Запад и Восток - 783 года противостояния. На конкурс блогов альманаха "Золото"

Материал представлен на конкурс блогов альманаха "Золото", где публикуются авторы АТ   lit-zoloto.ru/almanakh-z... Итак вперёд.

 Запад и Восток - 783 года противостояния. Исторические параллели романа "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени".
Сансары круг вращает вновь и вновь
Все судьбы, все ошибки, все дыхания
И вечно предлагая снова роль
И выбор, и надежды, и страдания…
(Маркова Н.Ф.)
1. Часть первая. Значение и назначение исторической литературы. Один за всех и каждый за себя вчера и сегодня - главное отражение Истории в ХудЛит.
«Люди не одиноки в этом мире, и что бы ни делали ради себя, они, прежде всего, в ответе за происходящее с другими. Даже, когда один отвечает за всех, то каждый будет отвечать за себя перед Богом, человечеством и Историей — один за всех и каждый за себя, без всяких «но», «или» и «если»...
      Эти слова приписывают Г. Марселю, но не в авторстве дело, а в том, что в них скрыт глубочайший смысл бытия — исторического реализма. Кто-то или когда-то должен был так выразить своё отношение к действительности и себе самому. В данном высказывании затрагивается идея ответственности за свои поступки. Каждое действие, которое совершает человек, находит своё отражение в обществе, влияет на других людей, а это значит, что за каждым поступком следует его последствие, в каких-то случаях хорошее, а в каких-то плохое, которое может обернуться или наградой, или наказанием. Эти тезисы  являются основополагающими посылами романа "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени" о крестовых походах Запада на Русь в 1240-1242 гг.
        Почему "палитра"? Потому что каждая глава романа в двух частях (книгах) имеет свою цветовую гамму - отржение внешнего сопровождения героев и их внутреннего состояния, здесь каждый цвет имеет своё предназначение. Здесь само время становится мольбертом Истории. Тем более, что три персонажа романа имеют непосредственное отношение к миру изобразительному искусству - русский иконописец и два немецких художника, но судьбы их одинаково трагичны. В результате происходящих событий на палитре мироздания смешались все краски: не стало больше их природного равновесия и первозданности оттенков — цвет смерти, страданий и слёз, крови и муки стремительным, мутным потоком перекрыл всё полотно бытия, грязными полосами гари и пепла сделав его трагически траурным. Огонь и кровь, и вновь кровь и огонь — красный цвет на чёрном, а белого света совсем не видно. Кругом багровая пелена крестоносного времени — безумного кровопролития и безудержного насилия ради креста, но не ради Христа. Вера на крови или кровь без меры. Оттенки привычной реальности исчезли, а ориентиры времени смешались, уступая место этюду в багровых тонах эпохи крестового похода на Русь 1240-1242 гг.
        Самым сложным для автора  является отображение исторического реализма его произведения. Этот труд - тонкая, но весьма ответственная грань в литературно-художественном и морально-нравственом аспектах исторического повествования.  Война — это реальность, которую невозможно ни подменить, ни обелить, ни переиначить, ни переписать, как к тому сейчас стремятся на Западе. Война — высший реализм человеческих судеб, характеров и отношений, их крайнее противостояние. И тогда, и сейчас — Запад против Востока. А реализм не бывает причёсанным, вылизанным или выхолощенным. Реализм — всегда натурален и натуралистичен до эмоциональной или физической дрожи. Реальность — это то, что нельзя приукрасить, политизировать или спрятать за пафосным текстом. Если вы её чувствуете — вы ещё живы, а память и разум ваш — здоровы. И тот, кто ведёт вас по этой реальности —  искушённый поводырь, вот такая у него незавидная доля и обязанность. Но у любого реализма есть предел и нравственные границы - он не должен скатываться до банальной "чернухи".
Ещё не отгремело эхо безжалостного нашествия Батыя, а на правосланую землю северо-западаной Руси хлынули разноплемённые крестоносцы — крестовый поход Запада устремился на Восток. Теперь от каждого православного зависит стать ли его отчине-дому новой Святой землей или утонуть в собственной крови. Крест против креста? Нет, Запад против Востока. И тогда, и сейчас — всегда.
