Спермоточение смерти

(Название этого поста звучит буквально как наименование для какой-нибудь метал-группы, играющей в жанре порно-грайнд, и я уже вижу песни, которые она бы исполняла с характерным для этого омерзительного музыкального направления «туалетным» гроулингом)

Я уже частично спойлерила смерть Мистера Рок-н-Ролла и его экстремальное воскрешение с помощью извращённых методов Мистера Хоррора и Мистера Дабстепа — хотя он, бедолага, практически невольный соучастник, — и создала продолжение в стиле брутального хардкора, стараясь переплюнуть по степени кровавой интенсивности и мерзости главу «Блаженство самоистязания».

Со своей позиции я не могу судить до конца, насколько мне это удалось, так что результат предоставляю ниже.

"Да, боль пришла не сразу... Она прокралась тихо, как вор, и потом — ударила всем сразу, разрывая каждую клетку изнутри, словно тысячи раскалённых игл вонзились в плоть одновременно.

Кости зазвенели, как трескающие под пыткой суставы, мышцы сжались в агонии, внутренности вспыхнули цепочкой жгучего металла, обжигая органы, словно они варились в кипящем свинце. Тело, ещё секунду назад мёртвое и холодное, как гнилой труп в заброшенном склепе, сопротивлялось насильному возвращению с яростью загнанного зверя, как утопленник, судорожно глотающий воздух, но вместо облегчения получающий лишь новые муки.

— Живи... — восторженно прошипел Мистер Хоррор, его голос дрожал от садистского экстаза, ощущая, как волны электричества струились и сквозь него, обжигая нервы, как раскалённые клинки. — Живи, надругавшись над законами смерти... Живи, плюнув судьбе в лицо!

Лёгкий треск под омертвевшей кожей, как будто внутри рвались тонкие нити льда, покрытые коркой гнили... Застывшая кровь в венах и артериях, густая и чёрная, как смола из преисподней, начала таять под натиском электрического жара. Она не текла — она взбунтовалась, кипя и бурля, словно яд, разъедающий сосуды изнутри. Вены набухли до предела, артерии задрожали, грозя лопнуть, и кровь, давно потерявшая тепло жизни, зашевелилась, обжигая каждый миллиметр — это было похоже не на возрождение, а пытку, где тело само себя жгло заживо, и плоть шипела и трескалась, как на медленном огне. Сосуды лопались изнутри с влажным, тошнотворным хлопком, разрываясь от внезапного давления: хруст ломающихся костей в тишине склепа, эхом отдавался в груди, в руках, в ногах, где вены вспухали, словно переполненные червями. Кровь, теперь жидкая и кипящая, хлынула по каналам, обжигая органы, как кислота, разъедающая мясо, — она пузырилась, вспениваясь от жара, источая пар с запахом горелой плоти и ржавчины. Пальцы Мистера Рок-н-Ролла сжались в судорогах первыми: ногти впились в ладони, ломаясь о кожу с треском, как сухие ветки, а мышцы дёрнулись, как струны перетянутой гитары, готовой лопнуть и разлететься в кровавые осколки. Конечности задергались в хаотичном, нечеловеческом танце — ноги выгнулись в агонии, выворачиваясь в суставах с хрустом, руки взметнулись вверх, будто пытаясь оттолкнуть невидимого палача, пальцы корчились, как пауки в пламени. Тело лихорадочно выгибалось на импровизированном алтаре чудовищного воскрешения, позвоночник выгнулся дугой с таким треском, что казалось, он вот-вот переломится пополам — рёбра проступили под бледной кожей, как ржавые прутья клетки, готовые проткнуть плоть изнутри. Судороги прокатились волной от кончиков пальцев до макушки: мышцы сокращались с такой нечеловеческой силой, что слышался треск сухожилий, рвущихся как гнилые нити, а кости скрипели и стонали, угрожая разлететься в пыль под напором этой адской энергии.

