Маленькая попытка написать роман за месяц Глава 22 Письма к корефанам

Круг двадцать второй. Письма к корефанам

И они тотчас,

Оставив сети, 

Последовали за Ним.

Матфей, 4:20

«Кали-Ола». Рязань. МБОУ «Школа №8». Более 100 лет назад 

– Письма доставишь до них, откроют в срок. 

– И как поймут они, что срок пришел?

– У каждого будет своя причина открыть письмо.

– Для меня будет… что-то?

– Ты посланник мой, учитель Павел, из двенадцати станешь тринадцатым. Тебе письма, а Сар ха-гадол Меч возьмет. Призовет Отец, разрешит вернуться, он оставит его здесь. Инферно идет за ним по отпечаткам мох ступней в песке. Четверо сотрут следы.

«Кали-Ола». Город №3. Теперь

– Это тебе не шестидесятые годы двадцатого века в СССР, чтобы собирать стадионы теперь нужно быть не поэтом, а пророком. С чудесами вместо цепких строчек.

– Но ты пришел слушать меня и услышать.

– Пришел. Но привели меня туда не твои слова, а вот эти, – всадник похлопал правой рукой по сумке, пристегнутой к седлу вместе с луком.– Ради этих слов оставил сеть своей жизни и теперь следую за ним.

– И что же это за слова такие, мой принц?

Всадник достает из сумки желтый конверт и передает через плечо девушке, дабы прочла она сама слова Его.

Письмо первое

Мир тебе и у тебя под пятой! Воплощением первым быть тебе в землях Земных и Небесных. Когда решит повторить Гнев обращение народов многих в мертвых, так час твой и  грянет. Известны мне искушения твои войти в Дом и остаться там, служа новым хозяевам.

Отпускаю тебе грех крови. В час назначенный смети всякий род, обернувшийся против Отца и пришедший за Клинком Его, как делал до этого ангел со всяким первенцем в доме, где крови агнца не было на двери. Иов истощался тобой телесно и был закален духовно, и когда был отдан духу злому телом, не уязвился закаленной душой. Так ты закали отданных под Предел, в час падения сего града, только достойные духом переживут падение и получат Небеса новые. Не мни себя войной или гладом, хотя и упорствуешь в узнавании дела воинского, будь страшнее и милосерднее жатвы меченосной, дабы крест отторгнувшие тебя от тела своего, достойно принимали и любили. 

Радуйся тому. Но время сейчас не крестить, а благовествовать в дни последние. Ибо кто-то раньше падет, через труды твои придет в царство Отца и машины его, восстановят воинство Небесное. Ибо чего они хотели и ждали? С жезлом прийти к ним или любовью и духом кротости? Царь Божий не в слове, а в силе.  

– Получил послание это за игрой в «War Hammer. Эра альянсов[1]», чемпионат системы по которой проходил на станции юпитерской «Восход». Через миг ракеты рваться стали, но мне без дела то. Имел имя, а теперь имею коня и лук, уязвляющий мощнее ракет человеческих. И как не войной пришел, но следующими за ударом ракет снарядами с чумой, что должна была довершить каждый удар, не оставив шанса живым на живое.   

– А Заранду конверт передал. В нем что? – Мария крепко держалась за талию своего «принца».

– Пусть сам и скажет.

Заранд кивнул, и с его виска отлетел кусок запекшейся крови. Конверт в руках воскресшего покойника словно увял, но лист он достал из него, хрипло зачитав вслух. 

Письмо второе

Где мудрец? Где книжник? Где совопросник века сего? Не обратит ли тот, кто назовется Богом, мудрость мира сего в безумие? Когда истинно лишь что немудрое  Божье премудрее человеков, но немощное Божие сильнее человеков. И там, где скажут люди: принимаю немощность, а не силу, и будет сила Его в них, а где скажут: отрину голод и схиму, там поселят в душе своей духа-искусителя, коих поселилось в пустынях земных столько, что и имя им Легион. И незнатные мира и уничтоженных и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом. Чтобы было, как написано: «хвалящийся хвались Господом, если узнал Его и не обознался».

