Из неопубликованного

- Что значит холодно?! – послышался красивый нежный голосок со стороны набережной. Пашка встрепенулся, сбрасывая сонную одурь вкупе с воспоминаниями и размышлениями. – Смотри, красота какая!

По пустынной асфальтированной дорожке, тянувшейся вдоль набережной, прогуливались двое: парень и девушка. С виду студенты, у которых и денег негусто (по кафешкам не позаседаешь), и угла собственного не предвидится (на гостиницу средств нет, а знакомить пассию с родителями неохота, потом задолбят вопросами и намеками хуже того дятла).

Так себе пара. Слишком уж хорошенькая рыжая девица на фоне пусть высокого, плечистого, но излишне ухоженного увальня выглядела яркой искоркой рядом с пластиковым новогодним шаром, обсыпанным дешевыми блесками. То есть в отдельности вполне хороши оба, а вместе – сразу видна ущербность последнего. В сравнении с естественной живой яркостью красавицы искусственная ухоженность парня, наверняка озабоченного всяким ПП и фитнесом, была никчемной.

«Естественной?» - Пашка усмехнулся собственным мыслям.

Если посмотреть вскользь или краем глаза, проговорив про себя изрядно давно заученную белиберду, то являла девица собой нечто невероятно странное. Представала в привлекательном и изящном обличии, но отнюдь не людском. Длинное зимнее пальто в пол не позволяло разглядеть хвост, но Пашка не сомневался ни в его наличии, ни в том, что под подолом тот скрывался далеко не в единственном экземпляре.

«Три, как минимум», - решил он и медленно, стараясь не привлечь к себе внимания раньше, чем собирался, встал со скамейки и принялся приближаться к паре. Взгляд держал расфокусированным: пристальный девица вполне могла ощутить.

До них оставалось метров пятнадцать, когда она взвизгнула и воскликнула, указывая рукой на застывшую реку:

- Ой! Гляди, рыбка!

- Где?.. – парень тоже глянул на реку и невольно включился в игру.

Вляпался, как называл это Пашка.

- Да вон же, вон! – девица привстала на мыски и невысоко подпрыгнула, продолжая указывать направление. Неконкретное, конечно же. Ей было достаточно, чтобы парень глядел на воду внимательно и не отвлекаясь. – Ого! Смотри!.. Сколько там огоньков!

Парень вгляделся и, разумеется, увидал.

- Их больше, чем на самом деле!

- Д-да… - проговорил парень и, вполне ожидаемо, «поплыл»: вначале будто впал в оцепенение, затем, его ноги сделали шаг, еще и еще один…

Вот он плавно, но неуловимо быстро достиг ступеней, спустился на широкую площадку у самой воды и поспешил к никак не огражденному краю. Девица находилась рядом, к нему не прикасалась, но и не отставала. Казалось, она хотела проконтролировать момент «перехода» или, возможно, остановить его в последнее мгновение, когда парень поймет, в какую ловушку забрел.

На последнее надежды было мало, хотя и придумать на кой эмигрантка притащила сюда человека, Пашка не мог. Будь дело в кулинарных предпочтениях, он немедленно выхватил оружие, однако лисиц, питающихся человечиной, истребили еще в позапрошлом веке, причем не люди, а сородичи, коим такие соплеменники изрядно портили бытность в человеческой реальности. Тем не менее он ускорил шаг, а затем и побежал.

- Стоять! – рявкнул Пашка, когда удалось сократить расстояние, и закашлялся.

Бегать и орать на промозглом ветру было последним, чего ему хотелось. Ясно, что от простуды, не говоря о чем-либо хуже, Велеслав его избавит за три минуты. С таким знакомым можно зимой на снегу спать. Однако противности погоды, пришедшей в первопрестольную, это не отменяло и нелюбовь конкретно Пашки к холоду – тем более.

Парень вздрогнул и очнулся, девица чуть ли не на метр подскочила на месте, неудачно поскользнулась, каблук поехал в сторону. Она взмахнула руками в тщетной попытке удержаться за воздух и непременно шмякнулась на задницу, если бы Пашка не подхватил ее под локоть.

