяц Глава 7

Круг седьмой. Второй апостол

или

«С какого считали?»

Я целую твой жуткий шрам –

Протянулся ото лба к ушам,

И от мокрых твоих волос

Пахнет смесью молитв и роз.

Ферестан Д’Лекруа, Голос последней парты

Бойся Бога – он не простит, 

Если сам не попросишь.

Бойся данайцев – по скромности редкой,

Они не попросят данайцев бояться.

Бойся апостолов – пусть их двое,

Откуда же знать с какого считали.

Бойся себя – не увидеть в зеркале,

Кровь на вкус чуть солоней железа.

Бойся не опоздать на последний поезд,

Если ты в повести «Убийство в экспрессе».

Бойся остаться один без пары,

Если Ной покупает доски.

Бойся, что Гору заменят скалы,

И крест поменяют на орла и гвозди.

Илларион Надеждин, Бойся

«Кали-Ола». Город №3. Высший арбитражный суд еврозоны. Ступени храма правосудия

– Ну ты и опостол. Опять ко мне?

– В русском языке это слово начинается с «альфа», в смысле с буквы «а». 

– Нет, ты именно, что опостол. Опостылел, как не знаю кто. 

– Апостолы Слово Его несли и дело. И я вот несу Дело. Из суда. Как заказывали, – Александр Северный отдал свое дело уполномоченному по правам предпринимателей.

– Решение так понимаю, вынесли уже, третий раз и все одинаковые. Апелляцию сможешь подать только в эту же инстанцию. На что вы надеетесь, господин Северный?

– А это вы мне скажите, на что надеяться: справедливость правосудия или божью милость. 

Уполномоченный быстро пролистал увесистую папку, ознакомившись с последними «новыми» листами.

– Скажем так, перед подачей апелляции, загляните сначала в храм. Помолитесь, говорят – помогает в наши дни.

Александр Северный, называемый куда чаще своими сотрудниками за глаза Север – «характер нордический, стойкий и слишком холодный для общения с людьми»… Александр шел из суда. Три года, как «Лексбери-Сити» отобрала его офис под нужды корпоративной столовой, три года судебного ада. Три круга пройдено, сколько там всего? По Данте: девять. Только нет стольких инстанций под его дело. Максимум еще одна апелляция и все. На все воля Божья. 

После терактов ИГЛЫ, с тараном машинами еврочиновников, вокруг правительственного сектора образовалась километровая пешеходная зона. Магнитки и подвесные трассы сняли. Теперь до машины, на платной стоянке, приходилось идти минут пятнадцать, с парой остановок на проверку документов. Зато безопасно. 

– Новости последнего часа.

Ничего.

Александр постучал по уху: имплантат опять сбоил. Последнюю неделю были шумы и голоса, что он там ловит? Переговоры по скайпам? Небесные голоса?

Тшш.

Новости Земли: за последние трое суток медицинские учреждения по всей Земле фиксируют бум детской смертности. Более трех тысяч выкидышей, преждевременных родов и 314 смертей младенцев в первые сутки после родов. Ученые ищут закономерность и возможный вирус, поражающий плод и новорожденных. В Еврозоне объявлено особое положение во всех родильных центрах. #варфоломеевыдни 

Новости ближнего космоса:на станции «Иллизиум»произошел теракт. Уничтожены сектора с оборудованием дальнего обнаружения, приемные антенны внесистемники и информационного обмена с краевыми телескопами. Еврокосмос связывает происшествие с незаконным проникновением на станцию двух неопознанных личностей накануне теракта. ИГЛА, запрещенная на территории Еврозоны, взяла на себя ответственность за теракт. #deadspace  

Новости дальнего космоса:Еврокосмос и КВК[1]опубликовали на официальных сайтах отчет об итогах колонизации внешних систем за трансионный цикл (5 земных лет, примечание главного редактора). Согласно отчетам: соотношение успешных новых колонизаций и потерянных колоний 5 к 3 и на данный момент составляет 35 новыхколоний, доступных для посещения и заселения по программе «Циолковский. Колыбель 3». #землянерезиновая #исход       

Бросить все и улететь?  Два с хвостиком года киберсна, меньше, чем судебный ад. Два года и любая территория для освоения, если колония не под куполом. Посмотреть статистику и убедить жену. Всё равно работает безвылазно на Юпитере. Разницы и не заметит. Два года до «Полярной звезды», символично, почти поэма выйдет. Север улетел на Полярную. И не увидеть, как Господь придет судить…

Этот голос давно в моей голове. Принимаю его за собственные мысли. Жена называет: жаждой странствий. Тоже мне герой мономифа. 

