Когда персонажи вырывают перо из твоих пальцев
Автор: Константин Лапенко«Сценарист — это бог мира. До первой капризной реплики персонажа.
Дальше он становится просто летописцем чужой воли».
Иллюзия контроля
Я открываю редактор, раскладываю карточки сцен по актам, прицеливаюсь в красивую драматическую дугу — и ровно в этот момент кто-то внутри текста тихо постукивает кулаком в стену. «Пустите, мне здесь тесно». Через пару часов вся конструкция выглядит иначе, а я сижу, как архитектор, обнаруживший, что его чертёж сам себе достроил ещё два крыла.
Пёс, которому мало рыка
В работе над «Разделенными» я задумывал одного из персонажей этаким «немым камертоном» Нижнего мира: едва родившись — брошен умирать на свалке, подобран и вскормлен собакой, наблюдает, цепляется за жизнь, отражает жестокость Абисса. У него даже имени своего нет, ибо некому его назвать (поэтому просто Пёс, а вообще, Серафим). Но стоило прописать пару сцен со щенками, как ребёнок-маугли шагнул дальше:
- Пёс — он пытается быть как другие. Рычит, лает, кусается двумя зубами, понимая, что уступает «братьям»-собакам во всём, прежде всего в скорости роста, силе. Но проявляет ловкость и изобретательность, находит «железку», без колебания защищает Слабого — щенка с парализованными задними лапами от крысы-мутанта так, отстаивая своё право на жизнь так, что у тестеров уходит дыхание; все механики эмпатии вспыхивают разом.
- Человек — пока мы спорили, нужна ли вообще детская речь в Акте I, мальчик самостоятельно «выдал» первую осмысленную фразу в прототипе сцены «Есть и стать». На вопрос странного незнакомца: «Как тебя зовут?» Он ответил: «Звать. Зачем? Я — есть» (имея в виду, что вот он), что совершенно восхитило местного бомжа-философа, уловившего в сломанной фразе глубокий метафизический смысл: «Верно. Ты есть. А еще ты можешь стать». Вся группа QA записала в комментариях один и тот же вывод: «Уже поздно делать его немым. Но… Кто научил его первым словам?».
- Открытие речи — что ж… отмотаем назад и добавим несколько сцен. Допустим он находит…
Колобка, сломанную говорящую игрушку и… учится у нее первым словам. Сначала попросту подражая новым прикольным звукам, затем повторяя их осмысленно. Просто потому, что нравится как они щекочут нёбо. Повторяет коряво, проглатывая звуки, переставляя слова местами. Но настойчиво. Потому что человеческое в нём зудит и требует выхода — тесно ему на четвереньках. А когда игрушка заглохла — обнюхал, учуял кислый запах внутри, вскрыл брюхо, увидел окислившиеся батареи. Вспомнил, где видел на свалке такие же «блестящие» — сообразил чем её «покормить». И игрушка ожила. Представьте восторг!
Этого никто не планировал; мне пришлось срочно вписать навык «Простейшая инженерия» и открывать мини-дерево крафта. Потому что видите ли у парня проснулась тяга к технике!
Так у героя появился собственный вектор: от рыка к слову, от инстинкта к изобретению. Мне остаётся только обозначать checkpoints — а он сам выбирает тропинки между ними и то, как он придёт к планируемым рутам.
Рафаэль: мрамор, в котором растут трещины
Сын Дома Аквилон обязан был быть идеальным постер-боем Экзельсиума: властный взгляд, безупречная осанка, белая тога, блеск этикета. На деле:
Стигматы и зеркала — как только мы ввели короткий багровый сон в прологе, стало понятно: Рафаэль с детства начал «видеть» трещины в мраморе, слышать шёпот из электрического креста и ставить под сомнение герметичность Империи.
- Бунт против протокола — на уроке логики он должен был согласиться с постулатом о «чистой истине», чтобы заработать политические очки. AI-тест Рафаэля упрямо выбирает «Возразить» 78% раз. Пришлось отложить получение бонуса репутации и открыть скрытый флаг «Сомнение», который теперь влияет на всю будущую ветку Сената.
- Эмоциональный резонанс — раньше мы считали, что флэшбеки с Серафимом начнут мелькать только в Акте III. Рафаэль «вытянул» их в середину II: во сне он видел горящие трущобы Абисса, которых по сценарию ещё не посещал, а в зеркале — своё отражение. Непохожее на него. И похожее… Игровой движок воспринял это как сигнал, и пришлось экстренно пересобирать таймлайн пророческих видений.
В итоге Рафаэль уже не «золотой мальчик» и «наследник по умолчанию», а потенциальный катализатор реформ — или катастрофы, если дело так и дальше пойдёт. Коридоры Сената заскрипели раньше срока.
Что это меняет в дизайне книги-игры
| Была идея | Персонажи сделали | Как подстроились мы |
| Линейная арка обучения: Серафим — моторика, Рафаэль — риторика | Серафим нашел «учителя»человеческого языка и начал чинить технику, Рафаэль — спорит о догмах с профессорами | Ввели персонажа Круглый — умную игрушку, добавили ранние мини-ветки «Инженерия» и «Диалектика», заодно раскрывающие лор. |
| Тихий пролог без стресса, но с атмосферой и глубиной | Рафаэль-император испытал не просто стигматический приступ, а реально убил себя, вынося приговор брату и тем самым запустил протокол Σχίσμα-разделение | Добавили стигматы с детства, дежавю и сценарий «Др.Джекилл и мрю Хайд», механику «Стабильность сознания», усилили символ Σχίσμα, ставший красной нитью, сшивающей все страдания Рафаэля с метаниями Серафима, добавили синтетический ген |
| Флэшбеки в Акте III | Братья установили контакт и «увидели» друг друга уже в Акте I, а в Акте II усилили связь | Переместили зеркальную сцену, Добавили сценарии «Сброс», «Golden dog» и «Принц и Нищий» |
Уроки, которые мы вынесли
- Делайте систему чуть шире замысла. Когда персонаж «ломает» сцену, это не баг, а стресс-тест повествования.
- Слушайте метрики, но доверяйте интуиции. Если 80% тест-проходов упрямо выбирают невыгодный вариант — значит, именно там прячется живой конфликт.
- Оставляйте пространство для импровизации. Серия дополнительных микросцен, позволяющие герою реагировать на нестандартные входы, спасла нам неделю переделок.
Кто пишет историю?
Теперь я открываю сцену и спрашиваю себя: что я хочу?
- Через минуту, Серафим падает на четвереньки и начинает заливисто лаять на офигевшего патрульного, вломившегося с обыском в их дом, а приютивший его бомж-философ разводит руками, мол у парня не все дома, и в результате весь драматично нагнетаемый саспенс, разрешается смехом вместо трагедии.
- Рафаэль рвёт ритуальный протокол следователя Vox, после покушения, в результате которого погибла его няня-синтет, потому что «он не отражает действительность», а потом сжигает фальшивый протокол отца, потому что «он звучит фальшиво», хотя кто он такой, чтобы спорить с Системой и возражать Сенатору.
И я понимаю: правильный ответ — мы пишем историю.
Я — тот, кто держит рамку событий.
Они — те, кто наполняет рамку волей, ошибками и внезапными поворотами.
Если герои спорят с автором — значит, мир «Разделённых» дышит.
А моя задача — слушать этот хрипловатый, упрямый, прекрасный вдох и фиксировать ритм его гулкого сердца, на стенограмме этой истории.
Если вам интересно, как создаются такие интерактивные книги, пишите в комментарии — буду делиться наработками не только в паблике ВК (ссылка у меня в профиле), но и здесь.