Вот тогда-то он и узнал ее. Стоило прикоснуться в голове мгновенно зашумело, в груди и висках запела весна и птицы. В нос ударили ароматы юных трав с нотой полынной горечи и медовой сладости. Отпустить красавицу казалось выше всяческих сил, но Пашка справился, вновь ныряя в промозглую мерзопакость (перевестись бы в Крым или в Сочи… эх, мечты). Отдельно его порадовало то, что к девице он не испытал удушающего вожделения – то ли научился-таки себя контролировать, то ли Лесавета оставила наконец свои ужимки для лиц посмазливее, то ли к его прискорбию возраст брал свое.

- Это вряд ли, - фыркнула красотка.

Уловила ли она и ответила на последнюю Пашкину мысль или имела в виду нечто свое, он не понял, но на душе стало спокойнее и легче.

- Господин полицейский… - начал парень не без неуместных понтов в интонациях. – Я не понимаю, чем…

Тут-то он и сообразил, где оказался.

Пашка мысленно похвалил себя за предусмотрительность: форма вопросов, как правило, не вызывает. В девяноста случаев из сотни гражданам сразу становится ясно что за стремный незнакомый мужик к ним привязался (и очень зря! сколько случаев известно, когда под видом полицейских действовали всякие мрази: и потусторонней, и людской природы). Правда, напялил зимнее полицейское облачение Пашка вовсе не по службе, а из-за крайне неприветливой погоды: не желал мерзнуть, высиживая на бережке Москва-реки, с которой еще и ветер долетал отвратительно-холоднючий.

- Мы ничего не нарушили… вроде. Так в чем же дело? Или теперь уже по парку прогуливаться запрещено? - все же договорил парень, видимо, решивший вначале избавиться от навязчивой проблемы в лице охранника правопорядка, а уже затем найти объяснение собственной «телепортации» или провала в памяти.

- Попрошу документы, - сказал Пашка, представившись.

Несмотря на все попытки держаться уверенно и даже развязно, парень недоумевающе переводил взгляд с девицы на полицейского, который, к слову, тоже возник перед ним, как чертик из табакерки, накручивал себя мысленно и боялся. Причем если даже Пашка чуял его страх, то Лесавета - тем более.

Пашка почесал переносицу.

«Ну, сейчас начнется», - предрек он и… как в воду глядел.

- А с какой стати вы мешаете нам?! - внезапно писклявым срывающимся голосом вопросил парень. – Что за произвол? Или у нас совсем уже полицейское государство, в котором полицаи имеют право…

Дальше Пашка уже не слушал.

- Огоньки! – рявкнула Лесавета отнюдь не нежным голоском, каким разговаривала вот буквально только что, а тяжелым, звонко-скрежещущим и низким, тоже красивым, но с неким зловещим мистическим акцентом.

Парень вновь уставился на водную гладь и медленно побрел к воде.

– На месте стой! – прошипела Лесавета. – Ублюдок. Ты понятия не имеешь, кто такие полицаи, чтобы подобными обвинениями кидаться. И в полицейском государстве не жил, сосунок…

Пашка хмыкнул.

- Брось. Он просто плохо учился в школе, а вот всякого рода чушь из блог-ленты ущербных усвоил, наоборот, хорошо.

Насколько он успел оценить, ни особой красы, способной привлечь столь необыкновенную даму, ни ума, ни иных примечательностей за парнем не водилось. Типичная осовремененная модель слишком любящей себя серости, свято уверенной в нужности и важности собственной тушки и высказываемого мнения. Таких всегда и во все времена имелось в избытке, вот теперь эти фитнесозависимые с ЗОЖем на всю голову на самокатах подъехали.

- Ну и на кой тебе, Лесавета, эдакое? – поинтересовался Пашка, специально не объясняя, спрашивает ли о выборе подобного кавалера или почти осуществленном преступлении.

Лесавета, стоило признаться, ему нравилась. Только потакая своему отношению и точно зная, что и красавица испытывает к нему чувства напоминающие теплые, Пашка все еще разговоры разговаривал, а не тащил зарвавшуюся переселенку в отдел. Ситуация-то практически ясная: существо нечеловеческой природы заманило человека в пустынный парк и отправила к уже открывшемуся порталу в… ну, в межмирье, вероятно, или еще куда-то в этом роде.

