Мой Григорий Нагой: когда «выскочка» презирает выскочек.

Привет, друзья!

Хочу познакомить вас с одним из ключевых антагонистов моего романа из эпохи Ивана Грозного — боярином Григорием Нагим. А заодно рассказать, почему я позволила себе вольность с историей и сместила его жизнь на полвека в прошлое.

История — это не только факты. Это характеры, страсти и вечные человеческие драмы. Мне хотелось поймать и показать именно момент превращения «ничего» в «весьма» — и что происходит с душой, когда это случается.

Какой он в моей книге? (1537-1538 гг.)

Представьте себе человека, который уже всего достиг. Он молод, статен, неотразим, и на нём — золотая цепь толщиной в палец, накинутая на парчу. Он — боярин при дворе регентши Елены Глинской, он уверен в своём праве на власть и презирает всё низкое.

И главное «низкое» для него — это новый приказной князя Телепнева-Оболенского, бывший холоп Фёдор. В этом Фёдоре Григорий видит своё самое ненавистное отражение — человека, который рвётся наверх не по праву крови, а по уму и воле. И этот взлёт «челядинца» оскорбляет Григория до глубины души. Он — аристократ до мозга костей, но в его спеси и брезгливости сквозит почти истерическая потребность отгородиться от собственного возможного прошлого.

Его мотивация — личная, ядовитая, женская. Он сватался к Татьяне Сорокиной и получил отказ. А отказов Нагой не прощает. Его месть станет изощрённой: он будет тем клинком, который Шуйские вонзят в князя Телепнева, обвинив того в смерти Елены Глинской. И на пути этой мести он с наслаждением сломает защиту Татьяны и того самого выскочки-Фёдора.

А каким он был на самом деле? (Исторический оригинал)

Реальный Григорий Нагой жил на 50 лет позже. И был полной противоположностью моему персонажу в начале пути.

Он — классический выскочка. Его род был незнатным, а звёздный час настал, лишь когда его сестра, Мария Нагая, стала седьмой (последней) женой Ивана Грозного. Только после этого Григорий получил боярство и влияние. Его статус был шатким, зависящим от милости сильных мира сего. После смерти Ивана его вместе с племянником-царевичем Дмитрием сослали в Углич, подальше от трона. И когда Дмитрий погиб, именно Григорий с яростью отчаяния кричал на всю Русь, что это убийство, подстроенное Борисом Годуновым.

Так в чём же мой замысел? Почему я всё перевернула?

Я хотела повернуть зеркало. Показать не жертву обстоятельств, каким был исторический Нагой, а продукт системы. Что если бы такой человек родился не в низу, а сразу получил власть и спесь по праву рождения? Как бы он относился к тем, кто пытается повторить его исторический путь?

Мой книжный Нагой — это зеркало, в которое он сам боится смотреться. Его ненависть к Фёдору — это ненависть к возможности собственного унижения, к памяти о том, что он (или его род) тоже мог когда-то быть «никем». Он уже забыл, как это — бороться. Он только охраняет и презирает.

Он не просто злодей. Он диагноз своей эпохи — эпохи, где родовитость стала фетишем, а путь наверх для талантливых «худородных» был усыпан презрением таких вот «укоренившихся выскочек».

Что у героев сходится: Ядро личности — амбициозность, мстительность, готовность к жестокой интриге. Он мастер обвинений и орудие в руках более сильных кланов (Шуйских в книге, Годуновых/Романовых в истории).

Что у героев различается: Время, источник статуса и главный внутренний конфликт. Исторический — борец за статус. Мой — борец против тех, кто на этот статус посягает, отрицая саму возможность социального лифта.

Книга ждёт своих читателей. А вы готовы заглянуть в глаза моему Григорию Нагому?

P.S. Это глубокая художественная интерпретация, а не учебник истории. Но именно так, через характер и конфликт, рождается живая ткань исторического романа.