Стишок

Сидит солдат.

На голове из бинтов колпак белый.

А они поют, суки.

Поют песни.

Все спят рядами,

Очередной патриотический вечер.

Согнали всех: безучастных и безыдейных.

По гитаре две девушки выдалбливают аккорд.

"Десятый наш десятый батальон".

Гнусаво, плохо, уши галуном тянутся.

А солдат ничего не понимает,

Зеньками в пол утыкается и бубнит что-то, губами-лычками шлёпая.

Сидит рядом главная, за патриотизмом надсмотрщица.

Глядит на солдата, трясётся, вся, почему он не вторит мелодии,

"Почему мразь эта в носках одурелых сидит и молчит".

А солдату и нечего подпевать.

Он ни разу и не бывал меж батальонами,

Где-то там: передок, зад.

Служит по соображеньям совести.

Уже чуть ли нотами его не лупят.

"Гадость ты укуренная, подошва бетонная".

Сами лоском вымазанные,

Жир стружкой с щёк собирать можно.

А он сидит высушенный. Сидит скованный.

И вот стихли наконец гулы, гомоны.

Его время говорить речь

Заготовленную.

Прожекторы слепят в него,

Надсмотрщица сокрушается,

Вот-вот и сорвётся.

А он молчит.

Уморили солдата.

Уморили "тоской" и "заботой" своей одичалой,

Уморили "геройством", умаяли "славой".

Он воюет. Не плачет. Что им ещё надо.

-...

Чтоб он пританцовывал. Шлёпал парады.

Молчит.

Ну раз надо, так надо.

И сквозь боль он молчит, раздаваясь тирадой.