Александр Психарх

Начал новую книгу. Она посвящена Александру Македонскому.

Он был величайшим завоевателем в истории. Но лишь немногие знали, в чём заключался источник его непобедимости.
В юности Аристотель открыл Александру тайное знание — искусство психархии, умение силой воли проникать в души людей и управлять ими. От одного воина — до целой армии. Один взгляд, одно усилие воли — и дрогнувшие солдаты вновь бросались в бой, объятые яростью и бесстрашием. Дар Психарха делал македонские фаланги не просто дисциплинированными, а одержимыми, ведомыми единой волей своего царя.
Казалось, ничто не может остановить Александра на пути к созданию мировой империи. Но он задумал нечто большее, невиданное доселе — не просто завоевать народы, а сплавить их воедино, создав новое человечество без границ и вражды.
И тогда против него ополчились те, кто тоже владел тайными знаниями. Его учитель, Аристотель, видевший в его планах гибель эллинской культуры. Жрецы Египта, персидские маги и загадочные брахманы Индии — все они объединились, чтобы остановить Александра.

Пролог

Газа. 332 год до н. э. Седьмой час штурма.

Песок, смешанный с пеплом и кровью, хрустел на зубах. Воздух гудел от стрел, звенел от ударов камней о щиты, вонял горелым деревом и смолой. Александр, стоя на укрепленной платформе позади сомкнутых щитов гипаспистов, стиснул рукоять меча. Его шлем был сбит ударом камня, по виску струилась теплая кровь, смешиваясь с потом. Впереди, в узком проломе, кипела адская схватка. Македонские гетайры и гипасписты, лучшие из лучших, увязали в обороне, как в смоле. Со стен доносились крики — шли отчаянные бои за каждый участок стены, где легкая пехота пыталась оттянуть на себя часть защитников.

— Вперед! Дави их! — его хриплый крик утонул в общем реве.

Рой персидских стрел с верхних ярусов стены обрушился дождем смерти. Щит Птолемея, сражавшегося в первых рядах у пролома, затрещал, приняв несколько удара. Рядом кто-то завопил, сраженный в глаз. И случилось то, чего Александр боялся больше прорыва врага: дрожь.

Она пробежала по спинам воинов в первых рядах. Легкая, почти невидимая. Но Александр почувствовал ее. Как ощущают приближение грозы по сжатию воздуха. Это была не просто усталость или страх — это был предвестник паники. Непобедимая машина его штурмового отряда дала крен. Взгляд мелькнувшего назад воина — дикий, потерянный. Шаг, сделанный не вперед, а вбок. Шепот отчаяния:

— Слишком высоко… Их слишком много…

«Страх — это пневма, Александр, — всплыл в памяти низкий, размеренный голос Аристотеля, каким он звучал в тенистой роще Миезы. — Она течет меж людьми, как вода. Не пытайся перегородить ее плотиной гнева. Найди русло. Направь. Сделай ее своей силой, а не своей погибелью. Но помни — управлять потоком может лишь тот, кто крепче камня».

Александр закрыл глаза на долю секунды. Отключил грохот битвы, жар солнца, боль в виске. Внутри себя он нащупал ту самую реку страха. Она бушевала перед ним — слепая, холодная, готовая снести все на своем пути. Он ощутил ее муть на вкус, ее ледяные брызги. Тысячи точек дрожи сливались в один гулкий гул отчаяния.

И тогда он впустил ее в себя. Не для того, чтобы утонуть. Чтобы преобразовать.

Он открыл глаза. И, оттолкнув щитоносца, шагнул к самой гуще схватки, став мишенью. Он не закричал громче. Он изменил саму суть своего присутствия.

Воля. Стальная, негнущаяся, как кость земли. Он проецировал ее вовне, как щит, как копье. Неуязвимость. Непобедимость. Уверенность, абсолютная и непреложная, как восход солнца.

Эмпатия. Его сознание метнулось по дрожащим нитям страха, связывавшим солдат. Он не читал мысли — он ощущал пульс толпы. Там — ядро отчаяния, здесь — тлеющий уголек ярости, рядом — слепая вера в его звезду. Он нашел слабые звенья и — мысленно укрепил их. Нашел тлеющие угли страха — и раздул их в пламя гнева.

Управление. Он взял бурлящую реку паники и — развернул. Не подавил, а перенаправил, превратив слепой страх перед смертью в жгучую ярость к врагу, отчаяние от неудачи — в стальную решимость, а сомнения в победе — в фанатичную веру в него, своего царя, не дрогнувшего под градом стрел.

Он не произнес ни слова. Он просто был. Ось. Непоколебимый камень в бурном потоке.

И случилось чудо, не менее невероятное, чем подвиг Геракла у врат Аида. Дрожь прекратилась. Воин, сделавший шаг назад, вдруг ощетинился, как разъярённый вепрь, и с ревом рванулся вперед, закрывая пробитый щит товарища. Потерянный взгляд обрёл фокус — яростный, безумный. Крик отчаяния превратился в боевой клич:

— Македония! Александр!

Волна отката сменилась приливом. Не просто атакой — яростным, осознанным, смертоносным натиском. Гипасписты, будто получив второе дыхание, сомкнули щиты в сплошную стену и двинулись вперед, сметая персидских защитников в проломе. Птолемей, ошеломлённо глянув на царя, увидел лишь бледное, напряжённое до предела лицо с каплями пота на лбу и пугающую пустоту в глазах, устремлённых куда-то сквозь врага. Но эффект был очевиден: солдаты дрались как одержимые.

— Веди их, Птолемей! — голос Александра был хриплым, но невероятно твёрдым.

Он рванулся вперёд, в самую гущу схватки, поднятый щитами гетайров. Его появление в эпицентре стало последней искрой. Клин македонцев вонзился в пролом глубже.

Цена далась мгновенно. Когда первая волна паники сменилась яростью его солдат, Александр ощутил пустоту. Как будто выжали всю кровь. Мир на миг поплыл перед глазами, ноги подкосились. Он ухватился за плечо Гефестиона, появившегося рядом как тень.

— Держись, Александр! — крикнул друг, его голос звучал приглушённо.

Царь кивнул, глотая воздух. Управлять потоком может лишь тот, кто крепче камня. Аристотель не врал. Камень тоже может треснуть. Но пока стена Газы не пала, он должен был держаться. Он вновь собрал волю в кулак, оттолкнув слабость. Впереди была только победа. Его солдаты несли её на своих щитах и копьях, ведомые невидимой нитью его титанической воли.

Читать «Александр Психарх»: https://author.today/work/502127