     Чтобы вернуться к теме разговора, нужно ещё раз прочитать эпиграф к статье.  История снова и снова предлагает всем её участиникам очередную роль и выбор, и надежды, и страдания, и сомнения. Равно как в далёком "тогда", так и в близком "сегодня" – и в прошлом, и в настоящем. Актуальность исторической литературы состоит в том, что её прошлое всегда должно находить отражение в настоящем: меняются эпохи, места и декорации; появляются и гремят новые события; создаются и гибнут целые страны и государства, но люди остаются прежними – детьми и героями или преступниками своего времени.
Прошлое стран и народов делают сами люди, а атрибуты человечности и бесчеловечности, правды и лжи, добра и зла, человеческих ценностей и вечных истин не раз повторяются в настоящем, влияя на будущее. История не делит людей на плохих и хороших - она, прежде всего, определяет стороны конкретного противостояния-конфликта, наделяя участников соответствующими идеологиями и платформами для их реализации, предоставляя потомкам возможность самим разобраться кто есть (или был) кто.
     И мнения здесь могут не совпадать, потому что историческая проза – литературно-художественная интерпретация автора, основанная на конкретных событиях и фактах, исторической образности героев-персонажей, социально-бытовом реализме избранной эпохи, политико-экономической подоплёке описываемых моментов-событий. Такая авторская позиция имеет свою правоту-закономерность.
Основой исторического произведения  любого масштаба является классический литературный канон последовательности и взаимозависимости его составляющих: время-место-события-люди, где первые два элемента изначальны и основопологающи. Они охватывают не только эпоху, но и место происходящего. Именно в это время и в этом месте возникают ключевые события произведения. Событийные моменты способны изменить привычный уклад жизни и людские взаимоотношения на судьбоносном уровне. Четвёртый элемент – кто, где, как и с каким результатом участвовал в этом историческом процессе, т.е. речь идёт о людях-героях своего времени и места. Единицей же исторической литературы (прозы) является художественный образ – образы полностью подходящие к описанному канону повествования, впрямую основанные на нём, потому соответствующие обозначенному историческому посылу. Литературные образы разных градаций складываются в единую образную систему произведения.
    В романе "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени" акцентом образности является цветовая гамма, обозначенная названием каждой главы. Сотри наслоение указанных мазков на палитре и увидишь, что под ними. Сними цветастую обёртку названия и увидишь, что такое красное, чёрное, серое, голубое и т.д. в образах героев повествования. Смешай цвета, и что получится? Тёмный, грязный, неприятный цвет представленной эпохи крестового мракобесия, человеконенавистничества, ложных представлений о мире и живущих в нём людях, называемых Западом восточными варварами-русами. Но и в этом беспросветном грязноцветьи - литовские набеги, немецкие нашествия, монголо-татарское иго продолжали жить наши предки, оставаясь людьми и личностями, вызывающими уважение и восхищение своей славянской несгибаемостью, стремлением к свободе веры и существования. Это их усилиями и жертвами Русь оставалась Русью, и стала такой, какой мы его её знаем сейчас, называя Россией.
2. Часть вторая. Исторические аналогии "тогда и сегодня" на основе романа "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени".
Со времён событий романа минуло почти восемь веков. А что изменилось в извечном противостоянии Запада и Востока? Прежде всего, Восток и Запад стали другими. «Папский престол» теперь занимает другое место и называется совсем не так, рождая новых «понтификов влияния», современных Вильгельмов Моденских и уже не тевтонских фон Мальбергов, фон Грюнингенов и фон Фельфенов, а место датских союзников крестового похода на Русь 1240-1242 гг заняли другие силы, далёкие от самой Дании по происхождению и территории. Западные антиподы восточной независимости, объединившись против Востока, создали новый, теперь уже не монашеский, но не менее воинствующий орден. Со временем актуальность противостояния Запада и Востока, прежде всего, для первого, не потеряла своей сути и лишь разнообразила формы.
