Что делает из ребёнка чудовище?

Сегодняшний фрагмент оказался для меня неожиданно тяжёлым.
Когда я садился его писать, я думал, что просто раскрою предысторию Рогача — да и всё. Но сцена вышла куда глубже, чем я ожидал.
Иногда персонажи сами вытаскивают из тебя то, что ты не собирался трогать.

Я долго думал, стоит ли показывать этот эпизод.
Но в итоге решил: да, стоит.
Потому что зло, которое делает человек, никогда не появляется на пустом месте. И иногда, чтобы понять чудовище, нужно посмотреть туда, где оно впервые сделало вдох.

В тумане, который я описываю в этой главе, мои герои увидели не просто жестокость.
Они увидели момент перерождения — когда ребёнок, выросший в аду, превратился в того, кого теперь называют Рогачом.
И, признаюсь честно, когда я писал сцену пытки… мне самому стало не по себе.
Даже больше — в какой-то момент я понял, что Алиберт смотрит на Рогача так же, как иногда смотрит на своё собственное прошлое.
С мыслью: “а ведь мог бы оказаться на его месте”.

И это, наверное, самое страшное в этой истории.

Поэтому сегодняшний арт — именно таким.
Мы видим только затылок Алиберта.
Он стоит и смотрит на призрачные силуэты в тумане — на чужую боль, чужую жестокость… и на то, что могло бы стать его судьбой, если бы в его жизни не было людей, которые его спасли.

Этот фрагмент для меня важен.
Он показывает, что герои не рождаются героями.
И чудовища не рождаются чудовищами.
Каждый из нас — результат выбора.
И порой тонкой, почти незаметной руки, которая поддержала в нужный момент.