А потом — фонтаны крови. Она больше не могла сдерживаться в разорванных сосудах, и вырвалась наружу с первобытной яростью. Сначала засочилась из глазных яблок, где сосуды лопнули с влажным, тошнотворным хлопком, как перезревшие ягоды под прессом, и густые алые слёзы хлынули по щекам, окрашивая зелёные радужки в ржаво-красный, смешиваясь с гноем и лопнувшими капиллярами. Глаза, остекленевшие в смерти, теперь горели адским огнём, полные не жизни, а первородного ужаса; зрачки расширились, как чёрные дыры, всасывающие неведомый свет жизни. Из носа вырвалась тёмная, почти чёрная струя, теплая и вязкая, стекая по губам, обжигая их, проникая в рот, где она смешалась с привкусом металла, горечи и разлагающейся плоти — вкусом собственной смерти, возвращённой насильно, как токсины, разъедающие язык. Из ушей кровь сочилась медленнее, но неумолимо: капли ползли по шее, обжигая кожу, оставляя за собой следы, как чернила на пергаменте проклятого свитка, смешанные с гноем и воском разлагающихся тканей. Всё тело истекало ею — не как в бою, а как в жертвенном ритуале, где кровь была платой за краденую жизнь, пропитывая воздух запахом свежей бойни и горелой кожи.

Мистер Рок-н-Ролл издал первый звук — не крик, а хрип, вырвавшийся из разорванной глотки, как рёв умирающего зверя, раздираемого когтями. Голосовые связки, пропитанные молоком Матери-Музыки, задрожали, вибрируя с треском, и хрип перерос в вой — дикий, надрывный, эхом отразившийся от стен, как вопль из недр ада, полный муки и ярости. Тело дёрнулось в последней, самой страшной судороге, мышцы затрещали, как ломающееся дерево в бурю, и вдруг... затихло. Но это было не концом. 

Это было началом. 

Грудь вздрогнула, лёгкие втянули воздух с хлюпающим, булькающим звуком, как будто в них вливалась не жизнь, а гнилая вода, и сердце — то самое, что остановилось, — забилось снова: глухо, неритмично, как барабанный ритм в преисподней, стучащий в такт агонии.

Мистер Хоррор отшатнулся, его глаза сияли безумным восторгом, а Мистер Дабстеп, дрожа, отключил ток, отчаянно бормоча что-то о «невозможном»... Его брат возвращался — не таким, как прежде, но живым. Или тем, что теперь могло притворяться жизнью, неся в себе глубокие шрамы ада.

— Мы сделали это! — ликовал мастер ужасов. — Мы растерзали смерть, мы её уничтожили, мы похоронили её под неистовым натиском возвращающейся жизни...

Но затем разверзся такой кошмар, от которого даже он замер в ошеломлении — его садистская улыбка дрогнула, как свеча на ветру. Из-под изодранной плоти, где, словно в насмешке над смертью, вырвался неудержимый импульс жизни, началось самое яростное пробуждение. Член Мистера Рок-н-Ролла, до этого безжизненный и холодный, как обмороженный обрубок, резко задёргался, словно оживлённый демонической силой. Кровь, бурлящая в разорванных сосудах, хлынула в него с чудовищной, противоестественной силой, переполняя ткани до предела, пока кожа не натянулась, трескаясь и истончаясь, как прогнившая ткань. Он встал, набухший до неестественных размеров, пульсируя, как раздувшаяся вена на теле твари из бездны, и из него вырвался поток густой, чёрная крови, смешанной с гниющей, тухлой спермой, испускающей зловонный смрад разложения — запах протухшего мяса, смешанный с серой и фекалиями преисподней. Эта противоестественная смесь хлестала на пол, шипя и дымясь, как расплавленный свинец,  оставляя за собой лужи, полные пузырящейся слизи, от которой исходил гнилостный пар, пропитанный миазмами тлена. Поток пульсировал в такт судорогам тела, извергая комки гниющего месива, что с влажным шлепком падали на пол, словно выброшенные внутренности загубленного животного.

Мистер Хоррор пошатнулся, его лицо исказилось в гримасе, где восторг смешался с тошнотворным шоком — и он выдавил хриплый смешок, прерываемый судорожным кашлем: 

— К чёртовой матери, сука!.. Я видел такую жесть... Но это хуже ада! Он возвращается из могилы и перерождает сам себя...

Его когтистые пальцы вцепились в лицо, оставляя кровавые борозды, пока он пытался осознать этот апокалиптический кошмар и впустить в себя всё восхищение им, превосходящее по своей степени его обыкновенный восторг всякой мерзостью.

Мистер Дабстеп, бледный до синевы, попятился, его синтетические губы дрожали, как сломанные, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит от ужаса. 

— Это... Это ненормально!!! Так должно быть?.. Это противоприродно! Мы же создали чудовище! — завизжал он, его голос, искажённый ржавым динамиком, сорвался в панический вой, пока он тыкал дрожащим пальцем в сторону этого извергающегося ужаса, избегая смотреть на кровавую кашу, стекающую с тела, как расплавленные внутренности.

