Отрывабрь №23. Шрам, который болит. Тень и Пламя
Автор: АнордрейкНа 23 день марафона от Александра Котова дракон Зоркий Глаз сумел таки поймать его в бесконечной ленте... что сказать. Слоупочу)
Ну да почему бы и нет.
Тема 23 дня - "Шрам, который болит". Физическая или душевная рана. Память о совершенной боли.
Есть интересные куси на эту тему. Причем некоторые из них, если так подумать, являются закономерным следствием предыдущих. Шрамы, когда-то полученные одним, по итогу возвращаются сторицей не только виновнику, но и окружающим по площадям. А те, в свою очередь, несут их на себе уже сами.
Возьмем к примеру ближайшего друга главного героя. Дитя двух народов, представители которых оказались слишком разными - и победивший в этом противостоянии отец всю жизнь старался сделать из сына свое подобие. От чего тот, в свое время сбежав из дома, и прибился к ГГ
Забавно, но готовясь ко всему, что предстояло сделать в Валимаре, Лаурэфиндэ думал, что встреча с домом, в котором он жил с детства, будет куда легче, чем это оказалось на самом деле. Первые признаки этого чувствовались ещё на подлёте к городу, когда он вновь увидел вдалеке обитель богов. Сейчас же…
Словно полунолдо снова стал беспомощным мальчишкой, что тщетно пытался понять, что происходит.
Финдэ, глубоко вздохнув, осмотрелся, не спеша идя в свои старые покои.
Дом практически не изменился. Всё те же мраморные стены, укрытые прозрачным, сотканным из звëздного света, потолком — таким же, каким была накрыта арена в Тирионе. Стены абсолютно гладкие, словно выточенные водой. Ни следа шлифовки, ни единого прикосновения кропотливых рук мастера, что строил их. Или, быть может, выращивал, как делали некоторые почитатель Кементари, создавая дома из живых деревьев. Нет, здесь всё было абсолютно гладко: создавая этот город, Валар и Майар, а затем Ваниар, молившие о милости Владычицу Звёзд, просто обращали в белый камень сам свет Звёзд.
Не творение рук. Не создание чего-то нового самостоятельно. Лишь милость Стихий. Подачка.
Но знакомая. Очень знакомая. Вот место, где Лаурэ впервые едва не упал с лестницы, споткнувшись. Вон там, около крючков для плащей входящих в дом, всегда любил устроиться Нэньякэлвэ(8), любимый кот матери, покинувший дом вместе с ней.
А здесь, у лестницы, около входа в покои супружеской четы, маленький Лаурэфиндэ впервые подслушал, как родители ожесточённо спорят меж собой, не желая уступать друг другу.
Зло тряхнув золотой гривой, Финдэ раздражённо направился дальше, к себе, гоня прочь воспоминания о событиях, что и привели к конечному, нынешнему результату.
Не думать. Не думать о том, как за завтраками и обедами отец и мать становятся всё более отстранёнными друг от друга. Или о том, как уже немного подросший эльда утешал её. А Ангараумо (10), не моргнув, лгала, что просто уголь в мастерской в глаза попал.
Матушка всегда была слишком гордой. И для того, что бы унижаться, рассказывая сыну о семейных ссорах, и для этого проклятого места, где, после того, как Ваниар переселились из Тириона, отец попытался превратить её в нежную и покорную представительницу своего народа. Что можно сказать… не вышло. В итоге несломленная нолдиэ вернулась к своему народу.
С одним лишь нюансом. Аркуэнвил приложил все усилия, чтобы ещё малолетний сын остался с ним, в его доме с золотым цветком на зелёном поле. А затем попытался вырастить истинного ваниа уже из Лаурэ, видевшего мать теперь лишь изредка.
Что тоже вышло не слишком хорошо, откровенно говоря. Во всём, кроме внешности, полунолдо оказался слишком похож на мать. Что потом пришлось не раз доказывать, когда он пытался занять своё место среди Нолдор, буквально с нуля учась всему: от ремесла до обычаев.
Чёрный Страж вошёл в просторную и светло-убранную комнату. Через полностью прозрачный потолок струился свет Лаурэлин. Покои были буквально вылизаны до зеркального блеска — ни пылинки. Ата явно готовился к его прибытию. На видных местах были заботливо расставлены некоторые вещи, что явно были призваны вызвать ностальгию. Например, игрушечный Орёл Манвэ, сшитый из коричнево-белого бархата, что смотрел сейчас на вошедшего блестящими чёрными глазами-бусинами. Рядом, на кровати, книги со стихами и песнями Эльдар времён Похода, которыми юный полунолдо зачитывался в детстве.