      А крестовые походы на славянский Восток и славянский мир, как в романе предрекал Моденский, не прекратились, только вот раздробленная Русь уже давно стала крепким и независимым государством Востока, противостоящим идиологической и вооружённой экспансии Запада. Очередной крестовый поход будоражит и наши дни с 24 апреля 2022 г. Только сегодня Запад не прячется за религиозной маской и не скрывает своей антирусской, антироссийской направленности помыслов и действий. Но теперь оголтелому Западу противостоят не удельный Новгород, Владимир, Суздаль, Переяславль-Залесский, Полоцк и Псков, а целая держава, ведомая Москвой, той, что возглавят и возвысят потомки Александра Ярославича Невского. И держава эта имеет сегодня десятки полководцев, подобных Невскому, сотни Домашей Твердиславичей и Филиппов-Пелгусиев, не гнушаясь и Кербетами (ЧВК «Вагнер»). Тысячи Горшеней и Рогволдов стоят в её воинских рядах на линии соприкосновения с сегодняшним врагом, всё также сражаясь за веру и отчину , пусть разную для Горшени и Рогыолда  - Изборск, Новгород и Псков. Однако, для нас уже давно ставшую Отечеством - Родиной. Походы Новгорода и братьев Ярославичей против крестоносных завоевателей в период 1240-1242 гг нельзя назвать настоящей СВО по многим причинам, но правдоборческий  дух провославного воинства, отсутствие завоевательских задач и интересов, вера в свою правоту со временем не изменились.
      В оценке позиции современного Запада, хочется ещё раз коснуться слов Вильгельма Моденского (папский легат в Прибалтике - тевтонской Ливонии и Пруссии той поры Истории). Они прекрасно  демонстрируют западные тенденции в отношении нашей и других стран, сказанные на канонической латыни: «Tantum infirma pugnam. Fortis semper vim alii ad pugnam!". Что в переводе  значит: "Сражаются сами только слабые. Сильные же заставляют сражаться за себя других». Сколько их теперь современных Вильгельмов Моденских и Плано Карпини? Десятки европейских разжигателей войны: не торговли, культуры или другого взаимодействия-взаимопонимания, а войны. Здесь очень хочется ещё раз процитировать пресловутого папского легата Моденского, потому что в его фразе из романа – вся суть воинствующей-ястребиной позиции Запада: без разницы, тогда или сегодня:  за 783 года ничего не изменилось: «Bellum idem est religio, nisi cum a plus tangibile ex". Что означает: "Война – та же религия, только с более ощутимым результатом». Когда война становится религией, миру, любой вере и правде места там нет. Предупреждаю, вы не найдёте этих фраз, как и информации, в Википедии. Впрочем, и о самом Моденском вы вряд ли там, что личностно-характерологического увидите – хроника чувств, а тем более, литературно-художественной образности, не имеет. Моденский - результат авторских изысканий и впечатлений  (как и многие исторические личности романа). Мой папский легат – образ, наполненный собственной римской идеологией, но всё же живой человек – он имеет свою силу, и свои слабости, делающие его ближе и понятнее читателю. Да, главный разжигатель войн в Прибалтике и Западной Руси первой половины XIII в  оказался обычным человеком из крови и плоти, но с головой погрязшим в море интриг, лжи, стяжательства и тех самым грехов, с которыми он был призван понтификом бороться на отведенной легату территории. Хорошенько вглядитесь в этот литературный образ, и вы найдёте его отражение в современных властных апологетах Запада, дословно повторяющих идеологическую платформу папского легата.
Под стать папскому эмиссару в Ливонии и новый понтифик - хозяин Папского престола с налётом искусственной светскости, показной  культурной доступности - Иннокентий IV. Этот папа Римский  мягко стелет, но европейской светской знати жёстко спать – мягкий контроль над ней сдвигается в сторону ужесточения и доходит до отлучения от Церкви европейских монархов. Папский престол и его Священная Римская империя становятся центром Вселенной. И сегодня, в наши дни, мы ясно видим такой вариант гегемонического центризма. Как результат, в Историю входят всевозможные Конрады Марбургские, от действий которых содрогается сам понтифик, однако от Церкви подобного демона не отлучает, отпуская восвояси – одуматься и вспомнить о заветах Господних. А всех этих Марбургских, в конечном итоге, ждёт участь настоящего Конрада Марбургского. Родственники и близкие оболганных, униженных, растоптанных и казнённых им немцев пошлют насильника от Церкви на суд Божий.