— Алиберт! – от размышлений меня отвлекла тряска чьих-то могучих рук.
Это была Валери, и судя по удивлённому взору вообще всех в нашем отряде, я уже долго не отвечал на слова других, раз меня даже трясти начали.
— Я что-то прослушал
— Да практически всё, любимец застыть – усмехнулся полуорк – Всё ещё сон от тебя никак отстать не может? Мертвецы вроде тебя уже не преследуют, так чего ты такой вялый, как хер после нужных дел?
— Рег! – возмутилась Октавия под дикий ржачь боевого чародея – Линдзи просто предложила обыскать то место. Я просто почувствовала там странное магическое возмущение, вот и спросили тебя – ты не против также сделать?
Продолжая слушать смех Регонгара, я повернул голову с ту сторону, куда указывала Октавия. Это была небольшая колонна. И, что самое удивительное, я видел, что Хранительница цветом стояла рядом с ней. Она гладила холодный камень, из которого состояла колонна, будто пыталась уменьшить их боль.
— Хорошая мысль – с деланной живостью сказал я – Пошли.
Мы прошли обгоревший стол и лавку, после чего подошли к колонне. Рядом с ней, принюхиваясь, стояли два больших волка. И, судя по их глазам, они были очень голодные. Поэтому на тот факт, что они решили наброситься, я не показал ни малейшего признака удивления. Но долгого боя не случилось – Октавия с такой легкостью пустила магическую стрелу в одного из волков, что он упал замертво, стоило ей коснуться его тела. А второго в два удара одолели Валери и Регонгар – она ударила его щитом, а пока он не понимал, что происходит Рег испепелил его молниями. И по всей округе раздался запах палёной шерсти с тела зверя.
Хранительница цветов, которая даже не обратила внимание на схватку, отошла куда-то в сторону. Как я понял – она поднялась на холм, где и находились развалины дома.
— Какие-то бешеные волки – зевнул Регонгар, потирая свои искрящиеся руки – Обычно, когда они видят огромное количество разных людишек, то бегут в лес, поджав свой хвост. А эти только увидели, так сразу-же и напали.
— Ты у нас, оказывается, ещё и знаток фауны как я погляжу – холодно заметила Линдзи, осматривая колонну.
— Это природный закон любого зверя – нахмурился полуорк – Если видит, что получит на орехи, ибо врага больше и он сильнее, то свалит. А эти так и не свалили.
— Наверное туман постарался – сказала Октавия, осмотревшись вокруг – Видимо магия из которого туман и состоит слишком сильно влияет на поведение зверей. Линдзи, что это у тебя?
Я повернул голову, Линдзи стояла рядом со мной и протягивала мне несколько листов бумаги. С непониманием я посмотрел на бардессу.
— Там один камень не был частью колонны, и под ним я нишу обнаружила. А в нише шкатулка старая – объяснила она откуда взялось письмо – Думала любовное письмо, а там … В общем, посмотри сам.
Просмотрев листья, что протянула мне Линдзи, я понял, что это части дневника. Текст там был написан аккуратным подчерком. Но то, что там было написано, походило на яд. Ибо раздражение и ненависть того, кто там писал хозяин этих записей, чувствовалась с каждым мгновением, как я проводил взглядом каждую из строчек.
«У неё ранней весной цвет листьев точно, как ее глаза. У него тоже. Едва сдерживаюсь, чтобы не выжечь их кислотой. Они виноваты. Жалкий, слабый. Если бы не он, она была бы жива!»
«Элия и ушла от меня из-за тебя. Родился с знаком уродства, и испортил всю нашу жизнь. А ведь до твоего рождения у нас всё было – и дети счастливые, и спокойствие дома. А ты явился, и всё разрушил – уродец беловолосый …»
Воспоминания вновь продолжали сжимать мою голову. А эти записи это только усугубили. Хорошо, что это быстро прошло. Ибо вновь застывать на несколько минут у меня желания нет. Тем более, я взял новую страницу. На этот раз аккуратность куда-то исчезла. Похоже отец Рогача, когда писал на этой странице был взволнован.
Не говорит со мной, отводит глаза. Что-то замышляет, я знаю, знаю. Надо собрать лесные травы и сделать тайник, спрятать мой оберег.
Он трус, но может укусить и сбежать. Я выбью это из него.
Всё болит. Едва могу ходить. Как он смог, как?! В одиночку он никогда не решился бы восстать.
…Говорит, его теперь зовут Рогач. Говорит, что не даст мне умереть и не отпустит. Говорит, чтобы больше не называл его сыном. Как-будто я когда-то называл…
Хорошая тактика, прямо отличная, Бафомет меня разорви … Мой сын темнит, ничего мне не говорит. А потом резко начинает грубить и грозится, что собирается сделать что-то плохое. Но нет – надо выбить это из него. Хороший отец, ничего не скажешь.
Эта страница тоже отправилась к прочитанным. А вот в последней странице текст был резкий. Да и его количество в несколько раз уменьшилось. Видимо
«Он сказал собрать вещи, мы скоро уходим. У него теперь свои люди и свои секреты.
Прячу амулеты в травяной тайник. Наверное, зря. Я не смогу убежать, он не даст мне вырваться».
Как только я опустил последнюю страницу, то понял, что сжал её так, будто пытался выдавить из бумаги остатки смысла. Ибо на ней были заметны порванные места. Пальцы дрожали — не от страха, нет. От какого-то знакомого, липкого чувства, которое я много раз давил в себе.
От жалости. Не к отцу Рогача, а к нему самому. Я читал эти записи, вспоминал воспоминания у старого стола. Апсу милосердный, а ведь следы сегодняшних злодеяний атамана разбойников сокрыто в его детстве. И его история слишком сильно походит на мою …
Я ведь тоже ненавидит своим отцом за то, что, по его мнению, именно из-за меня моя мама – Элия Олихард – ушла из семьи. Ибо она, в отличии от Карентиусов, не отказалась от меня. И тем самым она разрушила всю их счастливую семью. Правда меня отец не бил, ибо у него просто не было возможности это сделать. Ибо мама ушла, держа меня на руках, практически сразу после моего рождения. А в тот день, когда я пришёл к нему за помощью, он не рискнул подходить ко мне. Видимо понимал, что мне достаточно пальцем щелкнуть, чтобы он погиб.
Линдзи тихонько кашлянула, будто боялась нарушить тишину. Но важное дело она сделала – я перестал копаться в прошлом.
— Это… — начала она, глядя на меня снизу вверх, — Получается это продолжение тех воспоминаний? И здесь отец Рогача рассказывает, как его сын собирался отомстить ему. Как думаешь, он сделал это?
— Похоже, — ответил я, стараясь говорить ровно, — Наверное и этот туман Рогач наложил с помощью отца. Жаль информации мало, и дальше узнать историю мы пока не способны.
Октавия нахмурилась и чуть тронула страницы у меня в руках.
— Его отец… — она покачала головой. — Он был жестоким. Но в конце… он боялся. Боялся собственного сына, которого сам же и создал своей злобой.
Сказано было без сочувствия — как констатация факта. Видимо есть такие вещи, которые у Октавии не вызывали сочувствия. Не мог её винить, ибо к человеку, что мучает своего сына, у меня тоже не так много жалости.
Я продолжал молча смотреть на последние строки, где чернила уже почти выгрызали бумагу. В каждом штрихе чувствовалась паника, дрожь, бессильная попытка оправдаться перед кем-то… перед собой? Перед богами? Перед тем, кого он даже сыном не называл? А ещё постоянные жалобы – на сына, на то, что из-за него его жена исчезла из его жизни. Видимо отец Рогача так и не понял, что он натворил, и что именно его действия привели к кошмарным событиям в конце его жизни.
Ветер качнул деревья. Туман побелел, словно взбесился, и прошёлся по поляне холодной рябью.
«Не отпустит» — повторил я мысленно.
Хоть в этом он оказался прав. Видимо Рогач до сих пор держит его где-то в своей крепости, и заставляет творить злобные чары, что пожирают эти земли. А может Рогач и сам это делает, используя жизненные силы своего отца. Ведь наверняка Рогач, пусть его отец и был отвратительным человеком, смог обучиться путям друида, иначе-бы он не смог-бы восстать против отца.
И тут, будто для подтверждения моих предположений, мы заметили новые воспоминания. Два силуэта возникли около строения, напоминающего палатку. Только не тканевую, а сложенную из веток и листьев. Внутри были сваленные бревна без веток – видимо это строение использовали для хранения древесины.
Боясь, что мы пропустим важную информацию, мы дошли до этих двух силуэтов. И, только мы это сделали, силуэты начали двигаться, и мы услышали их голоса. Точнее крики, дикие крики. Силуэт отца Рогача дрыгался в конвульсиях и кричал. Кричал так, что наверняка этот крик можно было услышать на посту Олега, если бы это были не воспоминания, что застряли между потоками времени. Он кричал и бился в конвульсиях, всем видом показывая, что ему очень больно. А другой силуэт – видимо более юный Рогач – стоял над ним, сжимая кулак. Рогач делал так долго, и наконец он его разжал.
Только он это сделал, его отец тяжело вздохнул. Он смотрел на своего сына, и кашлял. Но затем из его уст вылетело слово.
— Что…
Только он это сделал, тело мужчины вновь начало корчиться, а он сам кричать. Но, сквозь этот крик, мы слышали ликующий голос Рогача.
— Давай, призывай свою силу! Или, может, хочешь попробовать кислоту?! – он достал бутыль, и вылил её на лицо своего отца, и мне начинало казаться, что я чувствовал явный запах крови - Я больше не твой раб!
С этими словами он разжал кулак. Мужчина дернулся, явно пытаясь встать. Но Рогач остановил его попытки сделать хоть что-то – резко, словно зверь, он ударил его в руку, и мы услышали явственный хруст, с которым ломаются кости в теле человека. А наших ушей коснулся новый вопль из уст мужчины.
— Не твоя игрушка! – крикнул Рогач, и ударил его тем-же ударом по второй конечности, на этот раз вы явственно выдели, как сломанная кость пропила кожу и мышцы - Не твой сын!»
Мужчина продолжал кричать.
—  Хватит! Я…»
Рогач заткнул его рот, прикрыв её своей ногой. После чего одним резким движением, буквально вырвал из его руки кости, потянув за кость, что торчала наружу. А затем, заглушив крик мужчины, залечил его руки. Так он сделал и с другой рукой, а потом обхватил её чуть выше локтя. Рогач потряс её, и мы поняли, что он доволен результатом – судя по тому, как свободно двигалась рука, было понятно, что костей там не было. Затем он улыбнулся – эта была та же улыбка, что я видел на его лице, когда он убивал Неттла.
— Я не убью тебя. Твои силы мне пригодятся. – с этими словами он ушёл в палатку, в которой пробыл недолго, ибо он вернулся и вновь склонился перед лицом отца, держа в руках нить и иголку - Отныне ты делаешь, что я скажу. Говоришь, когда я разрешу. За ослушанием следует наказание. Всегда следует!
— Хватит! Я… - стонал его отец, и Рогач практически ласково прикрыл его губы своим пальцем.
— Ай-ай … Ну вот и первое наказание.
Рогач вставил нить в иголку, и начал зашивать глаза своего отца, буквально наживую. Его отец кричал, а Рогач смеялся и продолжал своё страшное дело.
Силуэты постепенно растворялись, а вскоре и полностью исчезли. И я понимал, что здесь было очень тихо. Я не слышал звуков других, даже дыхания. Казалось, мы все задержали дыхание, чтобы не нарушить эту тишину.