- Он же не потонет. Любовь, конечно, зла…

- А козлы этим пользуются, - ответила Лесавета на банальность никак не меньшей банальностью, сверкнула зелеными очами, откинула капюшон, подставив Луне, именно в этот миг вышедшей из-за облачной вуали, пышные рыжие… даже, пожалуй, оранжевые локоны. Хитрая мордочка озорно сморщилась, по губкам прошелся острый язычок…

Пашка перестал понимать, видит больше лису или все-таки человека, тряхнул головой. Девица звонко рассмеялась.

- Ох, допрыгаешься ты, Лесавета, - предупредил он. – Вон, до жертвоприношения докатилась.

- Вовсе нет! – запротестовала она. – Паша, ты чего? Ты ведь меня знаешь!

Пашка знал.

Надо признаться, в этот момент его посетила и никак не желала отпускать ассоциация на известный фильм, а именно разговор Глеба Жеглова с Манькой Облигацией. Знал-то Пашка эту красоту, знал, да только мало ли чего могло поменяться с их последней встречи? И то, что Лесавете всегда с лихвой хватало мальчишеского (по ее возрасту судя, все вокруг - юноши) обожания – еще ничего не означало. Рано или поздно всякая нечисть срывается – гласило основное правило, кровью начертанное на всех инструкциях их Особого отдела. И временами появляющиеся исключения, правила лишь подтверждающие, ему не противоречили. Еще час назад Пашка полагал Лесавету одним из них. А вот теперь…

- Ох… - она всплеснула руками, затем указала на все еще сиявшую в облачном окружении Луну. – Клянусь матерью, что не желала смерти этого человека! – и указала уже на парня. – И провести его по ту сторону не намеревалась тоже. Так… макнула бы для ясности рассудка и пробуждения совести.

Пашка вздернул бровь.

- Снова советских комедий пересмотрела?

- Так хорошие же фильмы, Паша, с душой. Не то, что нынешние – одни спецэффекты, а в сюжете – пшик и хрень на постном масле. Еще – истерика на истерике и истерикой погоняет.

- В целом я даже мог бы согласиться с поправкой на то, что некоторые актеры и актрисы способны играть лишь истеричек, вот они и стараются. Но не о синематографе сейчас речь. С какой стати ты решила «макнуть индюка»? – поинтересовался он, скрещивая на груди руки.

Не ко времени подумалось, что захоти Лесавета, и он, должно быть, тоже начал бы пялиться на нездешние огни. Загипнотизировать двоих она вполне способна. Вот с троими вряд ли у нее такой фокус выйдет. Зря он послал Никиту за кофе. Куда он подевался, кстати?..

Лесавета посмотрела на него усталым взглядом и покачала головой.

- Зря ты меня обижаешь, Паша. И, между прочим, я уже клялась Луной, что не причиню тебе никакого вреда.

- А с каких пор заставить на пять минут замереть считается у твоего племени причинением вреда? – поинтересовался Пашка. - Но ты продолжай, там разберемся.

- Да чего продолжать? Индюк этот, - она раздраженно глянула в сторону парня, - самый настоящий козел. Он мало того, залетевшую от него девчонку бросил, еще как кобелем ходил, так и кобелит налево и направо.

Собственно, иного от бездушника, обеспокоенного лишь качеством занимаемого им тела, Пашка и не ждал.

- А ты, значит, решила взрастить в нем душу путем шоковой терапии?

- Ну да, - Лесавета пожала плечами, проигнорировав слишком явно высказанную Пашкой иронию. – Между прочим, вполне себе действенный способ. С вами, людьми, срабатывает часто.

- Так-так, - Пашка вздохнул. – И кто тебе забеременевшая, а главное, какие виды ты имеешь на дите?

Лесавета поглядела на луну, но снова клясться не стала. Вместо этого сняла перчатку из бежевой кожи и прокусила палец. То, что у человека вряд ли вышло столь легко и буднично, девица свершила в одно аккуратное движение. Капля ярко-алой крови выступила на подушечке большого пальца.

- Клянусь кровью своей, что никакого интереса не имею ни в матери, ни в ребенке, - заявила она патетично и уже более нормальным голосом ответила: - Кроме того, что мы приятельствуем и только. Два существа вполне могут быть друзьями просто так, Паша. Ты разве не знал?