Оживший труп продолжал корчиться в агонии, Судороги сотрясали его, и из каждой поры кожи сочилась кровавая пена, смешиваясь с кошмарным извержением из уретры. И наконец с оглушительным, влажным треском ломающихся костей, как если бы скелет дробился под ударами гигантского молота, и отвратительным чавкающим звуком, словно прогнившее мясо отрывало себя от костей с хлюпаньем, Мистер Рок начал подниматься. Окровавленное ожившее тело, пропитанное смрадом гниющей плоти, экскрементов и серной вони, медленно встало на ноги, шатаясь, как марионетка, вырванная из ада с обожжёнными, дымящимися нитями. Кожа, покрытая глубокими, зияющими трещинами, из которых хлестала густая, чёрная кровь, смешанная с гноем и желтоватой сукровицей, натянулась до предела, обнажая пульсирующие вены, набухшие, как вздувшиеся черви, полные гниющей жидкости, а мышцы, дёргающиеся в диких, неконтролируемых спазмах, точно его тело само пыталось вырваться из своей оболочки, разрывая сухожилия, как рвущиеся канаты. Из его члена, всё ещё истекающего смесью чёрной, кипящей крови, гнилой спермы и гнойных выделений, с отвратительным шипением вырывался поток, густой и дымящийся, как расплавленный жир из адского котла, оставляя на полу горячий след пузырящейся ядовитой слизи с обрывками разложившейся плоти и кровяными сгустками. Ноги дрожали, колени хрустели, как ломающиеся ветви, выворачиваясь под неестественным углом, а из суставов сочилась сукровица, но он стоял, поддерживаемый нечеловеческой, демонической волей, пробившейся сквозь пелену смерти с силой урагана, его позвоночник выгибался, словно готовый разломиться надвое.

Глаза, теперь полностью затянутые слоем густой крови, где белки растворились в алом кошмаре, сверкнули в полумраке, как два раскалённых уголька в глазницах разлагающегося черепа. Сосуды в них всё ещё лопались с влажным, булькающим хлюпаньем, и из-под век стекала вязкая, тёмная жидкость, смешанная с гноем, кровавыми слезами и обрывками разорванных тканей, стекающая по щекам, как расплавленный воск, оставляя за собой борозды, полные гниющей слизи. Зрачки, почти невидимые в этом кровавом мареве, казались двумя бездонными провалами, из которых исходила тьма самой бездны, испепеляющая всё на своём пути, а из глазниц сочилась кровавая пена, стекающая на грудь, где зияли открытые раны, обнажающие кости рёбер. Двое создателей этого кошмара инстинктивно прижались друг к другу, обнимаясь в отчаянной попытке сохранить последние остатки разума. Мистер Хоррор разразился истерическим смехом — высокий, рвущийся, как визг разрываемой души, его когтистые пальцы впивались в плечи Дабстепа, раздирая синтетическую кожу, пока он, захлёбываясь собственным безумием, орал нечто о «величайшем шедевре ада», слюна текла из его рта, перемешанная с кровью от искусанных губ. Мистер Дабстеп же вопил во всё горло, его роботизированный голос, искажённый ржавым динамиком, превратился в пронзительный, рвущий барабанные перепонки визг, полный паники и ужаса, его тело сотрясалось, а из суставов сочилась чёрная жидкость графитовой смазки. 

Кровавые губы Мистера Рок-н-Ролла, потрескавшиеся и покрытые запёкшейся коркой, словно обожжённые угли, медленно растянулись в жуткой, неестественной улыбке, обнажая зубы, тоже окрашенные кровью, гнилью и кусками разорванной плоти, свисающими с дёсен. Его дрожащая рука, истекающая дьявольским соком жизни из разорванных вен, с торчащими обрывками кожи, мышц и сухожилий, поднялась в классическом жесте «козы» — два пальца вздёрнулись вверх, как изломанные, окровавленные когти, оставляя за собой брызги алого ужаса. Глубокий, утробный голос, вырвавшийся из его разорванной глотки, загремел в неистовом триумфе, словно эхо из могилы, перемежанный с рёвом вулкана и хрипом умирающего зверя: 

— РОК-Н-РОЛЛ ХУЙ ПОДОХНЕТ!"

(Помянем искалеченную цифровую психику Мистера Дабстепа — теперь придётся ему загружать в себя новый патч)