Архитектура контроля: деконструкция системы социального кредита в Китае

Часть 1. Архитектура доверия: деконструкция китайской модели 2025

Анализ китайской Системы социального кредита (Social Credit System, или SCS) по состоянию на 2025 год требует немедленной деконструкции популярных медийных образов. Реальность разительно отличается от мифа о «едином балле» и представляет собой более сложную, фрагментированную и, возможно, более эффективную бюрократическую модель контроля.

1.1. Великий миф о «едином балле»: бюрократическая фрагментация

Вопреки распространенному на Западе представлению, в Китае не существует единой общенациональной системы, присваивающей универсальный балл (score) каждому гражданину. Реальная система, по состоянию на 2025 год, представляет собой «сеть баз данных», состоящую из множества независимых региональных пилотных программ и отраслевых кредитных систем, каждая из которых оперирует собственными правилами.

Исторически эта концепция зародилась в 1980-х годах как попытка создать систему финансового кредитного рейтинга, аналогичную западной, в первую очередь для сельского населения, не имевшего формальной банковской истории. Однако к 2025 году фокус государственной политики сместился к Корпоративной системе социального кредита (CSCS), а не всеобъемлющему личному рейтингу.

Текущая фрагментация — это не признак провала системы, а, скорее, завершение десятилетнего инкубационного периода. С 2014 по 2024 год правительство наблюдало за сотнями локальных экспериментов, собирая данные о наиболее эффективных механиках контроля. 2025 год знаменует «новую историческую отправную точку» — переход от фазы экспериментов к фазе национальной унификации.

Новое руководство, выпущенное в марте 2025 года, и стратегический план на 2025–2030 годы ставят целью создание «единой системы социального кредита, охватывающей все типы субъектов» и введение единого социального кредитного закона. Главная задача — устранить «фрагментированные правила регулирования и разрозненные данные (data silos)».

Эта бюрократическая реальность создает иной тип антиутопического нарратива. Ужас заключается не в прозрачной геймификации «низкого балла», а в кафкианской неопределенности. Гражданин не знает своего «балла», потому что у него их могут быть десятки в разных ведомственных базах данных, или не быть ни одного. Он может числиться образцовым жителем в базе данных своего города, но одновременно находиться в «черном списке» Верховного суда или Министерства транспорта, что создает парадоксы и лишает возможности понять, по каким правилам его судят.

1.2. Истинные рычаги: власть «черных списков» (失信被执行人名单)

Реальная власть китайской SCS на 2025 год заключается не в баллах, а в бинарных «черных списках» (blacklists) и «красных списках» (redlists). Ключевым инструментом принуждения является администрируемый Верховным народным судом «Список недобросовестных лиц, подлежащих принудительному исполнению» (List of Dishonest Persons Subject to Execution).

Критерии попадания в этот список в первую очередь судебно-финансовые: он нацелен на лиц, которые «имеют возможность исполнить» действующее судебное решение, но «отказываются от исполнения», «уклоняются от исполнения» или «нарушают приказ об ограничении высокого потребления». Таким образом, система изначально создавалась как мощный инструмент принудительного исполнения судебных решений — проблема, остро стоявшая в Китае, — и лишь затем начала обрастать более широкими социальными и моральными функциями.

Механизмы наказания для попавших в эти списки представляют собой форму «социальной и экономической смерти», эффективно исключая индивида из современной жизни:

• Ограничение мобильности: Запрет на покупку билетов на самолеты и высокоскоростные поезда. Миллионы граждан уже подверглись этим ограничениям.
• Экономическая блокада: Запрет на получение кредитов и ипотеки, а также ограничения на участие в государственных закупках.
• Запрет на роскошь: Ограничения на «высокое потребление», включая запрет на пребывание в роскошных отелях.
• Профессиональная дисквалификация: Запрет на занятие государственных должностей или руководящих постов в государственных компаниях и финансовых учреждениях.
• Социальная стигматизация: Отказ в доступе к частным школам для детей «нечестного» лица и публичное порицание — от публикации имен и ID-номеров на уличных экранах до специальных телефонных гудков, информирующих звонящего, что он звонит «нечестному должнику».