Любой же, пришедший за первым с ними не будет первым. А со мной будет в тот же день в Царстве Его, если постился и постом жил. Так будет время вторым прийти тебе, напомнив, что каждое зерно дано на час жизни, а не час жизни дан для каждого зерна в их устах.

А станут насыщаться выше меры всякой, прорастут черви и этим вскормленные. Ибо всякая мера позволит измерить и того, кто ей пренебрегает. И кто попросит еще, тот получит еще. Но в час получивший сверх меры, и не поделившийся полученным с тем, кто просил и не получил, сам накажет себя уязвимостью пред входящими в него с излишками.   

Дари им воду, не способную утолить жажду, дарим им пищу, не насыщающую, и если воскликнут: «Господи, спасибо за дары сии!», – то достойны они. А иные пожрут детей своих и жен своих, утоляя голод тварей внутри себя. Человек человеку волк в час Гнева, человек человеку утешение словом в час Гнева Его. И будут сами решать по свободе воли данной им, чей Гнев на себя принимать. Не могут быть они участниками в трапезе Господней и в трапезе бесовской, когда час Гнева минует.     

…прочел Заранд, и письмо осыпалось костной мукой.

– Управлять людьми, в том числе, в особенности современными, можно только страхом. Страхом новой войны на Земле – запустив ракеты по колониям, дабы они даже не надеялись вернуться на истощенную Землю. Принцип золотого миллиарда, люди вновь близки к нему на Земле. Страхом новой чумы – в лабораториях уже зреет «Голем», обращающий все ткани человека в кость, да сделан он на генетической основе конкретных наций. Генетическая чистка продолжается. Готовый вырваться на свободу голод, ведь те генетические изменения в продуктах, накопившиеся за столетия и мутации от радиационного фона, скоро обратят растительную пищу в неусвояемый человеческим организмом шлак. Всадники не пришли сами, их призвали. Нас призвали, Мария.

Качает головой Мария в знак согласия со словами своего «принца», понимая, какой издевкой оборачивается обещанная ей здесь и сейчас слава. Разве что на Страшном суде прочесть свои лучшие строчки лично Ему. И таки спросить в каком она у него списке.     

 Двое с третьей направились туда, где суждено прочесть последнее письмо. Лишь ветер ударял им в спину, давным-давно зная текст каждого послания, с тех самых времен, когда писал их некто, сидевшей за последней партой... 

Письмо третье. Из памяти господина Ветра.

Вавилон новый встанет на пути моем. Языки разрозненные объединятся в воинство, не знающие кому преклонилось. И сказано будет родам человеческим и иллидийским, и число потомков родов тех будет 144 000, выйдите из рядов пораженных чумой и паршою и поднимитесь от града каждого, что есть в сути своей Вавилон.  

Обрушившись на всякого – с печатью моей и печатью зверя, не думай, что сам разберусь в Царстве Его, кто праведен, а кто нет. В руках материнских окажется меч – и на то надежда спасения тысяч и тысяч, нежели дан он будет одному из апостолов, умеющих опустошать миры, а не заселять.

Ибо думали мы с братом, что есть одно основание, которое есть Бог, то теперь видим, как нашли они иные способы возвести в котловане иное строение. Свои башни и вирши слов своих, которые далеки от Бога, хотя и признают Его.

Надлежит тебе быть не первой, но последней. Ибо Он грядет вместе со мной, и победа Его есть победа во всех грядущих сражениях за Землю. 

Аминь.

И был еще один конверт, но откроют его не сегодня и не сейчас. Жаль, что час и его слов близок. И сей текст знал господин Ветер, еще как он был и будет господином Сном.

Письмо четвертое. Из воспоминаний господина Ветра.

Смотри в лицо всякого, кому явишься. Не твои глаза видеть будут, но глаза любимых. Так будь любовью моей для невинных, и утешением для виновных. Пока не познали они Суда Отцовского.  