    Двуличие и фальшь, спесь и алчность, лживость и лицемерие сквозят из образов западных героев-крестоносцев, исторических личностей, ставших героями романа – Дитриха фон Грюнингена, датского принца Кнуда, Андреаса фон Фельфена, рижанина Иоганна, дерптского епископа Германа, служки органиста Губерта и тевтонских ландмаршалов, в которых без труда можно узнать воинствующих и бесконечно разглагольствующих о правде западных деятелей от армии и политики. Сегодня, как и прежде, все они - пауки в одной банке, которых объединяет лишь сама банка. А смертных грехов на западных правдоборцах больше, чем на простом кнехте – слуге, выполняющем самую грязную военную работу, волей вышеуказанных отправленном в описываемый крестовый поход.  
    Но не все представители Запада, персонажи и герои этого романа, подпадают  под эти   характеристики. Есть и альтернативные образы. Нет, они не благоволят правословному Востоку и Руси, но имеют возможность собственного мнения и суверенного поведения.  Гуго Ранке и Ганс Баум - люди из простого народа: не дворяне и не предствители знатных родов. Первый - урождённый ливонец из Дерпта, второй - рядовой крестоносец, представитель, ушедшего в прошлое, ордена Меченосцев. Гуго - новобранец-доброволец, бегущий от жизненных поблем. Ганс - воин-профессионал, который после гибели своего ордена в битве при Сауле в 1236 г., так и не смог найти своего места в жизни - ни добра, ни дома не нажил, а снова становиться землепашцем уже не хотел.   Однако,  этой паре, соединённой крестовым походом на Русь, не ведомы жажда безумного кровопролития, ненависть к мирным варварам, стяжательство и личная выгода. Им не чуждо и христианское покаяние. Гуго Ранке и Гансу Бауму не нужно лгать и лицемерить – они выше интриг и заговоров, потому что являются самодостаточными личностями. Но их судьба трагтчна и поучительна - назад никто из них не вергулся. А много ли сегодня таких вот Ранке и Баумов на Западе? Теперь их место занимают бесконечные Дитмары Крегисы и Ульрихи фон Гартунги.
     Ещё немного о Гуго Ранке - главном герое, чьими глазами читатель изнутри видит крестовый поход на Русь 1240-1242 гг.  Образ Гуго Ранке – ливонца, сына народа, экспансированного немцами, т.е. человека уже находящегося в подчинённом положении – от рождения до гибели, вызывает интерес и понимание. Ранке стремится к независимости и дворянскому титулу, как единственной возможности этой самой независимости. Человек не лишился разума и критического отношения к окружающей действительности. Иногда ему сочувствуешь, но он не выпадает из образа врага. Только вот без крестового похода Гуго вряд ли стал бы тем, кем стал. Судьба послала Ранке на войну, чтобы сделать из него человека – личность, не похожую на другие, воюющие рядом с ним. Копошиться в грязи безудержного кровопролития и не испачкаться в ней, не нахвататься её по самое горло, а в самый решающий момент понять, что всё это было зря – жизнь и его отец без особых затрат решили основную проблему Гуго, от которой он бежал из Дерпта – вот основной парадокс образа молодого ливонца. Да, иногда, чтобы понять самого себя и найти своё место среди други, нужно оказаться на войне - нужно почувствовать её на себе, в своей душе и на своей шкуре. Нет разницы, в каком вооружённом противостоянии Запада и Востока – тогдашнем или сегодняшнем это происходит, потому что происходит всегда. Но при всём том, Гуго не стал кровожадным славянофобом. Ранке слишком поздно увидел альтернативу той реальности, в которую его окунул крестовый поход – там, за Эмбахом его уже ждал другой мир: света, семейного счастья, доброго отношения окружающих, другого будущего, мир без войны. Оставшись в живых, Гуго больше никогда бы не взял в руки оружие. Зачем, если его вновьобретённому миру никто не угрожал, и ничто не могло его омрачить? Князь Александр Невский не пошёл ответным крестовым походом на Дерпт.
