Сердце шлюхи

В тот момент, когда, Эмиль, покинул кабинет ректора, стараясь справиться с противоречивыми мыслями и сосредоточиться на том, чтобы отыскать Антония Роя и попросить того присоединиться к совету безопасности, Эрл Форсман разлил по двум чашкам ароматный кофе и начал свой рассказ.

Когда он закончил, мадам Виола встала с софы, подошла к окну своей уютной приемной, глянула в поливаемый дождем и продуваемый ветром сад и сказала:

— Похоже пришла настоящая осень…

Затем нарочито беспечно поправила прическу, одернула юбку и только потом оглянулась на своего секретаря:

— А что с той девочкой, которую он поимел? Она… пришла в себя?

Эрл отметил, что мадам справилась с неприятными новостями весьма недурно. Так делают хорошие актрисы или уважающие себя леди, когда внезапно все идет не по сценарию. Он понимающе кивнул, отпил кофе из крошечной чашечки, и ответил тоже вполне беспечно:

— Придет. И надеюсь, кое-что расскажет…

— Вот и чудненько! — Совершив легкое движение по паркету, мадам обошла кресло, за которым сидел Эрл и, чуть нагнувшись над его макушкой произнесла с легкой, игривой иронией: — Признайся, рыбка моя, в чем твой интерес играть с малышами? Ты тоже кого-то себе присмотрел? Ай-ай! — она тронула его за плечо, легко, играючи, совершенно по-дружески. Она понимала, что он знает о ее чувствах все, и знала, что ее волнение слышит так же отчетливо, как ее певучий, и все же дрожащий голос.

— Пусть вас это не беспокоит, мадам… — Эрл откинулся в кресле, притворно доверительно коснувшись макушкой ее платья. — Разумеется, личное никогда не стоит убирать со счетов. Это важный мотиватор, вы правы. Однако… тут дело в другом. Меня с детства интересует все, что касается Подтемья. А тут такой материал. Первоклассный. Вы что-нибудь слышали про древние саркофаги? Не те, второй древности, в котором хоронили фараонов, а те, что использовали люди перед самым катаклизмом? Они надеялись стать бессмертными, а в итоге получили вечную тюрьму разума. Само собой, это не доказано. однако…

— О, нет, милый, избавь меня от древнемирских страшилок. Это портит кожу и фигуру. А я должна быть в форме. — Мадам снова присела на софу, потянулась к сигарете. Золотая пачка лежала на столе почти полная, рядом коробок розовых морриганских спичек. — Я никогда не была заучкой. Меня интересовали музыка и любовь. Я была способная, живая девочка, мне хотелось жить своей жизнью. Рисковать сегодня и сейчас. А что было раньше… кто знает, как оно все было на самом деле…

— Родители избаловали вас.

— Не груби, — она улыбнулась. — Но ты прав, баловали. А тебя, по всей видимости, растили в строгости…

Эрл хмыкнул, пропустил между пальцами бахрому от скатерти:

— Специфику моей семьи объяснить сложно. При всем уважении я не хотел бы углубляться в эту тему…

— Вижу… и все же, хорошие манеры они тебе привили.

— О да, это в избытке, — холодно согласился Эрл.

— А заодно научили быть осторожным. Возможно, стоит сказать им за это спасибо.

Ухмылка секретаря выглядела красноречивее любых слов. Впрочем, он быстро напустил на себя привычную самоуверенность:

— К слову об осторожности. Будь вы благоразумны, вам бы следовало уехать, и как можно скорее. Война стучится в эти двери. Впрочем, и дверей у нашего городка нет. Добрый-добрый Кавен пустил их на дрова, как благоразумно!

— Он идеалист, наш маленький король, в этом проблема.

— Маленький? — шаловливо переспросил Эрл.

— Да ты пошляк! — Мадам рассмеялась и добавила: — Уехать? О, нет, рыбка моя. Не сейчас. Я только втянулась.

— Я и не ждал, что вы уедете. Но предупредить был обязан.

— Ты всегда был умницей, поэтому я тебя и взяла. Давай для начала сосредоточимся на том юноше, который угрожает Пастушке. Бедный Пастушка. Представь только, каков он будет годам к двадцати, скажем… восьми.

— Мужской признак его вряд ли еще вырастет, — фыркнул Эрл — …, а в остальном, легко могу представить. Бабник и эксцентричный прохвост, завсегдатай кабаков, любимец публики. Его посттравматический синдром быстро растворится в женских ласках и пенном пиве.

— В любом случае мне бы хотелось, чтобы он дожил до этих дней.

— Доживет. Он удачливый малый.