Чуть презрительно усмехнувшись, Лаурэфиндэ прошёл к письменному столу, на котором что-то лежало.
В конце концов, помимо собственных немалых талантов, именно дружбе с молодым принцем полунолдо был обязан всем, чего удалось добиться сейчас.
Один из немногих в Амане, кто долгие годы рос без матери, отчаянно пытавшийся найти своё место среди Нолдор, юноша тогда просто потянулся к тому, кто, как ему казалось, испытывал похожие проблемы. Только у сына Финвэ всё было ещё хуже: он своей матери даже изредка живой не видел.
Однако Куруфинвэ дал намного больше, чем просто дружбу. Не только новую, глобальную цель, мечтой о которой принц умел зажигать своих соратников. Нет. Феанаро подарил возможность занять своё место в мире. Жить так, как Лаурэфиндэ сам считал правильным, а не так, как хотел от него отец. И возможность не кланяться тем, кого полунолдо презирал всю жизнь.
А теперь ещё и долгожданную расплату за себя и за мать, что в своё время обеими руками поддержала идею о создании Гимнасия и быстро нашла место в окружении принца.
Кстати о ней. Пора было немного разбавить «семейную идиллию» и устроить лёгкую проверку на честность.
И, со временем вынужденно временно вернувшись в отчий дом, молодой полукровка решил оторваться по полной. Не физически, психологически, превратив все старания папани по примирению на празднике в фарс и ад. Щедро морально воздавая по площадям. К примеру, желая получить вызов на дуэль, с влюбленной в него дурочкой, подсунутой отцом, он поступил, как потом кое-кто выразился, как свинья:
Ночной ветер, сопровождавшийся постепенно разгорающимся светом Серебряного Древа, приятно отрезвил. И даже восторженно-испуганные визги этого не испортили. Как и то, что полёт был более медленным и тяжёлым, чем обычно. Да… так было хорошо. Здесь, в небе, полунолдо был на своём месте.
Когда они приземлились чуть западнее лагеря, на берегу реки, в которой отражался свет Древа, Финдэ, отвязав ремни, спрыгнул с вновь сунувшего голову под крыло дракона первым. Эстель же…
Следовало ожидать, что именно это она и сделает. Неловко попытавшись слезть, девушка упала прямо на руки эльда, которые он был вынужден подставить.
А затем… девичьи руки оплели шею, чуть запинающееся дыхание опалило кожу, а эльдиэ с явным намерением потянулась губами к его губам. Сквозь тонкую ткань платья чувствовалось, что сердце у «дивного создания» стучит быстрее, чем у зайца во время погони.
— Лаурэ. Я хотела сказать весь вечер. Я люблю тебя. Мой рыцарь… ты украл моё сердце. Я влюбилась с того мгновения, когда только увидела тебя на арене, когда ты, с одним только копьём, стал победителем того состязания…
— И поэтому, когда к тебе подошёл мой отец, ты не стала себя долго упрашивать, — хмыкнул Лаурэфиндэ, чуть уклоняясь от поцелуя и ставя даму на ноги, отрывая ее от себя.
— Что? А, да… Он сказал, что ты будешь на нашем пиру. Я очень долго ждала, когда начнутся танцы, боялась, что ты пригласишь кого-то ещё, но, слава Варде, этого не случилось, — Эстель вновь сделала попытку поцеловать, прижавшись всем телом.
— Понятно, — полунолдо тихо фыркнул, качая головой и жёстким усилием воли давя зов плоти.
Воистину, желание ата привязать его к этому проклятому городу не иначе как судьбой совпало с влюблённостью одной ваниэ.
Даже жаль. Немного. Но, во-первых, Лаурэ не просил вешаться себе на шею, и во-вторых, ему очень сильно нужен был завтра вызов на дуэль. А в-третьих, он скорее пронзил бы себе грудь мечом, чем позволил связать себя с кем-то из обитателей Города Богов.
— Первое. Это была алебарда, а не копьё. — руки девушки, скользящие по телу, оказались мягко, но неуклонно перехвачены. — А второе… Хорошая попытка. Но нет.
— Что? — глаза эльдиэ чуть расширились в изумлении. — Но почему? У тебя нет другой, и я хотела… я думала… Если ты опасаешься, что мой отец откажет, если ты попросишь моей руки — не волнуйся. Я сумею его уговорить, правда. Я люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой — и только!