        В романе достаточно картин реального страха, страданий и военной беды, обрушившихся на северо-западную Русь в 1240-1242 гг.  Значит ли это, что автор определяет страх основным побудительным мотивом действий героев-участников повествовательного процесса в романе "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени"? Если так, то Андрей Горшеня, Рогволд Купчин, князь Александр, изборское ополчение, дружина Гаврилы Гориславича, новгородские купцы-доброхоты псковитян, лесные псковские мстители определяли свою цель, как бег от страха, т.е. страх смерти  побуждал бы их к бегству от действительности - войны и даже покорности захватчикам, если такое бегство не удастся. Совсем нет, страх очень сильная эмоция, которая не подвержена времени. Её одинаково переживали тогда и переживают сейчас. Да, указанная группа героев романа испытывает страх, но он другого рода – страх за жизнь и судьбу ближнего, за свою, хотя и удельную, но всё же отчину, свои семьи, дома и хозяймтво. Страх собственной смерти для них уходит на второй и следующий план - перестаёт быть определяющим. Смерть для псковитян и новгородцев перестаёт быть страшащей неизбежностью – каждый готов умереть за свой дом, землю, детей, жён и матерей.
     А чего боялись и боятся по сию пору, уже перечисленные выше, противники-антиподы Руси, несущие смерть и плен славянам Псковщины и Новгородчины? Называя тех еретиками-отступниками, схизматиками, тёмными варварами или пренебрежительно - русами, они боятся лишь за свою власть, за нагорабленное добро, за огнём и мечом захваченную землю.  Захват, грабёж и подчинение варварского Востока всегда – и тогда, и сейчас, нуждались и нуждаются во всемирном-всеевропейском обосновании своих действий, требующих поддержки и оправдания на самом верху пирамиды влияния-власти. Над ними, кроме страха собственной смерти, нависает ещё масса другой боязни: опоздать к разбору награбленного, лишиться дешёвой и дорогой составляющих славянского полона, страх интриг со стороны союзников, потеря награбленного и завоёванного, жёсткого ответа за неудачи перед Папским престолом и верховным магистром Тевтонского ордена. Всё это и сегодня является побудительными мотивами западного страха перед непокорным Востоком.
    Русские женщины в романе имеют значительное количество образных воплощений: Вириния - супруга изборского посадника-воеводы Селиверста Тимофеича, Глафира Фроловна – жена боярина-воеводы Луки Гаврилыча, Василиса Протасьевна – супруга Илии Узды, сотника конной изборской дружины, Лукерья Титовна, благоверная сотника пешей посадничьей изборской рати Ставра Могуты, Евдоха – псковская беженка, супруга охотника Никифора и мать Митяя, и даже княгиня Ефросинья Рогволдовна Псковская – супруга князя Ярослава Владимировича-Герпольта, в посмертии Евпраксия, почитаемая в лике благоверных. Они - неотъемлемая часть народа, испытывающего все тяготы иноземного вторжения. Здесь нет любовных линий и лирических воздыханий. О Боге, верности и смерти этим представительницам слабого пола приходилось думать чаще, чем о любви. Потому все они названы вместе со своими мужьями, судьбы которых разделили сполна. Женщины и тогда, и сейчас стояли и стоят в одном ряду со своими мужчинами-воинами.
И, как всегда, движущей частью Истории в прошлом и настоящем, являются люди – соль своей земли. Герои приходят и уходят, а простой народ продолжает жить и делать время-место-события-факты такими, какими мы их видим сейчас или читаем в хрониках и летописях. И эта масса человечества не имеет конкретного имени, но имеет свою историю, определяющую историю всей Руси. Нет, сейчас не о лозунгах, пафосе и патетике Эйзенштейна в «Александре Невском» 1938 г, а о людях, которых по-прежнему называют "простыми". А в чём же их простота? Простоту житейского уклада, извечное трудолюбие, занятость на своей земле и привязанность к своему дому-семье, простоту-открытость души и поступков нельзя назвать безынциативной простотой. Десятки и сотни воинов, служивших князьям, гибли за их интересы и чаяния, оставляя своих ближних без защиты – в деревнях, сёлах, городах. И лишившись непосредственных защитников, эти люди становились предоставленными сами себе. Как хочешь, так и выживай. Народ в романе представлен жителями Изборска, Пскова, Новгорода и их окрестностей, «лесными жителями» - беженцами от своих очагов и насиженных мест, вытесненные войнами-набегами из родных пределов: михайловцы и псковитяне с изборцами в погорелом зимовье под Псковом.
