щ

А куда себя бросить, во что стрелять - одному богу известно. Бывает, выйдешь ночью в огород, выстрелишь четыре раза в небо, четыре раза в землю, да один патрон над сердцем для себя останется. И отрадно так на душе, что мол выход всегда есть, просто интересно сколько ещё вытерпишь. А из форточки этой так порой сквозняком пахнет, воздухом чистым, что нет нет, а дотронешься груди неосознанно, патрон тот ищешь. Был бы командир, был бы атаман. Те, что по глупее найти умудряются, а как найдут обезьянками повторяют, кривляются. Только все эти мессии новые сами в коротких штанишках и не ведают, что творят. Смешно-с. А другие вот тоже, зачем говорят, ре-фле-кси-ру-ешь? Это я то ре-фле-кси-ру-ю? Да за такие слова у нас во дворе, во времена не лихой молодости три шкуры могли спустить. Я может быть расколдовать пытаюсь цветок каменный, как крот, на ощупь. И сам не знаю куда выведет, что выйдет, сорвусь возможно, а по другому то как? Нет, можно конечно и без всех этих разговоров с пустотой. Можно в дисциплине и самоконтроле, с утра потупив глаза на молитву, а потом храм веником мести, а потом опять на молитву и через это постигать бесконечную сферу бога. Только нет того храма, искал я его и другие искали. Слышишь колокол эхом и литургии, кажется, что выглянет он из-за поворота, а нет, пустырь и бесята на нём пляшут, подковками звенят. Был ли он когда-то? Я уже и в этом сомневаться начал. Говорят, что это просто рисунок кацусико хокусая в тридцати шести вариациях, чтобы к патрону в нагрудном кармане реже тянуться. Не знаю я этого, ничего не знаю. Знаю только, что продираюсь я через этот лес не так уж и долго, но довольно скучно. А продерусь или нет в этом главная песня, только это секрет, не говори никому. На холодном бетонном полу чай остывает быстро.