Секретная школа Шаолинь

Автор: Дмитрий Романофф

Меня не отправили в обычный университет. Мой ум, как сказал товарищ Ван, был «стратегическим активом», а такие активы хранят в надёжных сейфах и оттачивают особыми методами. Таким сейфом для меня стал Шаолинь, но не тот, что мелькает в фильмах для туристов, а настоящий, укрытый в самых глубинах гор Суншань. Здесь не было паломников с фотоаппаратами, а были только суровые монахи и такие же, как я, избранные дети с особенными талантами, которых государство взяло на заметку.

Здесь со мной работали не просто учителя, а люди, чьё тело и разум стали одним целым. Мой главный наставник, Мастер Цзинь, был худым и невысоким, но когда он двигался, казалось, будто он парит. Его глаза видели не просто мои движения, а читали мои намерения, страхи и саму структуру моего мышления.

— Ты мыслишь прямолинейно, как твои формулы, — сказал он мне на первой же тренировке, легко уходя от моего самого быстрого и, как мне казалось, хитрого удара. — Ты ищешь кратчайший путь от А до Б, но настоящая битва происходит не между точками. Она происходит здесь. — Он легонько ткнул пальцем мне в лоб, а затем в грудь. — И здесь. Пока ты не научишься чувствовать поток, ты будешь предсказуем, а предсказуемость смерти подобна.

Он начал ломать мой ум, чтобы перестроить его заново. Тренировки были адскими. Меня учили не просто драться, а читать бой, позволяя атаке противника проходить сквозь меня и использовать эту энергию. Принципы тайцзи, которым я учился в Удане, здесь доводились до абсолютного, инстинктивного уровня.

Но самое главное, что меня учили искусству маскировки. И это не просто наклеить бороду или надеть другую одежду, а искусство становиться другим человеком. Менять походку, тембр голоса, привычки, даже образ мыслей.

— Чтобы обмануть врага, ты должен сначала обмануть себя, — говорил Мастер Цзинь, заставляя меня часами изображать из себя то старика торговца, то молодого мажора из Гонконга. — Твоё тело должно врать так же убедительно как и твой язык, а твой разум должен верить этой лжи ровно настолько, чтобы она стала правдой.

По ночам мы не спали. Нас учили техникам контроля сознания, позволяющим обходиться без сна сутками, сохраняя ясность ума. Меня, математика, учили не думать! Нужно было отпускать логические цепочки и действовать на чистой интуиции через слияние с окружающим миром. Это была очень сложная задача для меня. Необходимо было заставить замолчать внутренний диалог, который был моей сутью.

Однажды, после месяцев изнурительных тренировок, Мастер Цзинь привёл меня в пещеру за монастырём. Внутри на стенах были высечены не древние диаграммы, схемы, сложные геометрические построения, перемежающиеся с фигурами боевых искусств.

— Секреты Шаолиня, — сказал он. — Но не те, о которых кричат на показательных выступлениях. Вот она, математика боя. Алгебра обмана. Геометрия смерти.

Я смотрел на стены и у меня перехватывало дыхание. Здесь были запечатлены те самые паттерны, которые я интуитивно видел в падении капель и движении бамбука. Они были формализованы, доведены до уровня смертоносной науки. Вот траектория удара, рассчитанная для обхода любой защиты. А тут оптимальный угол для нейтрализации силы противника.

Мастер Цзинь подошёл ко мне вплотную.

— Тебя прислали ко мне не для того, чтобы сделать тебя монахом воином. Ты должен научиться решать уравнения, оставаясь невидимым. Ты будешь оружием, Чен, которое думает. Самым опасным видом оружия.

В тот момент, в свете масляной лампы, озарявшем древние формулы на стенах пещеры, я окончательно понял свою судьбу. Из мальчика, влюблённого в числа, меня превращали в идеального оперативника. Моя родина забирала мой ум, тело и душу, чтобы я стал её глазами, ушами и мечом в войнах будущего. Глядя в твёрдые как гранит, глаза Мастера Цзиня, я осознал что готов к этому.

Экзамен в Шаолине не имел ничего общего с олимпиадой по математике. Здесь были крики, пот и железная дисциплина. Приёмные испытания были не проверкой знаний, а фильтром, отсеивающим слабых духом.