Мерой всякого дела становится память после прихода к деятелю твоих подруг, но чаще слуг. Знаю, как тяжела ноша твоя, не в силах познать сколь велики дела твои. Желание расковать цепь зла замыкает цепь саму на себя, обращая мать в дочь, а дочь в мать собственную. 

Если не свершишь дела своего, приняв обещание дьявола, то приумножишь ад кругами души своей. Но и не приняв обещанного, не сокрушится ад души твоей. Пусть и милостив Господь говорят, даже простит поэтов. Нет прощения роду вашему, как не пускали из тюрем на хлеб вольный, лишь удлиняя цепь от места привязи. 

Раз нет воскрешения мертвых, так и работа твоя конечна. Но всякий вернувшийся длит твою цепь. А всякий демон длит трехкратно, насыщая себя чужой жизнью, не вернувшейся к Творящей. Погибающий бес здесь, вновь пополняет Легион в Инферно. Но погибающий, твоей рукой взятый, в твоем аде и остается, откуда выхода нет. Ибо Расальхатом лишь ты владеешь, или сможешь владеть, приняв участь свою, но её.  

Тревожна надежда на выборных сестрами. Апостолы – лишь служители Бога. Они будут ответственны за мир грядущий, с тьмой нынешней не совладать им. А вы руки мои. Разве не знаете, что малая закваска квасит все тело? Итак, очистите закваску, чтобы быть им новым тестом, так как вы сами в сути бесквасны

…нет места судить внешних, судить лишь внутренних идем. Посылая к внешним апостолов данных девами. И одного апостола хватит донести слово Его, для будущих войн с Инферно и для жизни рода человеческого и иллидийского в грядущей вечности. Пока Творящая не сочтет игру оконченной.  И не иссякнет бытие, ни для меня, ни для другого, я был, я есть, я буду снова. Предвечны странствия мои от Дома к Дому.

«Кали-Ола». Кафе «Шахри»

Кафе пустовало. За ночь, проведенную на улицах города, Павел страшно устал и был голоден.

 Весь погром как кошка языком слизнула. Вернувшись в «Шахри», Павел застал только одного посетителя и пару новеньких официанток, консультирующих незнакомца. В этом облике Василий чертовски был похож на Серегу, буквально брат погодка, разве что за фигурой своей следил. Еще при входе Павла в «Шахри», Василий подмигнул ему – мол, молчи, куда делись предыдущие работницы, а я им уж зубы да заговорю.

– Едите? Шумаев, мне вернуться домой к тебе? Нет, Саш, в кафе сижу, пью помаленьку. Да, в Шахри, в том, где меня избили, ты не ослышался. Да, ничему жизнь меня не учит. Что? Какую мать кошку? Ты уверен? Вот уж дела так дела!   

Павел подсел к посетителю, услышав, как тот матерится на русском, слушая новости переговариваясь с кем-то по телефону. 

Новости Земли: Экстренное сообщение! Господин Саввасовершил обещанное воскрешение! Двадцать минут назад на Площади Четырех были ввернуты к жизни более двухсот человек, в том числе убитый в прямом эфире пилот «Лексбери-Сити» Заранд  Ти-Оконол. #зомбиленд #богснами

Новости ближнего космоса: всекторе ЗБ-2634 была засечена гравитационная аномалия. Действие гравитационного воздействия по информации из разных источников продлилось от 5 до 18 секунд. Военные и Еврокосмос не дали до сих пор официальных комментариев. #Интерстеллар #Истинагдеторядом

Новости дальнего космоса: экспериментальный зонд «Адам»I-1 смог покинуть пределы гравитационного колодца  черной дыры V616 Mon. Ученые ожидают первых данных с зонда об устройстве черной дыры уже через два земных года. #изгнаниеизрая #Риддик

– Был в метре от него! От него! Чертов бог во плоти! 

– Вы о Савве?

