C. Bechstein Pianofortefabrik.

1848-й год. Карл Бехштейн  попадает в Берлин (согласно другим источникам – даже на два года раньше) и находит работу у мастера Перау на площади Хаусфогтайплац – в самом центре. Перау – наряду с Кистингом – очень известное имя в сфере изготовления музыкальных инструментов, мастер солидный и консервативный – а не какой-то авангардист и изобретатель, как берлинец Теодор Штёкер, фортепьяно которого, с туговатой клавиатурой и диагональной натяжкой струн, до сих пор вызывает восхищение.

 Уже осенью 1848 года Перау повышает Бехштейна до руководителя мастерской. Однако ему не удалось надолго удержать молодого мастера. Предположительно во второй половине 1849 года Бехштейн отправляется из Берлина в Лондон, чтобы осмотреться там, а затем в Париж, где поступает на обучение к местному «штёкеру», гениальному изобретателю Иоганну Генриху (Анри) Папе из Заршедта, а также к Жану Жоржу Кригельштейну, уроженцу Эльзаса, добившемуся необычайных успехов в своём деле. При помощи последнего Бехштейн к тому же постигает современные методы предпринимательской деятельности и ведения собственного бизнеса – это идеальным образом дополнило тот багаж знаний, который он вынес из общения с по-настоящему одержимым изобретателем Папе, владеющим 120 патентами. Кроме того, Париж был родиной Себастьена Эрара, легендарного производителя фортепиано, который среди многих других полезных находок изобрел прототип современной репетиционной механики.

В 1852 году Бехштейн возвращается в Берлин и на этот раз устраивается к Перау на должность управляющего. Однако в 1853 году снова уезжает в Париж, где начинает руководить компанией Кригельштейна, но надолго там не задерживается – и в конце концов вновь оказывается в Берлине, и вновь у Перау. Возможно, вернуться в Берлин его побудила некая Луиза Дёринг из Штраусберга: в 1856 году последовала женитьба молодых людей.

 На улице Беренштрассе, в доме № 56, Перау держал склад. Там же, этажом выше, Бехштейн – по совместительству – разместил своё собственное предприятие. Основание новой компании выглядит почти джентльменским соглашением. И хотя молодой мастер с самого начала представлял свои первые инструменты под маркой «Бехштейн», нет уверенности, что с точки зрения коммерческого права у него уже тогда действительно имелась собственная фирма. В более поздних документах годом основания компании указывается 1856 год. Возможно Перау, противясь новым идеям, привезённым Бехштейном из Парижа, отказался выпустить новомодное фортепьяно под своим именем – и поэтому Бехштейн решил собственными силами, на свой страх и риск, создать современный инструмент для исполнения современной музыки.

 Карл Бехштайн (Carl Bechstein) родился в Германии в 1826 году. Отец Карла, парикмахер и мастер по парикам в Лаухе, всё своё свободное время отдающий игре на старом спинете. Проявив недюжинное упорство, даже открыл собственное дело. Умер в 1831 году в возрасте 42 лет, оставив вдову с тремя детьми. Младшему, Карлу, было тогда пять лет. В 1833 году его мать вновь вышла замуж, также за вдовца, кантора по фамилии Агте, проживающего в Дитендорфе. Он был очень строг, внимательно следил за школьными успехами детей – собственной дочери и трех пасынков. И именно он преподал маленькому Карлу первые уроки музыки, научив его играть на скрипке, виолончели и фортепьяно.

 В 1849 году 14-летнего Карла отправляют на обучение в Эрфурт, к фортепьянному мастеру Иоганну Глейцу. Четыре года провёл Карл Бехштейн в Эрфурте у мастера Глейца – вспыльчивого, не дурака выпить, но при этом хорошо знающего своё ремесло. В принципе, годы детства и юности Карла Бехштейна нельзя назвать счастливыми. Стоит ли удивляться, что уже на раннем этапе, когда он сначала отправляется в Дрезден к Плейлю, а затем в Берлин, его считали необычно серьёзным для своего возраста молодым человеком, но при этом весьма доброжелательным и любезным. Кроме того, Карл отличается большой бережливостью: позже он сам рассказывал, как путешествовал пешком из Дрездена в Берлин, неся ботинки через плечо, чтобы не стаптывать зря подошвы.