— Сочувствую. Потому что я тебя — нет, — Лаурэфиндэ опустил Эстель, у которой подкосились ноги, на сырую от ночной росы траву. — Видишь ли, моё дивное создание… ты прекрасна. Я не буду с этим спорить. Красотой ты опережаешь многих из дев, что я видел до этого. Однако чтобы вызвать у меня желание, нужно иметь два качества, которых у тебя нет.
— К-каких? — полузадушено всхлипнули из травы. Словно надежды разбивались — вместе с совершенно детской верой в сказочных принцев верхом на белых драконах.
— Острого ума и любви к тем искусствам, которым учит вала Ауле. Ум — вот то, что поистине красиво.
Не оборачиваясь, Лаурэ бодро зашагал по направлению к лагерю, где среди шатров всё ещё кто-то танцевал, и уже накрывали столы для продолжения празднества.
Учитывая наличие у тихо рыдавшей позади эльдиэ старшего брата, как Чёрный Страж уже успел выяснить… завтра его ждал бой. Надо будет потом забрать тренировочную алебарду с рамалоки.
Не буду вдаваться в подробности, но своего он добился, окончательно разорвав все связи с ненавистным ему народом. Вот только это в свое очередь привело к шрамам уже у других. К примеру, один из лучших его учеников, племянник той самой девушки, мягко говоря, затаил. Что вскрылось во время, когда народ Нолдор канонично раскалываться на Дома:
Наутро же худое, чуть вытянутое лицо Эктелиона было хмурым. Так что отец сразу же заподозрил неладное. Особенно после того, как мальчишка, обожавший уроки с Лаурэфиндэ, отказался на них идти.
— Рион, — проницательно посмотрел на сына Форменлинд, склоняясь на колено напротив него так, что бы глаза их находились на одном уровне. — В чём дело?
У Мастера Фонтанов начало закрадываться одно подозрение. Но… он надеялся, что оно так и останется подозрением. Нечего детей впутывать в эти склоки.
Молодой эльда помрачнел, серьёзно смотря на родителя. Было видно, что юный полунолдо старается подобрать слова.
— Матушка злится. Говорит, что из неё пытаются сделать… «примерную женщину Нолдор». Тётя Эстель так и не пришла в себя, и, быть может, добровольно сойдет в Мандос. Это, оказывается, из-за Лаурэ и Феанаро? — молодой боец сжал кулаки, так что костяшки пальцев побелели. — И из меня Лаурэ тоже нолдо хочет сделать. Он когда хвалит, постоянно говорит, что я дерусь, как настоящий нолдо. Вот только если для него быть нолдо означает разорвать все связи с другими, или, того хуже... Иначе почему у марэ было такое лицо? Ата? — Эктелион резко мотнул головой. — То, что они сделали... Это несправедливо!
Форменлинд глубоко вздохнул, кивнув сыну на кресло.
Видят Валар, он не хотел вмешивать в эту свару сына так рано. Но негодник, подслушавший разговор родителей, решил всё за него. И в этом случае долг отца — помочь сыну разобраться.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть Нолдор, рион, — произнёс ветеран Похода, присев напротив сына. — Точно также, как нет ничего плохого в том, чтобы быть Ваниар. Разве я плохой от того, что нолдо? Вот например твои родители — каждый из своего народа. И очень друг друга любят. Это нормально. А ты — можешь быть и тем, и тем. Или вообще не выбирать. Не принадлежность к народу делает тебя добрым или злым. А твои поступки. И среди Ваниар, и среди Нолдор есть те, кто совершает дурные и добрые дела.
— Тогда почему мама так злится? — Эктелион сощурился. — Почему Лаурэ и Феанаро тогда так не любят Ваниар? Зачем сейчас порождают рознь?
— Мама сильно обижена на Лаурэфиндэ и Феанаро. Вот и злится, — ласково улыбнулся нолдо, успокаивающе сжимая плечо сына. — Особенно после того, что случилось с Эстель. Она злится не потому, что они Нолдор, а потому, что они делают. Тем более — её злость не относится к тебе.
На второй вопрос было ответить сложнее. Но он всё же постарался сформулировать.
— Среди Эльдар есть те, кто считает себя и своё окружение — неважно, друзья это, или народ — лучше других, — Форменлинд невесело усмехнулся. — Принц очень талантлив. Он один из самых искусных мастеров, он Аулендур. И эта гордость затмевает ему глаза. Феанаро считает себя и Нолдор лучше других народов Арды и заботится исключительно о Нолдор — в ущерб всем остальным народам. А Лаурэфиндэ, к тому же, сильно обижен на Ваниар из-за своего отца, с которым поссорился. Не слушай их, сын. Суди по делам, а не по принадлежности к своим или чужим.
