Немного расширила Пролог в книге "Ангелов здесь больше нет..." Вот что у меня получилось.

СССР. ГОРОД Н-Т. КОНЕЦ ЯНВАРЯ 1989-ГО ГОДА

Уже вторую неделю термометр застыл на минус сорок — цифра, от которой даже старожилы отводили глаза. Трамваи стояли, школы — закрыты, на улицах — только те, кого зовёт долг или голод. Мороз сковал город крепче, чем бетон. 

В такой стуже даже роддом делал исключение: машину пропустили прямо к крыльцу.

"Копейка", оранжево-желтая, с царапинами от зимних цепей, стояла у входа в приёмное отделение. Из-под колёс взметнулся сухой снег — он не таял, а разлетался пылью, как пепел.

За рулём — Сергей, ветеран спецназа ГРУ, с седой полосой у виска и тихой контузией, что иногда заставляла мир звучать, как сквозь воду.

За ним, держась за живот и дыша часто, вышла Катя — бледная, с тенями под глазами, но с глазами, что не раз видели смерть и не отводили взгляда. Егор с ребёнком выходил из дверей роддома. Хромая на левую ногу, но держащийся прямо, как подобает бывшему разведчику, он бережно прижимал к груди крошечный свёрток, укутанный в шубу. 

— Ну что, Ведун, успели? — спросил Сергей, не оборачиваясь.

— Успели, Старый, — ответил Егор, усаживаясь с дочерью на заднее сиденье. 

Почти полтора года назад Катя была военным хирургом в госпитале под Фрунзе. Именно её руки вытащили Егора из комы после того самого боя в Афгане — того, что длился восемь часов в ауле среди глинобитных домиков, когда их группу заперли в одном из дворов, патроны кончились, а связь с командованием прервалась. Там погибла половина их группы. Там Сергей получил контузию. Там Егор получил пулю в бедро и осколок в висок.

Егор познакомился с Катей, когда он впервые открыл глаза — и увидел её взгляд: спокойный, как скальпель, и тёплый — как свет в окне после боя.

Свадьбу сыграли осенью 1988-го — тихо, без оркестра, только близкие. А теперь — дочь.

Время, когда Афган уже почти позади, но раны — еще свежи, а победы — нет. 

— Спасибо тебе, Сереж, — выдохнула Катя, устраиваясь рядом с мужем. — Если б не ты и не твоя "Копейка"… Не знаю, как бы мы добрались. Передай отцу поклон — и спасибо за машину.

— О чем ты? — Сергей завёл двигатель. — Святое дело! А батя ждёт вас в гости, когда мелочь подрастет. Уже кашку безмолочную припасает!

— Обязательно приедем, Старый! — отозвался Егор, прижимая дочь ближе.

Их прозвища — Ведун и Старый — родились в Афгане, в тех самых песках, где время течет кровью.

Дом. Подъезд. Третий этаж.

Катя еле держалась на ногах — после кесарева шов ныл при каждом шаге, будто в животе тянули раскалённую проволоку. Егор подставил плечо, и они медленно поднялись по ступеням, покрытым ледяной коркой.

Дверь открыла баба Маня — соседка по коммуналке, санитарка с фронтов Великой Отечественной, а теперь — хранительница всех новорождённых в подъезде.

— Ну, здравствуйте, касатики! Не околели? — она обняла Катю, потом — Егора, потом заглянула в шубу: 

— Ах, какая красавица!

Разулись. Егор бережно снял шубу с ребенка и вернул её хозяйке.

— Спасибо тебе, баб Мань…

— Ни че! — махнула она рукой. — Идите отдыхать. Я чайник поставлю.

Когда они входили в свою комнату, баба Маня незаметно перекрестила их за спиной — и ребенка, и родителей. "Пусть ангелы прикроют", — шепнула она, в Бога верила давно… с той самой войны.

Катя уложила дочку в кроватку. Шов на животе пульсировал огнём — после кесарева каждое движение отзывалось в теле, как удар ножом. Она только-только накормила малышку, и та заснула… но через минуту — заплакала.

Молодая мать с трудом поднялась — и в этот миг дверь открылась. Вошёл Егор с подносом: суп, хлеб, стакан чая.

— Лежи. Я сам.

— А сможешь? — слабо улыбнулась она.

— А то! У меня мать — деревенская повитуха, с дипломом и всеми делами. Помнишь? Писала, что пить, чтоб молоко не пропало. И телеграмма пришла — завтра на попутке приедет. Будет помогать.

Он подошёл к кроватке, аккуратно взял дочь. Развернул — поменял тряпичный подгузник, нарезанный из старой простыни. Малышка успокоилась.

— Давай назовём её Анютой? — тихо спросила Катя.

— А-неч-ка… — произнёс Егор по слогам. — Мне нравится. Слышишь, Анна Егоровна? Так тебя мама назвала!

Он наклонился, поцеловал крошечные пальчики.

И в этот миг — Анечка взмахнула ручонкой.

Её ладошка, мягкая, как пух, коснулась левого виска отца — как раз там, где осколок из Афгана оставил шрам под кожей.

Мир сорвался с оси.

В ушах — рев вертушек. Тот самый — над аулом, где глинобитные стены пылали, как костры. Тот, что гремел над ними, когда они сидели заперты в доме без окон, патроны кончились, а "Старый" кричал: "Ведун, прикрой дверь!"

"Су-25" прорвались сквозь дым, с хриплым рёвом сбросили кассеты по окраинам аула — там, где сидели пулемётчики. Земля вздрогнула. Дым стал гуще. Но огонь с флангов прекратился.И вдруг — взрывы. Не врага. Наши. 

А в этом хаосе — они.

Двое.

Один — лысый старик с седой косматой бородой, лицом — как у степного пророка, глаза — пронзительные, будто видят сквозь время.

Второй — высокий светловолосый воин с голубыми глазами, в кожаной куртке и под ней — простой льняной тунике, будто сошёл не с полей сражений, а с обложки забытого свитка. 

Они стояли внутри дома, у дальней стены, — прозрачные, как дым, — и прикрывали их, хотя у них не было оружия. Просто поднимали руки — и пули врага сворачивали в сторону, будто невидимая стена отводила смерть от живых.

Егор сначала подумал: "Моджахеды…"

Но потом — почувствовал: они не враги. Они стояли между ними и гибелью.

Именно поэтому погибла только половина. Именно поэтому он и Старый — выжили.

А годы спустя он поймет:

Тот старик имеет прямое отношение к его дочери. А тот воин… был Привратником,что ходит между мирами.

Но сейчас — это лишь мелькнувший образ в дыму, тень из будущего, пришедшая спасти прошлое. Или… прошлое, пришедшее спасти будущее? 

Перед глазами — не комната, а дым в узких улочках, обожженная глина, крики на незнакомом языке, и два призрака, что стояли между ним и гибелью…

Но сквозь этот кошмар — прорезалось иное:

Две луны на чужом небе. Обе — алые.

Войлок под спиной.

Голос женщины, древний, как земля: "Она — Пробуждающая…"

И — ее собственный голос, тихий, изнутри: "Папа…"

— Егор?.. — Катя тронула его за плечо.

Он вздрогнул.

В комнате — тишина. Дочь улыбалась во сне. За окном — вьюга.

…и что-то родилось не только в колыбели, но и в его костях.

Только сердце стучало, как будто он снова в том ауле…