Про бронзу
Автор: Пашка В.Давным-давно, когда деревья были примерно такими же, как сейчас, а вот я был немножко моложе…
В те славные времена я учился в школе, и нам преподавали литературу. А были то времена заката совка, робкие ростки вольнодумства уже бродили то тут, то там. В газетах печатали странное, в учебных пособиях писали по-прежнему, и возникал диссонанс, хоть мы тогда и не знали этого слова.
Литераторша наша была дама серьезная, и учила как положено. А положено было: Толстой - зеркало русской революции, Маяковский - буревестник, Горький - матерый человечище… Или не буревестник, не помню уже. Кажется, все же буревестником был сам Горький, а Маяковский… не помню. Плохо я учил литературу в школе.
И вот однажды задала она нам на дом выучить стих Маяковского - любой. Не меньше скольки-то там строк, но любой. На наш выбор.
Маяковского. На выбор.
И вот выхожу я к доске и читаю:
Вошел в парикмахерскую, сказал спокойный:
Будьте добры, причешите мне уши!
Парикмахер из гладкого сразу стал хвойный,
Лицо вытянулось, как у груши.
- Сумасшедший! Рыжий! - запрыгали крики.
Ругань металась от визга до писка.
И долго еще хихикала чья-то голова,
Выдергиваясь из толпы, как старая редиска.
Это Маяковский. Тот самый, который “Хорошо”, “Нате!” и прочие революционно-героические пыщ-пыщ.
Стих этот я так хорошо тогда выучил - от удивления, что в нем явное хулиганство, а не воспевание революции, что сейчас я нарочно писал его по памяти. Кому любопытно - может загуглить и проверить, насколько точно запомнилось.
Учительница тогда выдержала, в сущности, она неплохая была тетка, просто диссонанс между тем, что в газетах, и тем, что в методичках ее немного сбил с толку.
А я тогда впервые задумался о том, что классики всякие - это люди-человеки, а вовсе не бронзовые статуи.
Они смеялись, грустили, бегали за бабами, бухали и торчали. Они жили - хорошо, плохо, глупо и мудро. И свое видение жизни рассказывали, как умели - в стихах, в прозе, в картинах и чем-то там еще.
И сейчас, когда я вспоминаю про это все, я думаю, что не стоит ставить перед собой какие-то супер-пупер цели, когда пишешь. Не надо думать о себе, как о бронзовой статуе.
Надо жить. И свое видение и чувство жизни рассказывать.
Вот такое странное рассуждение.