Николай Гумилёв

Ослепительное               

• 
  Я тело в кресло уроню,
  Я свет руками заслоню
  И буду плакать долго, долго,
  Припоминая вечера,
  Когда не мучило «вчера»
  И не томили цепи долга;

И в море врезавшийся мыс,
И одинокий кипарис,
И благосклонного Гуссейна,
И медленный его рассказ,
В часы, когда не видит глаз
Ни кипариса, ни бассейна.

И снова властвует Багдад,
И снова странствует Синдбад,
Вступает с демонами в ссору,
И от египетской земли
Опять уходят корабли
В великолепную Бассору.

Купцам и прибыль и почет.
Но нет; не прибыль их влечет
В нагих степях, над бездной водной;
О тайна тайн, о птица Рок,
Не твой ли дальний островок
Им был звездою путеводной?

Ты уводила моряков
В пещеры джинов и волков,
Хранящих древнюю обиду,
И на висячие мосты
Сквозь темно-красные кусты
На пир к Гаруну-аль-Рашиду.

И я когда-то был твоим,
Я плыл, покорный пилигрим,
За жизнью благостной и мирной,
Чтоб повстречал меня Гуссейн
В садах, где розы и бассейн,
На берегу за старой Смирной.

Когда же… Боже, как чисты
И как мучительны мечты!
Ну что же, раньте сердце, раньте, —
Я тело в кресло уроню,
Я свет руками заслоню
И буду плакать о Леванте.

Я верил, я думал...»                                             

Сергею Маковскому

Я верил, я думал, и свет мне блеснул наконец. 

Создав, навсегда уступил меня року создатель.

Я продан! Я больше не божий! Ушёл продавец 

И с явной насмешкой глядит на меня покупатель.

Летящей горою за мною несётся Вчера, 

А Завтра меня впереди ожидает, как бездна, 

Иду... но когда-нибудь в бездну сорвётся гора. 

Я знаю, я знаю, дорога моя бесполезна.

И если я волей себе покоряю людей, 

И если слетает ко мне по ночам вдохновенье, 

И если я ведаю тайны - поэт, чародей, 

Властитель Вселенной - тем будет страшнее паденье.

И вот мне приснилось, что сердце моё не болит, 

Оно - колокольчик фарфоровый в жёлтом Китае 

На пагоде пёстрой... висит и приветно звенит, 

В эмалевом небе дразня журавлиные стаи.

А тихая девушка в платье из красных шелков, 

Где золотом вышиты осы, цветы и драконы, 

С поджатыми ножками смотрит без мыслей и снов, 

Внимательно слушая лёгкие, лёгкие звоны.

Ноябрь 1911

Слово

В оный день, когда над миром новым 

Бог склонял лицо свое, тогда 

Солнце останавливали словом, 

Словом разрушали города. 

И орел не взмахивал крылами,

 Звезды жались в ужасе к луне, 

Если, точно розовое пламя, 

Слово проплывало в вышине. 

А для низкой жизни были числа, 

Как домашний, подъяремный скот, 

Потому что все оттенки смысла

Умное число передает.

 Патриарх седой, себе под руку 

Покоривший и добро и зло, 

Не решаясь обратиться к звуку, 

Тростью на песке чертил число. 

Но забыли мы, что осиянно 

Только слово средь земных тревог, 

И в Евангелии от Иоанна

 Сказано, что Слово это - Бог. 

Мы ему поставили пределом 

Скудные пределы естества. 

И, как пчелы в улье опустелом, 

Дурно пахнут мертвые слова.