— Знаю, ты его не любишь. Зря. Он добрый. Теплый и искренний. Рядом с ним… мне спокойно. — Виола с сожалением затушила сигарету в хрустальную пепельницу с золотой окантовкой. — Как-то я заболела ангиной, так он неделю носил мне булочки с корицей. Приходил, приносил булочку, целовал и уходил. Как только не заразился.

— Я и не сомневался, что он дурак. Лучше бы лекарства принес.

— Ты не понимаешь… Он водил меня на крышу смотреть шоу воздушных кьяков. Никогда не взбиралась на крыши Алъеря. Там такой вид! Я чувствовала себя королевой столицы. О, ты смеешься… — Виола хлопнула Эрла ладошкой по коленке. — А с каким лицом он слушал все, что я рассказывала! Эти глаза, грустные, полные преданной любви. Он помнил все мои истории до мелочей. И никогда, никогда не лез, если приходил и видел, что я устала после рабочего дня. Просто спал рядом… А как он пел… Впрочем, то было летом. Сейчас, с этой проклятой войной… Все стало иначе… Забежит на часик, отогреется и улетит…

— Да вы и впрямь влюбились в ребенка… — лицо Эрла выразило неподдельное сочувствие.

— Уж не тебе меня упрекать. Ты же сам… Или ты думал, я не догадалась, кто занял твое сердце…

Эрл поерзал в кресле, отвел взгляд.

— Это был не упрек! Я все понимаю. Юность прекрасна уже сама по себе. Сложно не влюбиться в нее просто как в явление жизни. Но я удивлен, что при вашей профессии вы так наивны…

— Наивна, да. Причем совершенно осознанно. Моя профессия вовсе не исключает вовлеченности в игру. Прекрасная профессия, что бы там ни болтали эти лицемеры. Вот скажи, где еще в наше время женщина может прилично заработать?

— Ну, например, удачно выйти замуж. Классическая схема. С вашей внешностью и актерском таланте я бы делал очень высокую ставку на успех.

— Вот как! — Виола дала себе право от души рассмеяться. — И как скоро ты, моя хищная рыбка, что тащит к себя в норку добычу по вкусу, отравил бы нелюбимого мужа? Дай угадаю. В первый же безопасный момент. Я любила Лозю всем сердцем, но останься я с ним, рано или поздно его нашли бы с топором в голове или на дне озера, привязанного к камню. Нет-нет. Институт семьи не по мне. Уж лучше я буду любить мужчин за деньги, чем убивать их за скотство. Так по крайней мере мне будет спокойнее спать в старости… Моя влюбчивость все же имеет предохранитель.

— Боюсь, это иллюзия. Любовь убивают разум.

— Ты молод. Поэтому пока не поймешь. Если бы кто-то написал о моей жизни роман и назвал его «Сердце шлюхи»…

— Куртизанки…

— Шлюхи… надо называть вещи своими именами. Так вот, это был бы очень увлекательный и весьма грустный роман, полный чувств, надежд и разочарований… и любви в нем было бы хоть отбавляй.

— Я бы все же придумал более изящное название.

— Изящные названия не продаются. А на «Сердце шлюхи», пожалуй, можно было бы неплохо подзаработать.

— И ваш роман конечно начался бы с Лози?

— Нет-нет. Раньше. Он начался бы с сына пекаря, которого затащила на сеновал бесстыжая избалованная девчонка. Эдакого губастенького увальня, не умеющего двух слов связать. Я пошла на эту игру из чистого любопытства. И втянулась. Ооо… дружочек! Видел бы ты сейчас этого парнишку. Уж я вселила ему уверенность в себе!

— Ах вот в чем дело... — ухмылка Эрла перелилась в грустную улыбку. — Вы больны вирусом благотворительности с раннего детства. Опасный вирус. Синдром спасателя…

— Все у вас, харизматистов, имеет название, — фыркнула мадам. — Синдром спасателя, позиция жертвы, социальные игры всех мастей. Поверь, в реальной жизни все куда сложнее. Ее жестокие уроки не миновали меня. Напротив, отлюбили по полной.

— Да. И в этом мы похожи… — Эрл осторожно взял Виолу за руку: — Как думаешь… твоя книга… могла бы закончиться счастливо?

Одобрительно улыбнувшись тому, что Эрл выбрал правильный момент перейти на «ты», Виола сжала белую ладонь своего секретаря и сказала:

— Поживем увидим. Зависит, как в тот момент я буду представлять свое счастье. А пока… пока я планирую кое-что сделать. Еще один акт благотворительности. Ты же поможешь? Раз уж мы похожи… Приведи мне этого… несчастного восточного мальчика и сделай так, чтобы Пастушка ничего не узнал.

*эпизод из новой главы