     Никто из власть имущих не помог им ни жильём, ни хлебом, ни иной поддержкой – судьбы простых людей тогда мало кого интересовали, потому что для всех они оставались «простыми». Эти же самые люди показали, что они могут прожить и без княжеской или боярской власти – умельцы, мастера на все руки, тянущие на себе новые хозяйства и семьи, не стали разбойниками на дорогах, грабителями и убийцами. Вот такие они простые люди. Герои незримого сопротивления, народные слои, наиболее притесняемые захватчиками, те которым уготованы пытки и огонь католических костров – смерть за свободу и веру. Они -  безызвестные герои религиозного сопротивления, те, чей голос теряется среди стонов от западного насилия и призывов о помощи. Именно из этих «немых» рядов выйдут Андреи Горшени и Рогводы Купчины, которые заметят всё, осудят  зло и дадут адекватный ответ – око за око, кровь за кровь, жизнь за жизнь. За этих вот людей и за себя, хлебнувшего войны полной миской, лишившись самого дорогого в этой жизни и на этой земле, они пойдут до самого конца.
    "Род Артёма Глыбы занимался скотоводством и надоем молока, из которого получались превосходная сметана, сыр и масло. Калистрат Рудый – огородничеством и садоводством, его овощи и яблоки имели в Михайловском отменную популярность. Панкрат Свиблов – корчёвкой леса и углежогством, а также плотничеством по всему Михайловскому. Еремей Проклов слыл незаурядным охотником и лесоведом, его род держал борти, а Еремеевым мёдом пользовалось всё Михайловское. Вячко Костан держал лошадей и в этом деле знал толк".
   Вот короткий перечень «михайловцев», тех, кто не мог похвастать знатностью рода или богатством, но продолжаших жить по-православным законам, не чувствуя себя в достатке без религиозной поддержки. Живот полон, да без Бога душа пуста и холодна. Мужчины семей-беженцев под Псковом взяли оружие и стали лесными мстителями, но лишь после того, как убедились в безопасности своих семей. И бились они не хуже воинов-профессионалов, с которыми погибли в последней битве под Моосте. Не менее волнительна и судьба лесной беженки Евдохи-Евдокии, которая потеряла своих мужчин на охоте, без их добычи все беженцы были бы обречены на голодную смерть. Муж и сын Евдокии заплатили за это своими жизнями, но сама Евдокия, стараниями Горшени и Рогволда попавшая в Новгород, получила ещё однин шанс на мирную жизнь. Нет, её мужчины погибли не в бою с врагами, но она-то своим несчастьем пополнила бесконечные ряды псковских вдов - женщин, лишённых кормильцев и будущего.
      Всегда ли причиной людских бедствий в ту эпоху являлся иноземный враг-захватчик? В руках удельных князей, призванных защищать своих умельцев, мастеров, скотоводов и хлебопашцев, эти люди становились разменной монетой. Живым серобром и золотом, которым прижимистые князья плитили дань монголам. И никто выкупом не старался вернуть страдальцев назад - на родину. Так называемые простые люди и сегодня решают судьбу Державы – каждый на своём месте, каждый своим вкладом, пусть и не заметным на общем фоне усилий целой страны, но его-то никак нельзя назвать простым.