- Паша-то, разумеется, знал, - о себе в третьем лице проговорил Пашка, - только зря ты так, Лесавета. Сама же знаешь, у людей с бездушниками браки не складываются. Даже если и взрастишь ты ему душу страхом, любовью он к залетевшей от него девчонке вряд ли воспылает. Короче… хрень ты задумала. Хочешь, как лучше, а получится…

- Как всегда не получится, - заупрямилась Лесавета. – Да и не хочет Татьянка за такого замуж. Есть у нее самой желание детеныша вырастить-выкормить. Но наказание ведь никто не отменял, так?

- Ну… допустим.

- И ты не вправе мне помешать, - напомнила Лесавета. – Ведь кровожадного смертоубийства я не замышляю и отправлять его на ту сторону не собираюсь тоже.

- Ну допустим, - повторил Пашка.

- У вас своя служба, а у меня – чутье и обязанность, - напомнила девица. – Вы вот тварей уничтожаете, а такие, как я, погань человеческую уму-разуму учат. Сходные у нас с тобой предназначения, Паша. Но я о том тебе уж говорила и не раз. Ты, правда, так этого и не принял.

- Параллельные ведомства? Ну что же… - Он фыркнул и предложил: - Макай. А я прослежу.

Лесавета усмехнулась, нарочито медленно подняла руку, сложила пальцы определенным образом, щелкнула…

- Твою ж мать! – даже не закричал, визгливо заорал парень, тряся мокрой головой.

Пашка присвистнул: не ожидал, что все случится настолько быстро. Он почти не уловил движения, когда парень, прыгнув к самому краю, рухнул на колени, опустил башку в воду и тотчас вынырнул. Или Лесавета остановила для них двоих время, или парня ускорила.

И не спросишь же, поскольку не ответит. Испытуемый жив? – жив. Даже не факт, что простудится: адреналина-то хватанул прилично. В своем уме? – ну раз матерится, то вполне даже в адекватном состоянии. Что ему еще остается, раз единственные двое, способные с ним этакое проделать, находятся в нескольких шагах и явно мгновенно перемещаться не умеют. Лесавета на своих иглах-шпильках так уж точно (хотя бегать с ней наперегонки Пашка точно отказался бы).

- Это как, а? – возопил парень, кажется, ни к кому конкретно не обращаясь.

Приближаться он не собирался, смотрел ошалело, подозрительно, никак не беря в толк, что произошло, и выбирая из множества версий наиболее для себя понятную. Пашка мог перечислить их все, благо, мало их имелось.

В первой парню пришлось бы заподозрить самого себя в каком-нибудь психическом заболевании. Во второй - решить будто Лесавета подлила или подсыпала ему нечто явно запрещенное и психотропное. Мог бы, вероятно, и Пашку приплести, да вот беда, «господин полицейский», он же «полицай» к нему не приближался на расстояние менее пары шагов.

Ну и разбивались эти предположения на раз. Во-первых, умалишенный никогда не станет подозревать себя в психической неадекватности, наоборот, станет твердо стоять на том, что это окружающие все поголовно ненормальные, а он – кремень, скала и д’Артаньян психической стабильности. Во-вторых, даже зашкаливай у парня чувство собственной важности на ряду с собственной же неотразимостью для лиц противоположного пола, поймет он быстро, что такой девице, как Лесавета, травить его дабы уложить в постель ни к чему. Он ведь сам не против из штанов выпрыгнуть. Да и негде им уединиться. Ну а Пашка не мог просто физически кольнуть его чем-то мгновенного действия.

- Т-там же…

- Город, - подсказал Пашка. – Чего ж еще?

- Красивый такой, полный огней, ярких витрин и праздничного убранства, - пропела Лесавета. - У живущих в нем всегда праздник. А особливо если кто из плоти и крови к ним попадет, - произнесла она кровожадно и облизнулась. - Не всяким то легко дается, но вот предателей, клятвопреступников и погубителей чужих надежд манят огни с особой гипнотической силой.

Парень отер рукой мокрое лицо.

- Я н-не… - промямлил он и умолк.

