Муза в наследство

— Скучища, — Муза зевнула так, что хрустнули её тонкие, будто птичьи, косточки. — Ты в курсе, что от скуки мы стареем, а от безобразий — молодеем?

— Не в курсе, — я затянулся, выпустил в застоявшийся воздух три идеальных колечка. — Не слежу.

— А ты посмотри! Бесишь. Я старею. — Она оттопырила губу и развернулась ко мне спиной, демонстрируя осиную талию и лопатки, выступающие под кожей. — Дня три—четыре, и за сигаретами будешь сам ползать.

— С чего это? — пробурчал я, изучая хищный изгиб её позвоночника. Вид — обманчивый, ангельский. В сущности тварь редкая, со дна писательского мира сосланная.

— Начнут паспорт спрашивать. А его, как ты знаешь, у меня в помине не было. Сейчас я хотя бы как девочка, сбрасываю все на отца - бухает, послал и бить будет если не принесу. А еще чуть с тобой в тухляке просижу, состарюсь и не прокатит. Видно будет - малолетка пришла себе за добавкой.

Я снова затянулся. На этот раз колец вышло четыре. Она ловко собрала их в воздухе, скрутила в один дымный обруч и нацепила себе на голову, вместо нимба.

— Мне нужно дело, Марк! Выполнять свою функцию, чёрт возьми! Прокрастинатор херов. Мне нужен сюжет, я не могу сама творить. Дай направление, дальше я сама.

— Ты и так уже навытворяла. Самостоятельность, твою мать, проявила. Сидишь щас мелкой. Куда тебе ещё? В пеленки завернешься?

— Хочу ещё! Я голодная. Ты вот каждый день жрёшь. Стой, не так. Ты же каждый день бухаешь?

— Ну и?

— А вот смотри: если я не махну на улицу и не принесу тебе эту отраву, что с тобой будет?

— Похмелье.

— Чёрт, Марк, не доводи! Если вообще не пить.

— А, если вообще не пить — сдохну.

— Вот и я состарюсь и сдохну. Ты этого хочешь?

— Вполне возможно...

— Не дождёшься, сволочь. Контракт бессрочный. Я бессмертна. Но без новых текстов я превращусь в беспомощную, противную, дряблую старуху. И будешь ты у меня писать стихи ямбом про тёмные небеса Аустерлица! А ещё я начну являться тебе по ночам, в самых жутких кошмарах. Нечего было вступать в проклятое наследство!

— Я не знал, что в нагрузку к ложке и рубашке идёшь ты. И вас, похоже, совсем не учили мягким методам мотивации. Только и делаешь, что угрожаешь.

— Не зуди! Досталась тебе тёмная муза — терпи. Зато три книги, и мы в расчёте. От светлых-то веками не избавиться, они как тараканы, плодятся в стихах про листочки да цветочки. Или давай сдадим что уже есть. Где ты спрятал чёртову рукопись? Дай! — Девчонка оскалилась и сделала шаг ко мне. По радужкам её глаз пробежали алые сполохи, будто в пробирке с химикатами.

— Сжёг.

— Иди ты! Я там кровь из пальцев выжимала! Ты тут лежал, курил, строчил под мою диктовку. А кто всё это выкручивал, а? — Она щёлкнула пальцами, и на указательном вспыхнул голубоватый огонёк. Муза подожгла импровизированный дымный нимб над своей головой и осклабилась в поистине адской ухмылке.

— Перегнула. Такое только сжечь.

— Хер там! Я как надо делала. Думаешь, линии судьбы гнуть — это легко? Посмотри! — она выставила вперёд ладони, испещрённые кровавыми трещинами.

— Фу, убери. Мерзость. — Я отмахнулся от неё своей трубкой. — Треш мы не пишем.

— В смысле, не пишем?! А про раздолбанный самокат? Я тогда лет пять сбросила, летать снова научилась. — Муза отряхнула руки, и струпья осыпались на стол чёрным пеплом.

— Ладно, было и было, я выводы сделал.

— Марк, да хоть убейся, я же тебе не ангел хранитель. Пиши что хочешь, хоть эпиграммы похабные. Я сейчас все съем. Или давай сюда каракули. Рукопись. Где?

— Отстань! Иди... к голубям привяжись. Пусть тебе начирикают.

— Они тупые. С ними ещё скучнее, чем с тобой. Их предел — срать стаями. Не отвлекай. Рукопись где? У меня контракт. Три книги — и я свободна. Всё продумала. Режем твои опусы на три части, и вуаля — я на дно, ты в покое ... или в запое, там как хочешь. Классно?

— Задолбала. Делай.

— А я и сделаю. Три книги — и всё. Долг отработан. Меня заберут обратно. К нормальным писателям, а не к таким, как ты. Или ты хочешь, чтобы я по наследству дальше перешла? Я могу, ты же в курсе.

— Сука!

— Какая есть, вся твоя. Не надо было твоему папаше хернёй страдать! Мы с ним были на верном пути!

— Не туда его путь привёл.

— Я его путь, я куда надо вела. Это он свернул первый. Выбесил меня почти как ты сейчас. Цветочки-узорчики. У меня уже седой волос был! Я его предупреждала. Заранее. Вынудил. И тебя предупреждаю, Марк. Контракт, пункт 8.2: "Творение считается завершённым и готовым к сдаче по факту публикации, экспозиции или кремации". Но рукопись — это ещё не творение. Сжечь её сейчас — незачёт.

— Ладно, чёрт с тобой. На столе, в папке. — Муза метнулась на кухню, влетела обратно и принялась с болезненной жадностью перебирать листы.

— Тут вот подправить, — она пролистывала главы, лихорадочно изучала блокнотик с критикой. — Вот, смотри, всё записано: "непонятно", "неприятно", "херня полная", "не дочитал". Кто сказал "херня полная"?! Записывай в следующий раз кто то все изрыгнул. Я б хоть слетала, развлеклась, наслала бы понос, как тому мудаку.

— Переписывать не буду.

— Всего три пункта и я отстану.

— Отстанешь? Три и всё?

— И всё. Давай первый. Герой рефлексирует, как варёный рак. На тебя посмотришь — ты и сам не лучше. Хоть самой всё делай. Иначе — незачёт.

— Ладно. Сделаю. Что ещё?

— "Очень интересно, но ничего не понятно"... А вот тут я согласна. Ты зачем главы перемешал, идиот?

— Экспериментировал.

— Марк, ты бы давно уже спал спокойно, как все нормальные люди без включенных ламп. Последнее. "Не герой, а мешок с ленивым говном". С этим что будешь делать?

— Такого не было.

— Это от меня вопросик.

— Да иди ты! Ладно, давай добьем. Ты же не отстанешь. — Я снова затянулся, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. Доконала. Тварь. Проклятое наследство.