     «На Божьем свете наличествуют три самые неукротимые человеческие силы – вера, искусство и война. Но религия и рукотворная красота могут на равных потягаться с третьей – войной. Потягаться и победить» - так сказано в романе. В такой подаче Запад имеет своё лицо близкое и понятное Востоку – художники Гюнтер Вальдсгау, Конрад фон Зост, Теодорих фон Ранке не менее одержимы искусством, чем псковский иконописец - иерей Вирилад. Художественные творцы Востока и Запада имеют единое желание – творить и творениями своими радовать весь мир, без территориальных, религиозных и политических ограничений. В творчестве и его восприятии нет никаких границ. Не было, пока не появились современные Конрады Марбургские, отлучившие Запад не от церкви, а от влияния восточного искусства. Теперь творения потомков иерея Вирилада – Викулы Кожина запрещены на Западе. Да, указанные мастера творили во славу Бога, теперешние их последователи – ради человека, свободного от любых предрассудков и стороннего давления. Свобода любого искусства близкого и Западу, и Востоку сменилась свободой одностороннего запрета-отмены, снова превращая наших мастеров в средневековых варваров, еретиков, схизматиков и отступников от Вселенской церкви,  современного аналога папского Римского престола.
Вопросы веры или неверия, преследования за убеждения по-прежнему, и тогда, и сейчас, остаются острыми моментами исторической реальности. «Меч Бога - его слово». А согласен ли с этим заветом вчерашний и сегодняшний Запад? Его меч по-прежнему - огонь, железо, кровь и смерть. Потому и в сегодняшней жизни актуальны герои романа: протодиакон Гавриил, настоятели псковского Троицкого собора Алексий и Симеон, княгиня Ефросинья Рогволдовна, и даже грешный иерей Вирилад. Сегодня каждый из них может иметь реальный прототип. Того, кто борется за веру не железом и огнём, а лишь словом Божьим, ради паствы, а не ради собственных интересов. Народный дух всегда, в любую лихолетную эпоху нуждался и нуждается в духовном укреплении и направлении усилий.
Андрей Горшеня и Рогволд Купчин - герои своего времени, те самые простые люди – не князья или бояре, не непобедимые былинные богатыри, а живые защитники своей отчины - земли и веры, переданных им предками. Все они на виду – динамика характеров и ответных реакций на реальность формируются на глазах читателя. Весь жизненный путь направляет воинов в русло войны и мщения. Мщения не ради собственных обид и лишений, а ради правды, которую они ищут от Пскова до Переяслявля-Залесского. Предыдущая жизнь Рогволда сложилась в недоверии и осуждении Новгорода, но князь Александр ломает этот лёд отношений, своим примером подсказывая Рогволду выход из тьмы предубеждений: бывший новгородец гибнет не за тщеславие Новгорода, а за свою Псковщину и праведное дело князя Александра.
    История же Андрея Горшени интересна тем, что он являлся потомком латгальского представителя тогдашней Ливонии – Екупа Подниекса. Дед Андрея был пленником, но не стал врагом православного жизненного уклада, возродившего мастера к жизни, давшего ему имя Василия, дом, семью, собственное место под изборским солнцем – уважение и доверие окружающих его православных людей. Подобное не редкость на западных славянских землях. А было ли наоборот? Даже теперь – сегодня русскоязычное население Прибалтики испытывает всяческое унижение и насилие над памятью, не говоря уже о социальном и политическом статусе этих людей прибалтийского региона – в Эстонии, Латвии и Литве, их предков, освободивших Прибалтику от крестоносной чумы недалёкого прошлого. А чем ответила Андрею родина деда? Жестокой смертью жителей Изборска и Пскова, пожарами, голодом и разрухой, полной бесправностью на своей же земле, пленом и издевательствами над верой дедов и прадедов. Нет, Андрей не слепо мстит врагу, а вершит возмездие – воздаяние захватчикам за их преступления на его земле. Гуго Ранке – исключение, лишь только потому, что душа его ещё не стала перекошенно-кровожадной, осталась духовной материей, в которой ещё сохранились понятия «плохо» или «хорошо» - «правильно-неправильно». Гуго не стал добивать раненного Андрея и уничтожать его родню, по-человечески посочувствовав им, проявив сострадание не воина, а человека.