Шаг. Шаг. Свернуть на «Зеленую», идти аккуратно, мимо памятника «часам». Ядерным часам, чьи стрелки теперь отсчитывали следующий круг: уже на половине двенадцатого. Свернул и врезался в толпу зевак. На что вы там смотрите? Авария? Только откуда тогда этот церковный хор?  

По залитой солнцем улице «Зеленая роща» следовали в  два ряда и пели древним знаменным распевом погребальные молитвословия человек тридцать с лишним. Кто-то из прохожих остановился и вгляделся в чудо-поход монахов. В них самих. Все черноризцы обрызганы кровью и покрыты ранами. Там, где они ступали по оставшимся от утреннего дождя лужам – по воде не расходились круги. Один из монахов почти выбежал вперед строя и стал зачем-то окликать братию поименно – при звуке своего имени каждый брат кивал головой и перекрещивался. 

– Тит!

Поклон и крестом осенили себя священноинок.

– Схимник Тихон!

Поклон.

– Инок Геласий. Инок Серий! Инок Савва, инок Конон! Инок Сильвестр!

Поклон за поклоном. Хор не стихал.

– Инок Киприан, инок Пимен, инок Иоанн, инок Самон, инок Иона, инок Давид, инок Корнилий, инок Нифонт, инок Афанасий, инок Серапион!

Голос монаха называющего имена приглушился и снова взорвался десятком имен.

– Послушники Афанасий, Антоний, Лука, Леонтий, Фома, Дионисий, Филипп, Игнатий, Василий, Пахомий, Василий, Феофил, Иоанн, – на Иоанн сразу двое поклонились, в то время как Василии явно различали кто из них первый, а кто второй Василий. – Феодор, Иоанн (и снова два поклона).

 Уже через две минуту вся братия скрылась за поворотом, свернув с Зеленой рощи на Воскресенскую, при этом тихие отголоски погребального напева еще долго носились в воздухе, как ласточки перед бурей.

– Черт, они не отражаются в цифре! – девушка рядом, чертыхалась, уставившись в древнюю цифровую мыльницу. 

– Что у вас тут?

– Вы разбираетесь в старой технике? У меня раритетный SONI 2018 года.

– Я разбираюсь в чудесах.

– Очередной пророк? Как вот эти, прошедшие?

– Простите, как к вам обращаться?

– Мариэл.

– Я владелец фирмы «Мир Фантастики». Когда-то мы выпускали журнал, а теперь занимаемся спецэффектами. Если ваша мыльница не взяла их, значит это проекционная голограмма. Расчет на современное оборудование зачастую подводит чудоделов в реальных условиях. Позвольте фотоаппарат. Можно проверить: если при просмотре видео есть рябь вверху или одна линия с сепией на фотографии, то точно проекция.

– Вот.

Фотоаппарат попал в руки Севера. Действительно старая вещь. Одни кнопки, даже без модной в то время и ошибочной в таких устройствах технологии интерактивного экрана. Вот фотография, вот видео. И ничего. 

Только легкий, как звон колокольчика на дереве в дальнем лесу, смех. Знаток чудес, над тобой смеются? И девушка симпатичная. Моргнуть двумя глазами, ага, снимок сделан, потом в сети найдем её аккаунт. Жена не простит. Боже, прости за мысли греховные. Но Бог не простит. И снова колокольчик-смешок. 

Фотоаппарат он отдал вместе с визиткой – тот еще раритет в руке любительницы старины. И быстро уйти, дабы не показаться навязчивым любителем знакомств на улице. Да, да, даже в другую сторону, от стоянки машин. 