P.S.

И ещё хочу сказать пару слов о ситуации моего знакомого — того самого, о котором я писал некоторое время назад.
Вы прислали столько поддержки, столько советов, столько человеческого участия… Честно, я не ожидал.
Спасибо вам. Каждому, кто написал, кто предложил помощь, кто просто переживал.

Но, чтобы вы понимали, почему у него всё так тяжело — расскажу чуть подробнее.

Многие из вас правильно подсказали, что в его положении можно было бы попробовать процедуру банкротства.
Это действительно был бы лучший вариант: списать долги, начать с нуля и хотя бы перестать жить в постоянном страхе.

Но он не может этого сделать.

Квартира, в которой он сейчас выживает, оформлена не только на него, но и на его бабушку.
И если он объявит себя банкротом, то весь долг и обязательства автоматически лягут на неё.

А она и так помогает ему, сколько может.
Ему стыдно до боли — что пожилая женщина вынуждена платить часть его долгов только потому, что родной отец однажды всё свалил на него и исчез.
Он бы скорее сам на улице жил, чем повесил на неё весь груз.

И вот поэтому у него такие ограниченные возможности.
Он не может ни списать долги, ни продать квартиру, ни начать с чистого листа. Он просто зажат обстоятельствами, как в тисках: с одной стороны система, с другой — долг перед близким человеком, которого он не хочет подставить.

При этом он готов работать хоть грузчиком, хоть подсобником, хоть кем угодно — но без опыта его везде отказываются брать. И каждый отказ словно вбивает ещё один гвоздь в крышку того, что он считал своей жизнью.

Но всё равно — то, что вы написали, подсказали, поддержали — это не просто слова.
Это то, что держит его сейчас на плаву.
И я хочу, чтобы вы знали: ваша поддержка была не зря и не ушла в пустоту.
Она реально помогает человеку держаться. Спасибо вам за это, мои дорогие читатели!