    Ремесло воина – кровавое ремесло: при вооружённом противостоянии защита ближних зачастую без крови не обходится, но даже праведное кровопролитие – кровь и смерть западных «людей креста» - крестоносцев, требует последней исповеди и покаяния. Ставить себя выше насилия над беспомощным и поверженным врагом – позиция православных воинов всех времён и эпох. Так было тогда, так есть и сейчас. Грех кровопролития требует покаяния, только о нём нужно помнить всегда – помнить, чтобы успеть сказать Богу последнее «прости, Господи, за кровавые грехи мои». Андрей Горшеня и Рогволд Купчин успели и смогли. Даже Ганс Баум перед смертью, каясь, открывает тайну своего грехопадения – не всё так просто оказалась в судьбе сурового ветерана крестовых походов. А вот Гуго Ранке – не успел, потому сам автор читает ему «покаянную», как католику – на латыни. Никто и никогда не услышит покаяния от основных вдохновителей крестоносного кровопролития – немцев и датчанах, сама судьба наложит на них наказание без исповеди, а каяться им придётся на Божьем Суде, где покаянию уже не будет хода.
      В историческом процессе слово «вчера» значит и сто, и двести, и более лет назад, а "сегодня" – и конец прошлого века. В предыдущее время Запад и Восток связывали торговые узы: заключить мирный договор значило не только не воевать, но и торговать без обид и притеснений, с обоюдной выгодой. Запад всегда интересовали товары, которыми были и есть богаты восточно-славянские земли. Запад никогда не торговал себе в убыток, понимая, что торговать с Востоком – прибыльно во всех смыслах торговли, а воевать – слишком рискованно и затратно. Герои романа - псковский купец Нил Проклыч и новгородцы - Микула Петрич и Трофим Силуяныч полностью соответствуют этому посылу. За одним, важным для названных, исключением: каждый настоящий купец обязан быть политиком и дипломатом - трястись не только над своим кошельком и непременной выгоде, но и предвидеть будущее, в котором ни первое, ни второе в убытке не будут. Лгать можно другим, но себе – ни-ни, обманешься и прогоришь на корню, сразу и навсегда, как отец Рогволда Купчина во время новгородского голодомора.
      Со временем потомки героев романа раскрыли и разработали недра своей земли– то, что нельзя сделать своими руками или вырастить в любых условиях, но очень нужное для Запада. Потребляя их, Запад привык к постоянству дешевизны и выгоды, получаемого с Востока. Так напитавшись и обогатившись, он забыл о ценности источника своего благосостояния. Забыл, кому он обязан этим, вновь ополчившись на Восток. Но, отказавшись от покупки таких товаров, Запад поставил себя на грань банкротства. Так не было тогда, но уже есть сейчас. Только вот Запад за всё время торговли с Востоком не понял, что Восток большой – просто необъятный. А современные Нилы Проклычи, Микулы Петричи и Трофимы Силуянычи шагнули дальше – за моря и за горы, оставаясь политиками и дипломатами от торговли.
В романе нет проходных лиц-персонажей, каждый его участник берёт на себя меру-долю ответственности за себя, за других, за своё дело, за своих ближних и дальних, за прошлое, настоящее и будущее. И сам отвечает за свой выбор. Так было тогда, так будет и сейчас. Ничто не останется без ответа. Георгий Победоносец, хранитель наш - "один за всех без рати и оружного подспорья" навсегда с нами, даже тогда, когда и один в поле - воин. Один за всех и один против всех. Под его защитой побеждённые становятся победителями, а победители не мстят побеждённым, их семьям и близким, стране противника. Так было тогда, и я верю в то , что так станет и сейчас - в условиях СВО. А в нашей стране появились авторы, пишущие о реалиях сегодняшнего дня на линии сопрокосновения с современными поборниками Запада - очерки, репортажи, статьи, эссе, интервью. Уверен, что скоро настанет и черёд ХудЛит.
    Если вас заинтересовал мой роман "Один за всех и каждый за себя. Палитра крестоносного времени", вы совершенно бесплатно можете с ним ознакомиться на литературной платформе  Author.Today, став моим подписчиком: https://author.today/work/158556 С удовольствием обсужу его с вами, отвечу на вопросы.