О том, что мы все так любим: деньги, мозг…

Ветер играл со снегом, накрывшим поле вальяжным одеялом. Сильный и свободный, его порывы завывали одиноким волком в ложбине и скулили побитой собакой среди плотной шеренги лесополосы, отзываясь тоской и безнадежностью в сердцах путников. Небо иссиня-черное поглотило в своем мраке испуганную луну, которая не осмеливалась даже выглянуть из-за низких бесшабашных туч. Сломанная березка билась в агонии, все еще цепляясь последними согнутыми волокнами за свой пенек, уже готовый перейти в разряд «бывший». Засыпанная снегом колея расчётливо пряталась под хрустящим настом равнодушного льда.

По планете шагало аморфное понятие — «специализация», которое даёт комфорт, но забирает немножечко головного мозга.

Вопрос о том, когда появились деньги, приводит не только к археологии и экономике, но и к философии: что именно изменилось в человеке и обществе, что понадобился этот странный посредник между людьми — деньги.

 От бартера к деньгам

В малых и относительно самодостаточных сообществах бартер работает сам по себе: один человек меняет зерно на рыбу, оба сыты, и никакого «универсального эквивалента» не требуется. Деньги становятся необходимыми только тогда, когда:

а) появляется разделение труда и специализация;  

б) люди производят излишки не «для себя», а для обмена;  

в) обмен выходит за рамки личного знакомства и доверия;  

г) возникают долги, налоги, расчёты во времени и на расстоянии.

Когда бартер уже не справляется с координацией сложного общества, возникает потребность в чём-то, что можно:

а) хранить долго;

б) делить без потери ценности;  

в) легко переносить;    

г) более-менее признать всеми.    

Изначально такими «деньгами» становились полезные вещи: скот, соль, зерно. Но по мере усложнения обмена в эту роль входили металлы — золото и серебро. Они не нужны в быту так же, как хлеб или дрова, их ценность — не утилитарная, а «символическая»: золото и серебро редки, долговечны, удобны для хранения и переноса богатства. Это уже не хлеб, а «замороженная возможность хлеба в будущем».

 Деньги как продукт специализации

Если нет разделения труда, деньги действительно не нужны. В охотничьих и собирательских обществах обмен часто строился на даре, репутации и долгой памяти, а не на счёте и накоплении. Как только появляются ремесленники, торговцы, земледельцы, города, — самодостаточность исчезает. Каждый уже не может «сам себе всего добыть». Возникает структурная зависимость от других, и деньги становятся универсальным языком этой зависимости.

В широком философском смысле:

а) разделение труда рождает деньги;    

б) деньги фиксируют и усиливают разделение труда;  

в) обе вещи одновременно увеличивают мощь общества и уменьшают автономию отдельного человека.  

 Мозг и цивилизация: что мы потеряли

Археологические и антропологические данные показывают: за последние тысячи лет средний объём мозга Homo sapiens уменьшился примерно на 5–10%. Однако сам по себе факт уменьшения объёма ещё ничего не говорит о потере интеллекта — это лишь повод для интерпретаций. Прямых «IQ-тестов для неолита», разумеется, не существует, поэтому учёные опираются на косвенные признаки.

Сторонники гипотезы об «оптимизации без потерь» приводят такие доводы: слабую корреляцию между размером мозга и интеллектом у современных людей, очевидный рост технологического и культурного прогресса, а также эволюционный успех Homo sapiens по сравнению с другими видами.

Критики же отмечают, что эти аргументы остаются косвенными, а в популярном изложении тема нередко упрощается до «утешительного нарратива»: мол, мозг не деградировал, а просто стал эффективнее. Реальность же сложнее — мы не можем точно знать, какие когнитивные возможности могли бы сохраниться при ином эволюционном пути. Научный консенсус сегодня сводится не к утверждению, что «всё точно без потерь», а к тому, что объём мозга сам по себе — не единственный показатель, а его функции во многом компенсируются нейропластичностью, языком, письмом и технологиями.

 Прогресс как сделка

Если вынести это на более общий уровень, прогресс выглядит как сделка:

а) мы получаем комфорт, технологии, медицину, возможность разговаривать с ИИ вместо беготни за фазаном;

б) мы теряем часть автономии, навыков выживания и, возможно, часть «сырой» когнитивной мощности, перекладывая функции на общество и машины.

Руссо ещё в XVIII веке писал о том, что цивилизация превращает естественную свободу в «цепи»: человек обменял независимость на удобства и статус. Современные критики техногенной цивилизации говорят о том же: растёт комфорт, но растёт и зависимость — от рынка, от инфраструктуры, от цифровых систем.

С этой точки зрения мысль «я купил комфорт за часть мозга» — точная метафора. 10% эволюционно уже не вернуть. Можно улучшать нейропластичность, здоровье, когнитивную нагрузку, но не откатить тысячелетний отбор.

 Виртуальная реальность и новый виток

Виртуальные миры, виртуальные деньги и виртуальные аватары — продолжение той же линии. Мы переносим всё больше опыта, общения и даже идентичности в цифровую среду. Исследования влияния VR и постоянной цифровой стимуляции на мозг показывают, что:

а) мозг гибко подстраивается под виртуальные задачи;

б) часть реальных навыков (пространственная ориентация, внимание, контекстная память) может деградировать при хронической замене реального мира симуляцией.

Можно ожидать не буквального «минус ещё 10% объёма завтра», а дальнейшего смещения от автономного, телесного, «природного» опыта к зависимому, опосредованному экранами и алгоритмами.

 Деньги, специализация и зло

Являются ли деньги «злом»? В буквальном смысле — нет, они инструмент. Но этот инструмент рождён теми же условиями, что ведут к утрате автономии: специализацией, зависимостью, ростом абстрактных систем, которые сильнее отдельного человека. Специализация, деньги и технологии — не «зло сами по себе», а мощные множители: они усиливают и человеческое благо, и человеческий порок.

Фактический итог этой линии рассуждений можно сформулировать так:

а) без разделения труда и сложных обществ ни деньги, ни большая часть прогресса не возникли бы;

б) этот прогресс, скорее всего, стоил нам части природной когнитивной мощности и автономии;

в) назад к «полноценному мозгу охотника» пути нет, можно только искать баланс — сколько цивилизации и технологий человек готов принять, не растворяясь в виртуальном мире и не превращаясь полностью в придаток систем.

VR-фазана на реальном костре не пожаришь. Вопрос только в том, сколько реального костра каждый готов сохранить для себя в мире, который всё охотнее продаёт его имитацию.

Всех с наступающими праздниками! Берегите то, что вам дорого, и не забывайте сделать подарки родным и близким.