Закат Человечества 2027, отбор для рывка к Арзамасу, Архангел.
Автор: ВарУсДоброго времени суток, дорогие читатели и писатели!
Продолжают вас знакомить с яркими отрывками.
«...Едва пообедав, Яр Виссыч пошёл беседовать со вторым бойцом из списка. Он нашёл его там, где и ожидал — в мастерской, рядом с челноками. Захар Лытко, он же «Архангел», не занимался высокоточными работами. Он с какой-то яростью ворочал тяжеленный блок цилиндров, снимая его с повреждённой «Двойки». Мускулы на его спине играли под залитой потом тельняшкой. Когда он развернулся, чтобы взять ключ, Яр Виссыч заметил лёгкую, едва уловимую хромоту на левую ногу.
— Лытко, — позвал его Колоссов, останавливаясь на почтительном расстоянии. — Минута есть?
Захар обернулся, вытер лицо краем рукава. Его глаза были уставшими, но живыми. — Есть, командир. Чиню «Двойку», одна из пуль попала в блок цилиндров. Надо всё разобрать и подумать, что можно сделать. — Что вы хотели?
— Пройтись, — Яр мотнул головой в сторону более тихого угла ангара. — Поговорить перед вылазкой.
Они отошли к стене. Яр не стал тянуть.
— Вопрос у меня к тебе, Захар. Один, но очень важный. Зачем тебе это?.. Арзамас — это не твоя война. Михаил докладывал. Ты своё отвоевал, и сполна. Шесть подрывов: три на мотоцикле, два в танке, один в БТР... Зачем лезть в новую мясорубку?
Лытко усмехнулся, но в глазах у него не было веселья.
— В графе «мотивация» так и запишите — «безбашенный везунчик», — он хлопнул себя по бедру, раздался глухой металлический стук. — Титан. Пол-ноги мне заменяет. Спина и рука — жжёная глина. Доктора говорили — на пенсию пора, по инвалидности. А я... — он пожал плечами, — всё никак. Не то чтобы очень хотелось, нет. Просто... иначе не могу. Я и в девяностые, пока другие бастовали, в забой спускался, работать не переставал...
— Привык, как к шахте? — уточнил Яр.
— Нет, — ответил Захар резко. — Не привык. Просто знаю, что там, снаружи, творится. И знаю, что могу хоть что-то сделать. Не для себя. Для других.
— «Архангел»... — произнёс Яр Виссыч, как бы пробуя позывной на вкус. — За сотню спасённых детей, говорят.
На сей раз усмешка Лытко стала горькой.
— Цифры — они для отчётов. Я не считал. Помню... Лица... Глаза... Особенно последних троих девчонок. В ноябре я был в рейде с одним из наших ребят, с Лесником, вы, наверное, его знаете. — Захар замолчал, его взгляд упёрся в стену, но видел он явно что-то другое. — Мы тогда одного нацистского ублюдка брали... А в его подвале... клетка. И в ней три девочки-подростка. Полуголые, перепуганные, со шрамами от... — он сглотнул, с трудом подбирая слова. — Лесник, как мы с командиром, был ранен, тянул меня к выходу и всё твердил: «Задание выполнено, язык в руках, командир плох, уходим». А я... я видел их глаза. И не мог. Я сказал ему: «Нет. Сначала они». Взломали замок... — Голос его сорвался. — Вытаскивали их на руках... Они были лёгкие, как пух...
Он резко оборвал себя, сглотнув ком в горле. Потом продолжил, уже более спокойно, но с ледяной злобой:
— На обратном пути пришлось «Краз» угнать, грузовик тентованный. Лесник, хоть и был ранен, взялся вести — терять было нечего, пленных и трёхсотых надо было вывозить, пешком не дошли бы... Нациста связали, рот кляпом заткнули. Погрузили всех в кузов: командира, девочек, меня и тварь ту. — Захар сплюнул. — Лесник решил по территории врага открыто ехать, по беспределу... В общем, пока в кузове тряслись, я... задремал. Контузия, потеря крови. — Он закатал рукав, показывая страшный шрам на предплечье. — А девчонки тихие были, зашуганные... Я думал, в ступор впали... — Захар облизнул губы. — Но не тут-то было, заметив, что я сплю, они к тому скоту подобрались... И пальцы его... — Лытко на мгновение замолк, его взгляд стал совсем остекленевшим. — Пальцы зажали между скамейкой и бортом... И навалились на лавку всем своим крошечным весом. Хруст, если был... То тихий. И тварь эта орать не могла, так подвывала еле слышно... — Захар смахнул пот со лба. — Я очнулся, руку гада перевязал, девчонок слегка побранил. А три пальца нациста так и остались лежать в кузове. — Он посмотрел на Колоссова выжигающим взглядом. — И знаете что? Военный прокурор выписал мне выговор за «недосмотр и травму пленного». А я... Я этот выговор как благодарность воспринял. Потому что если б не задремал, то мешать бы подросткам не стал, а возможно, даже помог... И на трибунале как есть рассказал бы... Я же с шахты, юлить не привык. Меня так и воспитывали: начальству не ври, а за детей — насмерть стой. — гордо сказал Архангел и затих, уйдя в свои мысли.
Яр Виссыч молча смотрел на него. Он видел не солдата-фанатика, а человека, перемолотого войной, но не сломленного. Человека, для которого фраза «дети превыше всего» была не просто сухой строчкой из советской хроники, а настоящим жизненным кредо.
— Понятно, — наконец сказал Яр Виссыч. Его голос был твёрдым. — Брось ты эту «Двойку». Готовься к походу. Ты едешь с нами на «Передовике». Твои руки и голова там нужнее, чем здесь.
Он развернулся и пошёл прочь. В своем мысленном списке напротив позывного «Архангел» он не поставил ни галочку, ни черту. Он обвёл его кружком. Так отмечают что-то важное, ключевое, но потенциально неустойчивое. Он брал с собой не солдата. Он брал с собой живую, истерзанную войной совесть. И теперь он понимал — другого пути для Захара Лытко попросту не существовало...»
Всем спасибо за внимание!