Толпа расходится, смотреть было больше решительно не на что. Черт. Влетел в двоих и на удивление их говор, не оказавшийся руганью, был понятен. Точно не один из языков еврозоны.

– Ты ищешь бога, преклониться? 

– Я ищу бога, что бы убить, он мне задолжал. 

Мимо пары мужчин, больше всего похожих на любовников, прошла русая девушка в розовом пальто, ворча почти мужским голосом: «Почему-то я не вижу неба, толи летаю выше него, толи у меня зрение плохое».

– Вот этот возможно. 

– Точнее, Грег. Это третье чудо за двое суток. Успеха гонок за чудесами пока ноль. 

– Нам на это указал твоя любовница, Саш. Я бы действовал иначе.

– Видел я, как ты действуешь. До сих пор перед глазами этот кадр, четыреста раз его смотрел: младенец тянет к тебе пальчик, ты протягиваешь к нему руку. А дальше почти живая икона сменяется кошмаром всех верующих: так ухватить ребенка за руку, а потом вынести, держа за ногу к верху тормашками из храма и бросить в толпу, как куклу. Минимум перелом ключицы, максимум смерть.  

– Хватит, мне даже зеки это припоминали. Из-за меня ввели новую статью в первую конституцию евритов: «Покушение на чудо». Вон он уходит, а Харон мне подсказывает, что он одержим. Только не знает кем. Наш клиент? И с девушкой что-то не так было.

Начался дождь. И шумы в голове усилились. Звон, звон, звон. Араб, предложивший свои услуги таксиста, на отказ, выругался на своем родном. Так я выяснил, что значит эта вечная их ругань: «Чтобы Аллах поимел тебя». Раньше не думал лезть за этим в Турс-переводчик, теперь пришло само.

Звени, звени златая речь…

Это в машине, на одной из волн некто на языке мертвых читает стихи. Понимаю, не нужно смотреть на строчку перевода. Просто понимаю. И опять барахлит имплантат. 

До бывшего офиса доехал за час, даже на часы смотреть не приходилось: дорогу знаю давно, а время отмерял по количеству своих чертыханий в пробках. Трижды чертыхнулся: час прошел. 

Вот эта улица, вот этот дом. Маленький небоскреб главного офиса «Лексбери-Сити» на Земле. Две сотни этажей, из которых только пять некогда принадлежали корпорации. Я работаю у подножия «Темной башни», раньше мы так шутили всем коллективом. Теперь цикл судов за отнятые метры, требовал роландова рога, для своего прерывания. Само здание корпорация перестроила, создав стеклянную розу-воронку вместо моноблока верхних этажей.

Почему сегодня именно сюда? Да еще и вечером. Дойти до опечатанной на все годы суда последней «своей» каморки на третьем этаже, забрать вещи. Пару высохших ручек, фотографию жены, еще «земной», и книги. Книгу и пару подшивок выпускаемого когда-то журнала, сшитых вместе под толстой книжной обложкой большого формата. Есть даже раритет, первый последний бумажный журнал, датируемый декабрем 2018 года.

Идти пришлось сквозь еще работающую кухню и столовую корпорации. Через центральный вход не пустят. Решение суда о моем не допуске в здание в силе с момента вынесения и даже на время апелляции. 

Со двора «темная башня» не казалось такой и темной, и башней. Паршивая дверь, хлипкая, этакий эквивалент антибезопасности, по сравнению с бункером центрального входа. Это и понятно, про бункер, выходящий ровно на площадь Четырех. Митинги и шествия не оканчиваются раздачей цветочков, даже на Рождество. А страховка за разбитые окна в этом городе почти сравнялась со стоимостью покупки новых окон.

С осеннего дождя войти в кухню, как в сауну. И тут же натолкнулся на поваренка: немного темнокожий парень, может потомок сирийцев в Европе, жаловался товарищу на своем языке. 

– Я в семинарию поступал дважды. Первый раз вступительные экзамены завалил. Второй раз отчислили со второго курса. Два раза подряд не смог сдать догматику и библеистику, – повар всхлипнул, но слез не проронил. Казалось, ему было смешны эти неудачи в его жизни.