— Но что мне тогда делать с уроками? — поднял брови сын, так, что синие глаза вспыхнули еще ярче. — Я не согласен с Лаурэ. И с Феанаро. Мне стоит уйти?
— Скажи, тебе сами занятия с мечом нравятся?
— Ну… — молодой нолдо чуть потупился. — Да. Очень.
— Тогда учись. Учись всему, что они предложат. Используй знания на благо. А когда выучишься, ты сможешь выбирать свою дорогу сам, малыш. Не оглядываясь на мнение слепцов.
Итог? Пацан вырос в настоящего паладина, одного из главных козырей лагеря противников Лаурэ и ГГ, персонального главного противника для Лаурэфиндэ.
Но главная ответная оплеуха пришла после, когда началось демоническое вторжение. И оказалась, что отвергнутая им девчонка, так и не оправившаяся от разбитого сердца, подалась в культисты. Нет, понятно, что дура дурой, а отвергнутая любовь не повод творить хрень, продавая душу тем, кто мир сожрать хочет. Но полностью снимать ответственность все же я бы не стал:
Множество шепчущих голосов Жаждущей фыркнули, зло смеясь над тем, кто имел наглость им сопротивляться.
— Сколько стараний. Сколько жертв. Сколько сделок с совестью и марания себя же кровью, — каждое слово — словно удар кинжала, тщетно пытающийся вскрыть броню из ненависти. — И всё ради чего, Лаурэ? Закрыть одну-единственную дверцу, через которую еда сама бежит ко мне на стол. Вот только всегда можно открыть новую. Передо мной целый мир, мой милый, бедный воитель. Сколько нор, что завлекают к себе путников, откроется там, где вы не властны их закрыть? В Эндорэ, например? Даже если не брать во внимание нашего общего рыжего знакомого и его владыку — сколько милых девушек, подобных Куиллэ, решат открыть мне свои фэа в обмен на исполнение их желаний, а после — завлекут в мои сети и других? Сколько, наивный?
— Громкие слова для той, кто без чужой помощи не сумела раскрыть ни одной двери, — мысленно огрызнулся Финдэ, подходя ближе к разрыву и чувствуя, как мощь Камня смешивается с его собственной волей. За его спиной сомкнули строй алебард Мор Тирит. Прикрыл глаза младший Айну, полностью сосредотачиваясь на своей задаче. Взмыли в небеса крылатые, творя свои песни-молитвы и оборачивая серебристым сиянием напарников на земле — даже сам нолдо почувствовал, что внутри этого звёздного света дышать стало легче.
А тварь… Слова — не более, чем ветер. Эта тварь даже с раскрытыми перед ней вратами, при всех устроенных ей пакостях, не способна сама через эти врата пройти. Не способна явиться в мир во плоти. Значит, не так уж и сильна.
— Пока что не способна. Но я — лишь первая из множества других. Что станет с твоей ненаглядной Ардой, когда куда более могущественные силы, чем я, обратят внимания на ваш мирок? Вы с одной-то мной, прорвавшейся сквозь Стены Ночи, сладить не способны. Но, возвращаясь к милым девушкам, что всегда готовы прийти ко мне — и я всегда готова их принять. Исполнить мечты, провести по дороге к совершенству. А некоторым из них — даровать утешение. Кстати о последних. Знаешь ли ты, что одной из моих служительниц я обязана тебе, могучий Лаурэфиндэ?
Изумлённый, полный внутренней боли возглас Эктелиона заставил Чёрного Стража вновь отвлечься, повернуть голову — и с проклятием вновь направить золотую энергию Хамона на защиту собратьев. Отдающие благородным металлом клинки вновь столкнулись в воздушном пространстве с щупальцами пурпурного тумана, отсекая наиболее наглые, те, что сумели обойти звёздную преграду Вознёсшихся и уже вовсю пытались ухватить его собственных воинов.
Вот только в отличие от прошлых подобных случаев, в этот раз направляемая волей нолдо сила нашла достойного противника. Лаурэ буквально кожей чувствовал, как созданное чародейством оружие словно било о прочный дубовый щит, что отнюдь не всегда получалось прорубить с первого раза.
Похоже, на праздник пожаловал один из уцелевших Искателей, наглядно показывая, что их мощь рядом с разрывом изрядно выросла. Но где же сам культист?
