О, этот вульгарный поцелуй! (Осторожно, тема 18+)
Автор: Александра ВыдраВ последней главе "Песни" есть скромная околоэротическая сцена, которая возмутила моего друга аж двумя пунктами: отсылкой к анекдотам и вульгарным описанием поцелуя. 
В сцене также присутствовали сосок и стояк, но они типа ок. 
Я орнула также по двум пунктам: во-первых, друг этот редко придирается к чему-то кроме формальностей, и помимо "эвфемизма" (вот, слово выучила) до этого был только шашлычок; во-вторых, о, духи, да это идеальная реакция на сцену! Какая я молодец, ну что за талант! 
На границе чувств и сознания Эмин услышал, как позади хохотнула лампа, и сунул её в стол. Не хватало ещё знакомить Пери с маридом.
(тут вырезано)
И, потому что другого случая не представится, Эмин целовал Пери в последний раз — заплаканную, измазанную, солёную, воняющую лошадью, его неповторимую дикарку. Сорвал с шеи кольцо, надел на палец. Лопнувшая цепь упала под ноги. Если Пери здесь, разве на то не воля духов?
Если она здесь, значит, через несколько часов вернётся Сикис, и, чего доброго, развяжет бой. Чем раньше Пери покинет крепость, тем лучше будет для всех.
Но Найра (она же Пери по версии Эмина), понимая, что должна уйти, не могла этого сделать. Не когда в голосе Эмина сквозила такая обречённость! Только находясь рядом она сумела бы защитить его от любой опасности. Пусть он решил принести себя в жертву, Найра не была бы собой, если бы согласилась. Критический камень дамбы тронулся, поток давно сдерживаемых чувств хлынул наружу, расширяя брешь, обретая силу, бурля и сметая всё. Больше не осталось сомнений и страхов. Найра жалась к Эмину тесно, не желая отпускать. Ткань туники вдруг стала невыносимо грубой. Поцелуи Эмина обрывались у ворота, а в Найре поднималась досада. Дрожа от собственной храбрости, она медленно провела языком от ключицы до уха, прикусила кожу под ним.
Что альты знали об искушениях? Урча, Эмин подхватил Пери под бёдра — там, где высокие ноговицы обнажали кожу, — усадил на стол. С правом хозяина провёл ладонью от шеи вниз, по маленькой груди, плоскому животу. Никогда план Гекека не был так близок к провалу. Многоходовым комбинациям угрожал девичий сосок, дерзко проступивший через ткань. Эмин накрыл его ртом, и эта упругость на языке была терпче кахве. Пери изогнулась, скульнула, запустила пальцы в его волосы, заёрзала. Он сгрёб её ближе, вжался, давая почувствовать его желание, и владел её ртом, её упрямым языком так, как хотел обладать ей всей. Пери подставлялась под руки, тонко стонала в губы, целовала уверенно и сладчайше нежно.
Воля таяла с каждым мгновением. Собрав жалкие крохи себя, Эмин резко шагнул назад.
Сейчас будет моя нелюбимая рубрика "что хотел сказать автор". На самом деле очень не люблю, когда авторы начинают объяснять, что там должно было быть в тексте, но не оказалось.
Вообще-то, бывает два случая: когда реально не оказалось и когда читатель слеповат. Я стараюсь быть максимально зоркой, и если что-то не догнала, то покрутить в голове варианты, для чего нужны были якоря, где их кораблик и почему за мной он не приплыл. Но тоже иногда оказываюсь слепой, потом приходится извиняться и за наезд, и за то что развела автора на объяснения.
Итак, что хотел сказать автор.
Я старательно пихала оральную фиксацию Эмина во все места, где она была маломальски уместна. Он стучит по губам, хлещет кахве литрами, суёт в рот соломинки, напрягается, когда Найра без задней мысли грызёт губы, а ещё тайно считает обломщицей Озлем, которая совсем не хотела его целовать. Поэтому Эмин знатно прифигел, когда Озлем подставила его перед Найрой. Так прифигел, что растерялся (а "растерянный Эмин" — это оксюморон).
— Благодарю тебя, моя дорогая, — проговорил он, погружённый в мрачные мысли. — Да хранят тебя…
Озлем сделала то единственное, чего Эмин никак не мог ожидать — отстегнула вуаль и поцеловала его. Сама. Настойчиво, размеренно, долго и бесстрастно.
Хлопнула дверь, раздались шаги.
— Командир, разбор завалов завершён, — доложил бесцветный голос.
«Читай по лицам и овладей собственным», — учил отец, но в этот миг годы практики подвели Эмина. Что-то увидела в нём Озлем — усмехнулась довольно, поднимая вуаль к глазам.
Сначала Найра думала, что умрёт прямо здесь. Но минуло мгновение, третье, десятое, а она стояла живая, и холод не вернулся. Оставалось закончить, зачем пришла. Положила бумаги на стол — краткий отчёт, стопка жалоб. Озлем плавно обогнула Синеглазку, и обронила, проходя мимо Найры:
— Береги его, Стылая. И спасибо.
В общем, для него поцелуи значат намного больше, чем непосредственно процесс "всунь-вынь", и иногда он внаглую пользуется тем, что для большинства людей всё немного иначе (когда тащит ко рту женские ручки). Когда Эмин в эротической сцене с Озлем думает, что хочет зацеловать Найру целиком, это ни разу не от целомудрия и не от нежности. С его стороны это квинтэссенция вожделения.
Слишком недоверчивая, слишком изгибистая, слишком мягкая. Тело, изголодавшись по близости, действовало само, нужно было лишь не мешать ему мыслями. Эмин не заметил, как фальшивый роман с Озлем отогнал от него всех воинских дочек. Кроме одной, которая однажды любила его и никогда ни о чём не просила. Память настойчиво возвращала Эмина в ту ночь, когда единственный раз он видел Пери обнажённой, согревая едва живую своим теплом. Что он сказал тогда? «Между нами ничего не было, не думай лишнего». Теперь он ничего не желал столь страстно, как поселиться в её мыслях, расти, пустить корни так же прочно, как она — в его. И вновь целовать её, тонкую, нежную, отзывчивую. Горящую ярче тысяч золотых солнц. Всю.
Так что акцент пошлости в сцене прощания просто обязан быть на поцелуе, ага.
Что до анекдота в накале страстей, так Эмин вообще-то Шут, и ему откровенно смешно от ситуации: хотели соблазнить женщиной, а тут другая женщина едва план не рушит, джинн ещё этот в столе ржёт. Ну что за сюр? В конце сцены уже не выдержал и сам заржал.
~ ~ ~
Читать этническое фэнтези в сеттинге инков, индейцев и османской империи