«Видать действительно проняло, - подумал Пашка. – Не проняло б, уже истерил по поводу микробов, тяжелых металлов, бензина и прочей смертельно-опасной гадости, превышающей в этой водичке предельно допустимую концентрацию».

- Мне Танюхе позвонить надо, - пробормотал он и заприметив ведущую вверх на набережную лестницу направился к ней.

Телефон достал, преодолев метров десять в направлении к метро.

Пашка вздохнул.

- Даже интересно, чего такого там усмотрел, - сказал он. – Пойти поинтересоваться, может?

- Регистрацию у прохожих проверить. - Девица хихикнула, но тотчас посерьезнела. – Да только, Паша, ты увидишь совсем иной город. И, может статься, он окажется таким, что жизнь здесь пресной да скучной почудится.

- Вот чего-чего, а с вами точно не соскучишься, - проворчал Пашка. – Только знаешь, Лесавета, если бы настолько легко было мерзавцев приструнить, я сам сюда автозаки каждый день гонял.

- Город не всякий день проявляется, - напомнила очевидное Лесавета и сверкнула – не стоило сомневаться, то именно внутренний свет, а не отблеск от чего бы то ни было – зелеными очами. – Да и не ради этого индюка я стараюсь, неужто не понял еще?

Призывно загавкала лисица, в тон ей угукнул филин. С ближайшей ветки разразилась карканьем ворона. Птице невдомек оказалось откуда взялись на Воробьевых горах эдакие конкуренты. Не попадались ей, видать, пока отмороженные на голову москвичи, пренебрегающие треньканьем-пилиликаньем и прочими незамысловатыми мелодийками в пользу голосов лесных обитателей.

Лесавета выудила из сумочки телефон, ответила, затем перевела на громкую связь.

Пашка не особенно вслушивался. Его все эти мелодрамы и трагикомедии человеческих взаимоотношений заботили мало. Его нисколько не удивило, что после эмоциональной встряски парень позвонил брошенной девчонке: во-первых, он о своем намерении сам сказал, во-вторых, ему ничего иного не оставалось ведь именно с этой идеей его выплюнуло обратно в реальный человеческий мир. И то, что он предложил ей избавиться от ребенка, посулил денег и был послан в известном направлении – тоже не удивило. Не меняются люди в мгновение. Душа созреть должна, даже если проклюнулась у бездушника. Но девчонка молодец – этого не отнять и, вероятно, не просто так Лесавета вмешалась.

- Вот так, Паша. Вот так. Я не этого козла вытянула, я Татьянку окончательно избавила и от страхов, и от неуверенности. Она теперь за своего лисенка глотку любому перегрызет.

- Главное, чтобы не вырастила самовлюбленной гадиной.

- За это ручаюсь.

Взгляд скользил по водной глади, цеплялся за привычное и вместе с тем какое-то странное нечто. Утки в Москве до сих пор не такая уж и редкость. Если бы лебедь выплыл, то удалось предположить, что смылся из зоопарка, а селезень, пусть и в холод – эка невидаль. Вот только было в нем нечто, чего Пашка пока не понимал. Ах да… кошачьи уши. И перья росли из меховой шубы. А еще плыл он не в этой реальности, а в глубине…

- Ты чего? Действительно собрался посетить загранку? – Лесавета схватила его за руку, заставляя заморгать усиленно, вплоть до выступивших слез.

- Да не то, чтобы…

- Ну вот и нечего, - сказала она серьезно и даже сурово. – Мне же без тебя совсем кисло будет.

- Ай, какие слова, - пробормотал Пашка. – Польщен-польщен.

Девица рассмеялась. Как огненные язычки опалили изнутри. Миг – рыжие искры перед глазами. Щеки коснулось пламя: не колючее, не обжигающее, а ласковое.

- Никто не заберет, не зачарует, нет над тобой чужой силы, времени для тебя нет… - прошептала она и… отстранилась, а затем пропала, как и не было.

Пашка фыркнул, огляделся, да и пошел обратно на обжитую уже лавку. Промозглого отвратительного холода он больше не ощущал. Защиты много не бывает, особенно в такие вот дежурства. Если напарник где-то запропастился и шарится незнамо где и с кем – тем более.