Отрывабрь, день 18-й

Пост про Отрывабрь. Каждый день отрывок на заданную тему.

Сегодня: 18. Запах дождя. Обман, иллюзия, двойник, ложь.

Из рассказа «Конь Красные копыта», где путаются реальность и... реальность, живущая рядом с нами:

Там,  среди прочей нечисти, на улице Розанова, в доме с серыми стенами и  узкими балконами жила старая худуистка Аннет. Сколько ей лет, как давно  она поселилась в этом доме, да и вообще в Москве, никто точно не знал.  По слухам, за помощью к ней обращались ещё в пятидесятые, а кто-то даже  повторял нелепые байки, будто она приложила руку к уходу Хрущёва. Точно  было известно лишь то, что за последние десятилетия Аннет не изменилась  совершенно. Ей всегда было вроде как чуть за семьдесят, лицо её,  изрезанное морщинами, вызывало безотчётную симпатию. Всяк встречный  доверял ей — бабушке-божьему одуванчику в цветастом платке поверх редких  седых волос и с маленькими ловкими руками, которыми она наверняка  закатала не одну банку варенья и связала не один чепчик внукам.

Иногда это доверие выходило людям боком, поскольку своими маленькими ловкими руками Аннет свернула не одну цыплячью шею.

Взмокший  и красный Сажань добрался до дома Аннет поздно, поскольку опять  спрашивал дорогу у прохожих. К тому же он сильно волновался перед  встречей с таинственной помощницей благодетеля. Когда худуистка открыла  дверь, он, растерянно моргая, подумал, что ошибся, но заглянув ей в  глаза, прочёл там то, чего другие иногда годами не замечали. Тотчас он  поклонился, назвал Аннет «айи» и смиренно протянул ей конверт.

— Входи, милок, — пропела она ласково, — негоже на пороге стоять, не для того он, порог-то…

Сажань робко переступил через порог и проник в дом ведьмы.

Для  остальных это была маленькая квартирка пожилой женщины — старые книги,  старая мебель, старый телевизор с салфеткой на нём, всё именно такое,  каким ожидаешь его увидеть. Но Сажань заметил тени, прячущиеся по углам и  меняющие облик, стоило вглядеться в них повнимательнее. И лики  неведомых животных, что скрывались в рисунке обоев. И три фигурки —  Будды, Ганеши и Рогатого, мерцающие на той самой салфетке. Вроде и есть  они там, и нет их.

Аннет смотрела на растерянного Сажаня и качала головой:

— Ох, милый, — сказала она спокойно, — твои б возможности да в дело пустить…

Она прощупала конверт и поджала губы:

— Тут подожди.

Сажань  сесть не решился: по старенькому дивану шли волны, а в них мелькали то  русалочьи голые груди, то хвосты морских змеев. На потолке плыли золотые  и серебряные колесницы, влекомые и конями, и птицами, и драконами, и  правили ими и люди, и существа со звериными головами, и кто-то уж совсем  невообразимый. На серванте стояла колба, а в ней томилась старая  тряпичная кукла с фарфоровой головой. Кукла повернула к нему круглое  щекастое лицо, открыла рот и с силой его сомкнула, а потом облизнулась:  язык у неё был чёрный.

Сажаню внезапно стало жарко. В голове у него помутилось, и он осел на ковёр, пахнущий фиалками и истекающий молоком и мёдом.

—  Вот две бутылки, — услышал он голос как будто издалека и не старушечий  вовсе, а молодой, звонкий, говорящий на родном диалекте Сажаня. — Та что  с розовенькой бумажкой — для хозяина твоего, а с синенькой — это я тебе  морсику сделала на дорогу, а то мокрый ты весь, душно же так, боженьки,  душно…

«Спасибо, Гуаньинь, — почему-то подумал Сажань. — Душно же...»

На  него будто холодной водой плеснули, он очнулся, поднялся — оказалось,  он стоял на коленях, опустив голову на старый ковёр — и подхватил  бутылки, чувствуя удивительную бодрость. Старушка улыбалась, глядя на  него.

— Не перепутай только, милок, — в её выцветших глазах плясали чёртики.