Флешмоб: боремся за даму! Старый алкаш против шибздика! :)

Дорогие друзья!

Шамиль Мусин предложил замечательный флешмоб о соперничестве за женщину https://author.today/post/720440

Я пишу социальную сатиру, поэтому у меня и сама "дама", и "соперники" получились очень специфические. Привожу отрывок из моей совершенно убойной нетленки "Принцесса порчи". Если по какой-то совершенно непостижимой причине вы этот шедевр до сих пор не прочитали - обязательно прочтите!

https://author.today/work/485311

Итак!

В настоящее время благополучие «Красной Зари» прочно покоилось на пятерых крепких, опытных, профессиональных журналистах, один из которых занимал пост ответственного секретаря и остальных четверых в обиду не давал. Вот эта «великолепная пятерка» и делала всю работу, благодаря им горожане газету читали и любили, а остальные журналисты числились «для количества» и только создавали видимость работы, корректор был должностью чисто технической, а главный редактор вообще был символической фигурой.

Один из предыдущих главных редакторов, старый хрыч Киселев, стал главным редактором, потому что был постоянным собутыльником предыдущего мэра. У Сан Саныча, когда он стал мэром, до старого хрыча просто руки не доходили, а Первая Леди прекрасно понимала, кто есть кто в газете. При новых отцах города «великолепная пятерка» стала ежемесячно получать от них хорошую премию. Лисицын, курировавший газету, первого числа каждого месяца заходил к ответственному секретарю, спрашивал, нет ли каких проблем, не надо ли чем-нибудь помочь, и передавал ему желтый конверт (треть содержимого конверта ответственный секретарь оставлял себе, а другие две трети поровну распределял среди своих четверых соратников). Так что Первая Леди просто велела старому хрычу не путаться под ногами у Петра Васильевича (так звали ответственного секретаря). Старый хрыч Киселев именно так и поступал, и все были довольны.

Шестидесятидвухлетний старый хрыч Киселев считал, что мог бы таким образом успешно «работать» и до семидесяти лет, но в самом начале этого года Сан Саныч отправил его на пенсию, потому что хотел «порадеть родному человечку» — зять Сан Саныча Сычев очень просил пристроить своего младшего брата (Сычева-младшего, пьяницу и бабника, как раз вышибли из крупной бобровской газеты).

Первая Леди лично провела с Сычевым-младшим беседу, объяснила ему, что, хотя он и родственник (хотя ну какой уж он там «родственник»? Так, седьмая вода на киселе!), но если он будет мешать Петру Васильевичу нормально работать или создаст в редакции какие-нибудь проблемы, то вылетит из газеты впереди собственного визга, а Лисицын обеспечит его «волчьим билетом» — обзвонит все СМИ Бобровской и Белозерской областей и предупредит всех об изгое и моральном уроде, который способен развалить работу любого печатного или интернетовского издания.

Сычев-младший прочувствовал, осознал и проникся, первый месяц вел себя в газете тише воды, ниже травы, все свои редакторские права передал Петру Васильевичу, а сам обычно с утра запирался в своем кабинете и закладывал за воротник, ближе к обеду добавлял, в пять часов вечера выходил из кабинета, вежливо прощался со всеми сотрудниками и или отправлялся в близлежащий кабак, где помимо выпивки пытался подцепить какую-нибудь бабу, или шел домой, где у него имелся богатый бар.

Примерно через месяц после того, как Сычев стал главным редактором, старая корректорша «Красной Зари» по возрасту вышла на пенсию, и в газету прислали новую корректоршу, разбитную двадцатипятилетнюю деваху. Претендентов на сердце (и не только сердце) девахи в редакции оказалось трое: Сычев-младший, редакционный курьер и некто Федя Клячкин.

Тридцатилетний Федя Клячкин, собственно говоря, журналистом в строгом смысле слова не был, он закончил Нусинский пединститут и некоторое время работал в школе учителем истории. Но он был очень активен, тусовался и с краеведами, и с «зелеными», и с шакалами пера из «Красной Зари», время от времени писал для этой газеты сначала заметки, а потом уже и статьи побольше, и даже крупные очерки на самые разные темы, от истории края и до охраны окружающей среды включительно, а самое главное — он был компанейским парнем и отличным собутыльником. Вот эти-то качества Феди Клячкина больше всего и импонировали старому хрычу Киселеву, и примерно год назад он взял его на работу в «Красную Зарю».

Курьера, шустрого двадцатилетнего парнишку, Сычев-младший как следует пугнул, и он отступился. А вот Федя Клячкин, несмотря на угрозы Сычева-младшего, продолжал осаждать деваху с упорством, достойным лучшего применения. Деваха была не в восторге от обоих поклонников (в разговорах с подружками она называла одного из них старым алкашом, а другого шибздиком, а самое главное — у нее имелся бойфренд, который ее во всем устраивал), но Сычев-младший посчитал, что если он избавится от конкурента, то деваха достанется ему, и уволил Клячкина якобы за пьянство, хотя тот пил не больше, чем остальные шакалы пера. Петр Васильевич «шибздика» Клячкина ценным кадром не считал и скорее был даже рад, что шибздика уволили, но тем не менее доложил об инциденте Лисицыну, а Лисицын тут же сообщил обо всем Первой Леди.

Сан Саныч и супруги Сычевы чувствовали себя виноватыми и даже не знали, как им перед Первой Леди извиняться, но Первая Леди, будучи умным человеком и сильной личностью, никогда не перекладывала свою вину на других, так что сказала мужу и родичам, что это, конечно, ее вина, но ничего страшного не произошло, надо просто по-умному разрулить ситуацию, вот и все!

И она с их согласия разрулила ситуацию так, как нашла нужным. На следующий же день Сычеву-младшему велено было написать заявление на отпуск. По просьбе Николая Иваныча Леша Митрохин и его отец, держимордистый Митрохин-старший (он был женат на младшей сестре жены Николая Иваныча), дождались свежеиспеченного отпускника у его любимого кабака, посадили его в машину, отвезли в дурдом и сдали с рук на руки тамошнему главврачу, который еще до этого получил от Николая Иваныча подробные инструкции и желтый конверт — «благодарность» отцов города «в долларовом эквиваленте». Митрохин-старший пошептался с двумя дурдомовскими санитарами, своими хорошими приятелями, и передал им из рук в руки некоторые суммы уже в отечественной валюте.

Когда законный отпуск Сычева-младшего закончился, Первая Леди велела ему подать заявление на отпуск по семейным обстоятельствам на две недели, а после этого — на отпуск по состоянию здоровья, тоже на две недели. Вместе эти три «отпуска» длились примерно два месяца, до конца апреля, и все это время Сычев-младший провел в отдельной, хорошо изолированной палате нусинского дурдома, хотя официально пациентом не числился, да и никакого лечения ему не назначили, а просто переодели его в больничную одежду, кормили больничными харчами, не давали ему никакой выпивки, а малейшие его попытки бунта жестоко пресекались держимордистыми санитарами, приятелями держимордистого Митрохина-старшего.

В конце апреля Первая Леди навестила Сычева-младшего и приказала ему написать заявление об увольнении с поста главного редактора по собственному желанию из-за якобы резко ухудшившегося состояния здоровья, что он и сделал. После этого Первая Леди велела главврачу нусинского дурдома взять его на работу помощником завхоза, а самому Сычеву-младшему она сказала, что за ним на работе будут внимательно присматривать, и еще один его фокус, и его из дурдомовского помощника завхоза переквалифицируют в дурдомовского пациента, причем переквалифицируют уже абсолютно официально, всерьез и на всю оставшуюся жизнь.