Визит к советскому сексопатологу с необычным финалом

Студентка у сексопатолога, 80-е.

Хорошо понимая, что моя увлеченность такими занятиями, а особенно, то удовольствие, которое я от них получаю, далеко выходят за границы разумного, мне приходилось подолгу копаться в себе. Я не могла! Никак не могла поделиться этим ни с кем!

Пытаясь разобраться во всем, я даже записалась на прием, к какому-то очень модному, чуть не подпольному, а потому жутко дорогому, сексопатологу. Этого визита в полуподвальное помещение, какого-то богом забытого института, мне не забыть никогда!

Первое впечатление всегда самое верное, и я получила его тотчас, когда во взглядах таких же страдалиц, предпенсионного возраста, увидала вопрос: ты-то что здесь позабыла?!

Но самое главное было дальше!

Модный сексопатолог, едва доставая макушкой огромной лысины мне до плеча, указал на колченогий стул, и, поигрывая глазами непонятного цвета, сквозь толстые стекла очков, велел поделиться печалями.

По мере изложения, которое я старалась вести, как можно медленнее и аккуратно подбирая слова, он часто прерывал меня, вскакивал и, роняя обильные хлопья перхоти по дороге, убегал за белую ширмочку, откуда некоторое время доносился шелест бумаг.

После возвращения, он задавал дополнительные вопросы, на которые я отвечала со всей откровенностью и присущей мне обстоятельностью до тех пор, пока ему снова не вздумается чуть-чуть пошуршать.

А потом, все повторялось!

Наконец, судя по всему, мнение о моих патологиях у него сложилось. Он встал, озабоченно произнес «случай, и впрямь, интересный», и, в целях дополнительной диагностики, пригласил за ширмочку. А там, несколько суетливым, но оттого не менее картинным жестом, указал на кушеточку, велел раздеваться и устраиваться поудобнее.

Недоумевая в душе, я спросила, правильно ли его поняла, ведь он, судя по повадкам, не гинеколог. Он не стал оспаривать мое утверждение, а ограничился заявлением, что для постановки окончательного диагноза, ему надо проникнуться моими проблемами глубже.

Увидав, как я вздрогнула, услышав про «глубже», он попросил не беспокоиться, и горячо заверил, что процедура эта самая обычная, и ее стоимость входит в оплаченный мной прейскурант. Мысленно, я уже вышла за порог, однако волшебное слово «прейскурант» заставило чуть задержаться: ну, если оплачено…

Поскольку я продолжала стоять дура дурой, он подошел вплотную и протянул ко мне лапы, пальцы которых напоминали толстые волосатые сосиски. Его намерение перебороть мою робость и помочь с разоблачением, в том смысле, что с раздеванием, было очевидно…

Разумеется, я не позволила коснуться одежды!

Разумеется, разделась сама!

Разумеется, улеглась!

Разумеется, свела вместе ноги и, как могла, прикрылась ладошкой!

Ну, и, разумеется, сгорая от стыда, крепко зажмурилась, когда повинуясь «сосискам», пришлось подтянуть к животу коленки, немного раздвинуться, а те приступили к «глубинным исследованиям»!

Стоит ли говорить, что они окончились вскриком?

Что вскрик тот был полон восторга?

Что восторг тот родили лишь пальцы?

Что пальцы те были волшебны?

Надо ли намекать на то, что я так и не поняла, чего он в итоге хотел?

На то, что он трусливо отпрянул, как я перестала дрожать?

На то, что я чуть не снесла его по дороге, ринувшись вон?

Наконец, на то, что покидая «подпольщика», я случайно прихватила, чем он шуршал – «Справочник сексопатолога»?

В поисках своей ненормальности, я прошерстила его от корки до корки, неустанно и критично примеряя на себя, все эти «измы» и «мании». Увы! Пришлось констатировать, что при желании, во мне можно обнаружить всего понемногу. Стало совершенно очевидно, что вследствие этого, излечение невозможно.

И таким образом получалось, что визит за ширмочку обогатил меня только одним – пониманием, что мужчину делают мужчиной, не только его детородные органы.

И почему-то, думается: не только мужчину.

Ведь рука это орган труда, а именно труд превратил нас в людей!

Это часть главы. Вся глава.