Нас, два десятка подающих надежды, выстроили на рассвете во дворе перед Залом Небесных Царей. Холодный ветер с гор пробирал до костей. Первым испытанием стал «Девятичастный круг». Это были девять станций, каждая из которых проверяла что-то своё в виде силы, выносливости, гибкости и терпения. Мы бежали по горным тропам с мешками песка за спиной, переправлялись через ледяные ручьи, ползли по грубому камню, стирая кожу в кровь.

Я не был самым сильным. Моё тело, привыкшее к скрюченным позам над книгами, сдавалось одним из первых. Но тут проснулся мой ум. Я начал подсчитывать ритм дыхания, оптимизировать движения, распределять силы не интуитивно, а как ресурс в уравнении. На станции, где нужно было удерживать стойку всадника до изнеможения, я не боролся с болью, а наблюдал за ней, как за интересной переменной, анализируя её волнообразное нарастание и находя в своём сознании «тихую зону», куда она не могла добраться.

Последним испытанием была спарринг сессия. Моим противником стал коренастый парень с севера, с плечами как у быка.

— Математик, — фыркнул он, перед тем как мы склонились в поклоне. — Сейчас я решу твоё уравнение ногами.

Первый же его удар был подобен тарану. Грубая, прямолинейная сила. Вероятно раньше, я бы попытался блокировать удар и был бы сметен, но недели наблюдений за мастерами не прошли даром. Я сделал полшага назад, пропуская кулак в сантиметре от своего виска, и легким движением запястья направил его инерцию в сторону. Он пролетел мимо, на мгновение потеряв равновесие. В его глазах мелькнуло удивление.

Он атаковал снова и снова. Я не наносил ударов, а только уворачивался, уступал и направлял. Я «решал» его, как сложную, но примитивную задачу и видел паттерны в его атаках. Он всегда бил третьим ударом в одну и ту же точку, перед решающей атакой переносил вес на пятку. Это была живая геометрия и я находил в ней уязвимости.

Через несколько минут он, задыхаясь и покрытый потом, остановился. Его сила, не встречая ожидаемого сопротивления, истощила его самого.

— Драться будешь или танцевать? — прохрипел он.

— Я не танцую, — тихо ответил я. — А вычисляю!

В тот момент раздался удар гонга. Мастер Цзинь, наблюдавший за всем, кивнул мне.

— Достаточно. Ты прошел.

Соревнования внутри Шаолиня были другого уровня. Здесь никто не пытался просто сломать соперника силой. Здесь бились стратегиями. Моим главным соперником стал юноша по имени Сяо Лун, воспитанный в монастыре с детства. Он был воплощением традиции и его движения были отточены до безупречности. Его дух был спокоен.

На турнире за звание «Лучшего из перспективных» мы сошлись с ним в финале. Это был полная противоположность моему первому бою. Сяо Лун не атаковал, а обтекал как вода. Он давил и находил малейшие щели в моей защите. Впервые мои расчеты давали сбой. Он был слишком сложен и многовариантен.

Он поймал меня на болевой и адская боль сковала руку. Я оказался на грани поражения. В ушах звенело, зрители слились в единый фон и в этот момент отчаяния я перестал думать, отпустил все расчёты и вспомнил уроки Мастера Цзинь не умом, а телом. Я не стал бороться с болью, а позволил ей заполнить себя и в этом принятии нашел точку опоры. Слившись с противником и с самой болью я увидел не глазами, а духом, что его идеальное равновесие имело одну единственную точку неустойчивости в его левой пятке, на которую он переносил вес, готовясь завершить приём. Это был микроскопический изъян в его безупречной технике.

Я не стал вырываться, а последовал за его движением, усилив его. В момент переноса веса, когда он был наиболее уязвим, я совершил крошечное, почти невидимое движение. Его равновесие нарушилось. Он не упал, лишь отшатнулся, но его хватка ослабла на долю секунды и этого хватило, чтобы выскользнуть.

Мы замерли, смотря друг на друга. В его глазах читалось не поражение, а уважение. Он склонил голову.

— Ты нашел путь.

Мастер Цзинь позже сказал мне: «Сила, встречающая силу, рождает разрушение. Сила, встречающая пустоту, теряет смысл. Сегодня ты не победил его, а перестал проигрывать. Это и есть основа победы».

Недели суровых тренировок и соревнований что-то поменяли во мне. Я научился терпеть, подчинять боль, читать противника как открытую книгу. Но моя настоящая подготовка только начиналась.