Ответ на так и неозвученный вопрос не заставил себя долго ждать — и ответ этот вырвал из груди воина возглас изумления. Ударили о воздух чешуйчатые кожистые крылья, отчасти подобные драконьим. Босые, увитые браслетами в форме змей ноги медленно, даже вальяжно опустились на усыпанный пеплом камень набережной. Марионетки Жаждущей словно приободрились, обступив истинную служительницу. Готовые чуть что встать на пути стрелы или меча — с таким же рвением муравьи-солдаты прикрывают матку.
И хотел бы Лаурэ тут же сказать, что это очередной морок, наваждение, игра разума — вот только бледное, как смерть, лицо бывшего ученика говорило об обратном. И как, спрашивается, тащившие всех в лагерь проглядели такую пленницу, не сказав ему? Это случилось позже, когда они уже штурмовали укреплённые позиции Искателей? Или никто пока что её и не видел ещё, и это — дебют?
Те же чёрные, как смоль, волосы. Те же прекрасные черты лица, что по давно забытому замыслу давно чужого эльда должны были привязать Финдэ к Валимару. Вот только это, пожалуй, было единственным, что в юной ваниэ, когда-то звавшей его танцевать, было прежним. У той девочки, так неудачно для неё встрявшей в их с отцом дрязги, не было ни изогнутых рогов, образующих причудливую корону, ни разноцветных чешуек вдоль обнажённых рук, ни горящих безумным нерождённым огнём глаз — казалось, культистка была на грани. Ещё немного, и шагнёт за край, очи полностью заполнит сила Паучихи, и она превратится в очередную марионетку.
Но самым, пожалуй, очевидным фактом было то, что от той девочки не исходило настолько мощное ощущение стремящейся из разрыва сладостной гнили, что сейчас давящим плащом расходилось от полуобнажённой фигуры. А учитывая ещё столь выраженные искажения… Проклятие, сколько своей поганой силы Паучиха сейчас вливала в эту оболочку? Причём за короткий срок — вряд ли до этой ночи она щеголяла крыльями и рогами…
— Вливала? В оболочку? — деланно возмутилась тварь с той стороны разрыва. — Я никогда и ничего не делаю насильно, Лаурэ. Все мои дары добровольны. Но, — Вириломэ словно подмигнула воину, — следует признать, здесь даже никого уговаривать не пришлось. Едва разрыв открылся, бедняжка припала к моей силе, словно умирающая от жажды — к источнику. Долго тебя ждала…
— Знаешь, — голос бывшей Певчей Элентари зазвучал неожиданно печально, со сдерживаемой горечью, холодным ручьём обволакивая вставших плечом к плечу воинов. — А ведь я действительно тебя любила. Настолько, что расскажи ты о том, за чем на самом деле явился в Валимар, почему столь ненавидишь своего отца, поведай о своём замысле — не осудила бы. Постаралась бы понять, отправилась бы за тобой в Тирион, стала бы одной из Верных. Научилась бы всему, что ты ценишь в женщинах Нолдор — просто позволь ты мне быть рядом. Но, — Эстель издала жуткий, ехидный смешок — будто сквозь подступающие слезы. — Ты этого не сделал, верно, милый?
Искательница тряхнула гривой чёрных волос, отбрасывая их за спину. Воздела тонкие ладони вверх, так, что широкие полосы шёлка, едва прикрывавшие её наготу, чуть натянулись. Крылья за спиной искажённой вновь подняли стройное тело в воздух, в то время как с пальцев сорвался поток колдовского огня.
— Такой я тебе больше нравлюсь? — в изменённом голосе больше не чувствовалось плача. Лишь задор и упоение тем, какой эффект должны были произвести её слова. Словно получив сигнал, вперёд ринулись и марионетки Паучихи.
Итого - косвенно из-за семейных ошибок пары Эльдар в далекой молодости, еще на заре пришествия эльфов в Валинор, их сын стал верным сторонником, откровенно говоря, антигероя с высокими целями и сомнительными методами, а от него, как круги на воде, пошли изменяться другие судьбы. Один паладином стал, вторая в демонопоклонницы ушла...
Вывод прост. Товарищи, выясняя отношения со своей второй половинкой, обязательно учтите, что ваш ребенок из-за этого вполне может стать мировым диктатором, если будет обладать достаточной силой воли, способностями и удачей.
В общем, длинно, витиевато, слегка сумбурно. На мелочи, как всегда, не размениваемся. Всем благ)