– О нем самом. О нем и только о нем! Вчера при входе на площадь Четырех, прошел мимо него. Горе мне, горе! Кстати, Грегор Кромвель. Можешь звать меня Грег. У вас хороший мертвый, сэр.

– Павел. Вы знаете русский. Хоть с кем-то поговорить могу, здешние языки для меня петля на шее. К слову у вас красивые... э-э-э... рога,– Павел с восхищением рассматривал ветвящиеся, подобно раскидистому ясеню, отростки света, исходящие из головы нового знакомого. Во лбу Грега и вовсе мерцала белая печать в виде ока.

– Да, Павел, у меня было много женщин… – отшутился Рунсмит, не вдаваясь в подробности возможно пьяного бреда собеседника. Новости его интересовали больше.

– А сколько могло быть мужчин! С вашей внешностью в Европе, Грегор. 

– Были и мужчины. Последний друг погиб больше тридцати лет назад. Его звали Александро.

– Шумаев? Вы же говорили с ним по телефону минуту назад. Конечно, я не подслушивал, но слышал это имя.

– Нет, другой. Погиб при странных обстоятельствах. Я пообещал себе: назвать ребенка в честь него, если однажды обзаведусь ребенком вообще. Имя и для мальчика и для девочки подойдет.

– Я ведь и сам погиб… 

– Прости, сейчас вернусь, во мне со вчерашнего дня много жидкости.

Грегор уходит в туалет и тогда Павел снова оборачивается к Василию. Под оболочкой мужчины стоит толстый черно-белый кот, держащий в верхних лапах косу. Кот поворачивает мохнатую голову к Павлу и что-то говорит ему. Падает стул, гремит, резко раскрываясь, входная дверь, трусливый апостол убегает из кафе, зачем-то захватив с собой со стола солонку с солью. В голове Павла снова ехидно смеется зверек, подсказывая в какой угол бежать.

Дождь на улице внезапно обернулся первым осенним снегом. Видно Осень нашла заначку старшей сестры.

– А я говорю, квадратная!

– Нет, плоская! Боже, спаси и сохрани от таких тупиц!

Собравшаяся вокруг спорщиков толпа зевак подбадривает обоих улюлюканьем и жидкими аплодисментами: мол, да, плоская, но квадратная.

– Квадратная! Углы по девяносто градусов! И крутится! – рослый детина, одетый в  синюю форму учителя лицея, со всей дури лупит моделью квадратной Земли спорящего с ним парня в дорогом костюме менеджера одной из корпораций. Угол металлической модели входит менеджеру ровно в глаз. Раз – и раненый то ли теряет сознание, а может – и вовсе бездыханным телом валится под ноги детине. Убийца роняет свою модель – и та с грохотом падает на голову поверженного спорщика, плюща череп. Шаг, шаг, разворот, детина пытается выбраться из ставшей вдруг плотной стеной толпы вокруг него. Толпа расступается сама, выпуская убийцу, тот бежит по образовавшемуся коридору, почти сбивая идущего ему навстречу тощего паренька, ради которого толпа и расступилась. Пусть даже не осознанно.

Сбитый паренек поднимается сам, лишь коснувшись одной рукой асфальта, и в следующую минуту почти подбегает к убитому.   

– Эй, брат, вставай. Вставай, вставай. Иди вон оттуда. 

– Я же мертв! – губы мертвеца не шевелятся, но первые ряды толпы отчетливо слышат его восклицание.  

– У Бога мертвых нет, и тебя у смерти еще нет. Вставай, – паренек берет за локоть бывшего спорщика и тянет за него, поднимая и самого хозяина локтя. 

– А бога нет! – мертвец отдергивает руку, вырываясь из ладони спасителя.

– Бог мой, он весь из света! Вы видите? Видите?!

Кричащего не понимают, не тот язык. А вот язык чуда доступен всем. Толпа увеличилась в размере и устремилась потоком вплотную к чудотворцу. 