Черт. Какой язык? Вот какой?

– На каком ты говоришь? Ты меня понимаешь? – лишь бы не показаться радикалом, мягче, Саш, мягче. И руку повара отпусти. 

– На родном, – это уже ответ на немецком.

Черт с ним. Скорей подняться в офис.

– Опять пошел пылью своей подышать. Говори на принятых здесь наречьях. В городах много радикалов, а за иврит от патруля Верных можно и живым не уйти. Да и я твой арамейский плохо понимаю. 

Повар согласительно кивнул старшему товарищу и принялся за чистку картофеля.

Без лифта. Лифт на ремонте, значит идти через зал для VIP-персон. Это сложнее. 

Так, раз, два, три, дверь отвори. И быстрым шагом через залу, пока не остановила охранка. Здесь сегодня людно: приём того главного акционера что ли? Гиль, Галь… бывший японец, не разделивший судьбу остальных – жизнь в поясе и паре дальних колоний домашней системы. 

– Молодой человек, сойдите с моей ноги.

Ой.

– Простите.

– Бог простит, а я на вас зла не держу, – мужчина, чье лицо не сходит с галографов уже неделю, вежливо хлопает меня по руке и идет на встречу к японцу. 

Меня тут же отодвигает от пострадавшего двое телохранителей, и закрывают его спину своими тушами. Где вы раньше были, друзья? Вот уж теперь мне не видать своего офиса, даже если конец света заставит плюнуть на судебные тяжбы великих мира сего.

Зал пересек. Еще на этаж выше. Снять печати с двери, и так уже отходящие за три года. 

Шаг в темноту, где знаком каждый кубометр воздуха. Прежде чем рука нашарила на стене выключатель, свет сам зажегся…

…часы. Космос. Часы. Космос – часы. Сколько не смотри на звезды – они лишь россыпь бисера, метаемого перед свиньями. Свиные рыла копошатся на Земле, они садятся в ракеты и улетают к звездам. К четырем крупным звездам: 12, 3, 6 и 9. И центр, без стрелок, если не смотреть на расползающиеся пути от ракет, несущих свиней. Центр сияет самым тусклым светом, но он кажется огненесущим по сравнению с бисером крошек звезд, остальных песчинок вселенной. Тут должен быть мой стол, стены, включатель. А я вижу звезды. И слышу колокольный звон. И над звездами четырьмя есть ангелы, раскрывшие крылья свои. И знаю я: все они потеряли доверие Его. Вижу четырех зверей: вол, исполненный очей, лев… и одно из них смотрит на меня моими глазами. Моими. Поддернутыми хмарью. Вот туманится космос, обращаясь в серо-молочный тоннель, и вижу сквозь пелену сотни дверей идущих во все стороны. Но только четыре открыты мне: и связка ключей от них повисла на пальцах моих. И слышен мне колокольный звон, столь мощный, что я ищу взглядом эти колокола и не нахожу их. Голова раскалывается. Голова расколота: и выходит из меня зверь небесный, а из него снова я. И знаю: идти надо: те, кто зверем входит в человека, а человеком из зверя, уже идут впереди…

…я ищу взглядом часы на своей руке. Их нет. А вот пальцы упираются даже не в стену: в сантиметре от выключателя, прибитая к стене моя личная Книга, подаренная еще бабкой в детстве. Однажды я выучил её наизусть, на спор – за прибавку к зарплате. Тогда еще не был главным редактором. И я не он теперь. 

Кто с тобой такое сделал, Боже? Или мало гвоздей в теле твоем? Гвоздь проткнул насквозь, вбитый почти посредине обложки, чуть правей от меня: проткнув рану сердца Христова на распятии. Моя рука уперлась точно в Книгу. Пытаюсь снять её – гвоздь шатается, но не идет, ни туда, ни обратно. И тогда я целую обложку: ровно лоб Распятого. И Книга слетает с гвоздя, падая мне в руки. Жар исходит от неё.  