Эта система создает касту «неприкасаемых» — людей, юридически живых, но практически вычеркнутых из функционирующего общества.

Таблица 1. Деконструкция китайской SCS (2025): миф против реальности

Часть 2. Лаборатории контроля: анатомия пилотных проектов

Медийный миф о «геймифицированном» скоринге берет свое начало в реальных, но локальных пилотных проектах, которые служили «тестовыми полигонами» для отработки механик социального управления.

2.1. Исследование «Meritown» и Жунчэн (Rongcheng): механика балльной системы

Исследователи из Стэнфордского института Фримена Спогли (FSI) детально изучили национальный образцовый пилотный город, которому они дали условное название «Meritown». Эта модель, наряду с пилотом в городе Жунчэн (Rongcheng), демонстрирует, как могла бы выглядеть система баллов.

• Механика: Каждый взрослый житель «Meritown» и Жунчэна изначально получает 1000 баллов (соответствует Уровню A).
• Правила: В «Meritown» система оперирует 389 четкими правилами: 124 для вознаграждения и 265 для наказания. В Жунчэне действуют схожие принципы: -5 баллов за штраф ПДД, +30 баллов за награду городского уровня, например, за «героический поступок».
• Источники данных: Данные поступают не только из автоматизированных государственных систем (дорожная полиция, банки). Критически важным элементом являются местные «сеточные» администраторы (grid administrators) и сотрудники жилых комитетов, которые вручную сообщают о повседневном поведении граждан, например, о нарушении правил вывоза мусора.

Этот механизм «цифрового доноса» является ключевым элементом антиутопии: система полагается не столько на всевидящий ИИ, сколько на оцифрованный социальный надзор, при котором соседи и местные администраторы мотивированы (возможно, для повышения своего рейтинга) сообщать о проступках других.

Важно отметить, что эти системы не создают полностью новый свод моральных правил. Исследование «Meritown» показало, что 83% серьезных нарушений и 66% всех наказаний в системе SCS соответствуют уже существующим законам или административным правилам. SCS здесь выступает не как новый закон, а как второй уровень наказания или поощрения, автоматизирующий и усиливающий исполнение существующих норм.

2.2. Алгоритмы поощрения и наказания: от субсидий до визитов полиции

Пилотные системы классифицируют граждан по детализированной 8-уровневой шкале: AAA, AA, A, BBB, BB, B, C, D. Эта иерархия позволяет управлять поведением через административные барьеры.

Награды («Красный список» / Уровни AAA-AA):

Высокий рейтинг — это не столько денежный приз, сколько снижение трения при взаимодействии с бюрократией.

• Бытовые льготы: Субсидии на отопление.
• Социальные лифты: Приоритет при приеме в школы.
• Административные льготы: Упрощенные административные процедуры, «зеленый коридор» в госучреждениях.

Наказания («Черный список» / Уровень D):

Низкий рейтинг, напротив, повышает административное давление.

• Активный надзор: Визиты полиции и «домашние инспекции».
• Лишение льгот: Отказ в государственной поддержке и субсидиях.

Серьезные проступки могут привести к немедленному понижению рейтинга. К ним относятся не только налоговое мошенничество или отказ от карантина, но и политические петиции и распространение ложной информации в социальных сетях.

Таблица 2. Кейс-стади: механика пилотной системы «Meritown» (модель 1000 баллов)

Часть 3. «Позолоченная клетка»: корпоративный социальный рейтинг (CSCS)

Наиболее развитым, функциональным и приоритетным компонентом SCS в 2025 году является Корпоративная система социального кредита (CSCS).

3.1. «Настоящая» единая система: рейтинг 33 миллионов компаний

На 2025 год более 33 миллионов компаний в Китае уже имеют корпоративный социальный рейтинг. Эта система, управляемая более чем 40 ведомствами во главе с Национальной комиссией по развитию и реформам (NDRC) и Народным банком Китая (PBOC), находится в фокусе государственной политики в области SCS.

Рейтинги, как правило, простые (A - Отлично, B - Хорошо, C - Средне, D - Недостаточно) или отраслевые (например, 5-уровневая налоговая система A-B-M-C-D). Компании также попадают в «Красные списки» (Redlists) и «Черные списки» (Blacklists).