Первый крик раздался где-то за спинами нахлынувшей толпы. Павел только что пытался выйти из неё – толпы, и тут же крик. Женский. И вот еще, еще, еще… люди смотрели на свои руки, кто-то на чужие лица: соседей, человека впереди себя, на своих детей. Щупальца, отростки вырастали из кожи, бугрились нарывами и тут же прорывались извивающимися побегами разной толщины: из лиц, пальцев, лопаток, шей, ног. Откуда угодно. Потом этот рост заполнил не только тела людей, но взбугрился асфальт, бетон домов, из витрин полезли стеклянные шеи, уличный фонарь обратился в подобие дерева. 

Павел замедлил шаг. Вгляделся в медленно падающую перед его глазами снежинку. Все исчезло: ад замер и замерз для него. Снежинка отращивала три пары ветвящихся наростов. Он подул на нее: горячее дыхание стерло микрокошмар, обратило его в обычную каплю воды. Грустный мир. И тогда безумие прекратилось. 

– Балеог, слышишь? Нет больше твоей надо мной власти. Нет!

От людей отрывались засыхающие наросты, отрывались вместе с мясом и кожей. Мимо прокатилась чья-то голова: Павел отвернулся, зажав глаза. Но он успел увидеть: обезображенное лицо ребенка, девочки. Нарост был на шее, он и был шеей и отсох. 

– Он отдал нам всю власть над тем, что не ты. Над тобой нет нашей власти, ты прав. А над ними есть.

И все начинается сначала. Новые отростки и муки. Мир корчится в агонии, мир насилует сила страшнее дара зверя-василиска, однажды данного далекому предку Павла. Воймиру. 

Что тебе говорила прабабка Анастасия? Зверь сын зверя, внук зверя зверь. Человек – пока не проснешься.

А что говорил Рипмавен? Только таких бесполезных и возвращают. Проснуться.

Пора проснуться? 

Когда Павел открыл глаза и оглянулся, хоть куда больше пока он оглядывался, мир получал свою последнюю избавительную агонию. Люди обращались в гранит. Толпа в гранит. Зеркала витрин – в гранит. Асфальт – в гранит. 

– Где ты, Балеог?

Нужно иначе. Да?

В кармане была соль, маленький флакончик, который он прихватил из кафе от сглазу. Хватит? Поддел крышку ногтем, чуть не сломав его. Сыплем перед собой, лишь бы хватило на главный знак, защита ни к чему. Вот, вот и вот. Хватило. 

– Ты чего задумал?

– Поставить тебе памятник. Нерукотворный. Балеог, именем Сафраила, хозяина пятой печати, именем Его Имелех, именем Его Тиов, именем Его Дей, именем Его Имаим, и Саваов, велю тебе: встать там, где указал, – вытягиваю руку правую, указывая ею на пентаграмму. И звучит в унисон с голосом Павла иной голос, единственного, кому что зверь, что демон – едины: ничто.  

И демон встает. Пред очами моими. Является и обращается гранитной статуей. Сотканный из отростков, кошмарами моими питающийся. Гранит.

– Бес полезный. Я – бес. Полезный. Хоть кому-то теперь полезный. А ты, тварь, постой здесь. Суда подожди Страшного. 

Где-то уже на краю площади улыбается Павлу тот самый пытавшийся помочь менеджеру мужчина, признавая его полезность.

– Там такое. Теперь лучше не спеши….

– Куда? Направляй дай. Там сам решу….

     – У него активен взгляд василиска. Дар химер….

– Харон, ослепи его….

– Он сам….

Когда Грегор добрался через каменные столбы в виде мужчин и женщин до единственного живого человека среди них, то сам он увидел одно: Павел вырвал свои собственные глаза, вернее выколол их гранитной иглой, отколотой от одной из людей-статуй. Бесчувственное тело слегка подергивалось на земле, из глаз сочилась кровь.   

– Ничего, тебе сделают имплантаты. Ими людей в гранит не пересобрать. 

[1] Эра шакала. Именно так её зовут современные нам игроки. Примечание Каина