Александр Северный выбежал на улицу, на ходу почти сорвав с петель и без того держащуюся на честном слове дверь.

– Стой! – парнишка-повар практически соткался из нечего в дверном проеме. В руках он держал алюминиевую кастрюлю с мыльной водой.

– Чего тебе? – чуть не сказал «бродяжка» – внешний вид парня стоящего в дверях был откровенно жалок. Заляпанный и местами дырявый белый фартук поверх, кажется, давно потерявшей свою стерильную белизну фирменной формы повара «Лексбери-Сити».

–У тебя времени нет ,– парень посмотрел точно в глаза недоумевающему Северу.

– Ты часы забыл, – и легкий кивок в свою кастрюлю.

Александр вгляделся – на почерневшем дне лежали его наручные часы. Точно его. С золотым сечением поперек всего циферблата.

– Лови!

Вода из кастрюли вырвалась потоком брандспойта, окатив Севера от груди до самых пят, и чудесным образом часы, утянутые этим потоком, повисли на куртке, зацепившись металлической пряжкой за нагрудный карман.

– Furiosus! – Александр не узнал свой голос. Нет, голос, интонацию, смысл слова ему был понятен. Но сам язык!

– Иди, иди и не греши, – повар развернулся и, держа кастрюлю только за одну ручку, захлопнул за собой дверь свободной рукой.

Бизнесмену хотелось показать ему вдогонку фак или что-то понеприличней, что-то забытое из детства. Да, именно детская обида клокотала в груди чугунным тазом, призывая: обидь в ответ, так сказать замочить за замочить. Только вода остудила Книгу, заткнутую за пояс за спиной.

Секунда. Слова пришли сами: «Отче наш…»

И не хотелось дойти до машины и достать пистолет или шокер, а затем напугать, проучить вздорного поваренка.

Мимо на бреющем пронесся государственный флаер, на столь низкой высоте поднимая айро-двигателем настоящие волны в дорожных лужах. Одна из волн накрыла Севера, повторно дав возможность охладиться.

– Черт!

Молитва на губах сорвалась.

В ответ на призыв – одна из многочисленных водосточных горгулий с козырька крыши здания соседнего с офисом «Лексбери-Сити» – плюнула струйкой пережеванного ей дождя. Попала. На Александре Северном не осталось ни одного сухого места.

Спина в грязи. Грудь и ноги в мыльном растворе. И с волос стекает пропахшая птичьим пометом жижа.

Бизнесмен бессильно развернулся в сторону противоположную стоянке флаеров и пошел к своей машине. Медленно, с каждым шагом норовя поскользнуться или просто бессильно грохнуться на колени.

Сегодня и сейчас его шагам вторил молебен из далекого храма на главной площади. Сегодня и сейчас Александр различал слова на всех языках, в унисон творящих свой требный молебен. А завтра он донесет эхо этого колокольного голоса к звездам…

Во имя Отца, Сына и Святого духа. Аминь.

Бежевая туманность, закрывшая шапкой смога город, сочилась на улицы города. Смог изредка прокалывали своим светом звезды и мигание спутников и заходящих на посадку космолетов. Небу было интересно подсмотреть под крышку гари, коей укрылись эти странные человеки, постоянно жалующиеся на смоляные небеса и сами делающие их таковыми. В колодец очередного прокола в смоге показались головы двоих: седая шевелюра с одной черной прядью, принадлежащая усталому человеку без возраста, и прическа, подошедшая больше рок-музыканту, но носимая великим преступником, Иродом без царства.

– Он поехал в космопорт. Будем брать? – Шумаев взялся за крест на шее, тот предательски висел посередине, не давая ответа. Грегор сверился с лежащими у него на ладони серыми камешками, на вид рунами.

– Пусть едет, Саш. Он действительно одержим.

– Тогда получим второй «труп» и ноль зацепок, – Шумаев плюнул под ноги и пошел к своему всестихийнику. 

– Это ты, с какого считаешь? Одна зацепка уже есть, его путь. Он контактировал с Ним. Саш, он одержим Богом. 

[1] Комитет Внешних колоний.

Примечание Фаулера