Эта система представляет собой высокоэффективную модель аутсорсинга социального контроля. Государству не нужно отслеживать 1.4 миллиарда граждан, если оно может эффективно контролировать 33 миллиона юридических лиц. Контролируя компанию (угрожая ей D-рейтингом или отзывом лицензии), государство делегирует ей контроль за лояльностью сотрудников. Компания, стремясь выжить, сама будет следить за соблюдением сотрудниками налоговой, экологической и иной дисциплины.

Это формирует третью модель управления, не похожую ни на советский социализм (прямое владение), ни на западный капитализм (рыночное регулирование). Это государственный капитализм, управляемый данными. Государству не нужно национализировать компанию; достаточно понизить ее рейтинг. Рейтинг D превращает компанию в изгоя: ей не дадут кредитов, откажут в госсубсидиях и не допустят до госзакупок, что равносильно экономическому уничтожению.

3.2. Рыночный контроль и «ESG» как инструмент управления

Система CSCS применяется ко всем компаниям, работающим в Китае, включая иностранные предприятия (FIEs), и затрагивает все сферы их деятельности: от уплаты налогов до соблюдения экологических норм.

Одним из наиболее тонких аспектов CSCS является кооптация западной повестки ESG (Environmental, Social, Governance). То, что на Западе является рыночным или активистским инструментом, в Китае превращается в инструмент государственного надзора. Компании (даже государственные гиганты, как CSCEC) активно отчитываются о «корпоративной социальной ответственности» (КСО) и «устойчивом развитии», и эти нефинансовые показатели становятся частью их официального рейтинга.

Официально система CSCS подается как инструмент «выравнивания игрового поля», борьбы с мошенничеством и повышения доверия инвесторов. Однако реальные рычаги управления остаются у государства:

• Наказания (D-рейтинг/Черный список): Отзыв лицензии, запрет на выпуск гособлигаций, отказ в субсидиях.
• Награды (A-рейтинг/Красный список): Упрощение бюрократических процедур, налоговые льготы, «зеленый коридор» при проверках.

Часть 4. Продажа надзора: психология принятия и информационный контроль

Критически важным для понимания SCS является парадокс ее общественной поддержки. Несмотря на то, что на Западе система воспринимается как инструмент тотальной слежки и репрессий, опросы внутри Китая демонстрируют высокий уровень общественной поддержки.

Исследования (включая анализ Стэнфордского университета) объясняют этот парадокс двумя факторами: информационным контролем и социальным таргетингом.

1. Информационный контроль: Поддержка системы основана на «недостатке знаний граждан о репрессивной природе» цифровой слежки.

• Роль госСМИ: Поддержка SCS значительно выше среди тех, кто узнает о ней преимущественно из государственных СМИ.
• Маркетинг системы: Анализ 650 репортажей государственных СМИ показал, что только 2.8% из них содержали негативное изображение SCS. Система «продается» населению как инструмент «поддержания социального порядка» и восстановления «доверия» (Chengxin), нацеленный на борьбу с реальными, осязаемыми проблемами: мошенниками, неплательщиками долгов и производителями опасных товаров.
• Хрупкость поддержки: Поддержка не является необратимой. Полевой эксперимент среди 750 студентов китайских колледжей показал, что, когда респондентам раскрывали репрессивный потенциал системы (например, наказание за критику правительства), их поддержка SCS падала на 12%.

2. Социальный таргетинг: Поддержка системы неравномерна. Она особенно высока среди привилегированных групп: богатых, образованных и жителей городов. Эти группы видят в SCS не угрозу, а подкрепление существующих норм и инструмент, наводящий порядок, который им выгоден.

Для антиутопического нарратива это создает фундаментальный конфликт: главный противник протагониста — не обязательно безличный государственный аппарат. Это его собственный сосед, коллега или член семьи, который искренне верит в пользу системы, потому что она заставила другого соседа убирать за собакой или наказала мошенников. Диссидент в такой системе воспринимается обществом не как борец за свободу, а как асоциальный элемент, мешающий построению «гармоничного» общества.