При этом молодой человек любознателен и использует все возможности для того, чтобы дополнительно расширить свой кругозор, узнать что-то новое. Так, в первые годы в Берлине, когда руководил мастерской Перау, в те немногие часы досуга, которые удавалось освободить от работы, он изучает французский язык.

 В апреле 1855 года великий немецкий пианист Ганс фон Бюлов пишет своему учителю Ференцу Листу, что oсобенно болезненно, оказавшись в Берлине, переживает факт «полнейшего отсутствия сносных фортепьяно» Инструменты Штёкера, которые очень в моде  – самые ужасные в мире – „le plus détestable au monde“. Для концерта в «Обществе Густава-Адольфа» он, Бюлов, мог выбирать между хорошим инструментом от Перау и отличным роялем от Клемма – который, кстати, пропагандирует Клара Шуман. О Бехштейне пока ни слова. В 1855 году он уже делал рояли – но, по-видимому, ещё не концертные инструменты.

 Бюлов познакомился с Бехштейном поближе, скорее всего, через Перау. В любом случае, Бюлов, как и Бехштейн, находился в самом начале карьеры. В 1855 году Бюлову исполнилось 25 лет, Бехштейну – 29. На следующий, 1856-й, год Карл Бехштейн создал свой первый концертный рояль.

Решающий концерт состоялся 22 января 1857 года. Центральным произведением в рамках смешанной программы Бюлов играл Листа, Фортепианную сонату си минор. Согласно издателям сочинений Листа, вероятно, речь идёт о первом исполнении произведения, которое было опубликовано в 1854 году в издательстве Breitkopf & Härtel.

 Соната была неоднозначно воспринята публикой, после чего разгорелись горячие дебаты в прессе, в ходе которых Ганс фон Бюлов решительно, а иногда и полемически, отстаивал сонату. Решимости Бюлову не в последнюю очередь придавал тот факт, что он уже был обручён с Козимой Лист, на которой он женился в начале осени 1857 г. и которая позднее стала женой Рихарда Вагнера. Но даже и без перспективы на семейные узы Бюлов, безусловно, со всей убежденностью вступился бы за сонату своего почитаемого учителя. И в не меньшей мере он был убеждён, что прежде всего новый инструмент, на котором он играл, способствовал эффектной подаче сонаты.

 На концерте в тот памятный вечер Бюлов впервые сидел за новым роялем Карла Бехштейна, который так неожиданно попал в поле напряжения между Листом и Вагнером, что, с одной стороны, в будущем чрезвычайно поспособствует развитию бизнеса, а с другой стороны, окажет решающее влияние на фирменное бехштейновское звучание.

 Соната Листа си минор убийственно сложная вещь не только для пианиста, но и для фортепиано. Потоки октав в завершающей части подразумевают чрезвычайные требования к материалу. Бюлов был верным последователем исполнительской школы Листа, а это, в том числе, означало, что он использовал конкретную физическую силу кисти и руки, что в корне отличало его от тех порой широко известных пианистов ранней романтической традиции, которые как исполнители восхищали прежде всего техникой своих пальцев.

 Первый концертный рояль из мастерской Карлa Бехштейнa в 1857 г. стал сенсацией. На следующий день Бюлов пишет письмо Листу, в котором упоминает, что играл на инструменте «некоего Бехштейна» – и оценил его выше эраровского. А три недели спустя Бюлов жалуется, вновь в переписке с Листом, что бехштейновский рояль продан и поэтому для концерта в Лейпциге предстоит искать другой инструмент. Так началось партнёрство, которому было суждено продлиться всю жизнь

В 1856 году, Бехштейн узнал, что Эрар предоставил Листу рояль для концерта в Берлине. А вечером во время концерта смотрел, как одна за другой рвутся струны, не выдерживая нагрузок. Тогда он окончательно решил создать новый и по-настоящему современный рояль, который сможет вынести манеру игры Листа.

 8 октября 1860 года ознаменовался для молодого предпринимателя важным событием. В этот день великий Маэстро купил свой первый рояль «Бехштейн». Инструмент числился под номером 247. В бухгалтерской книге о покупателе было написано просто, в прусском стиле: «Капельмейстер Лист в Веймаре».

Карл Бехштейн не был обласкан коммерческим успехом. Вероятно, в первую очередь им руководила художественно-эстетическая идея. Он хотел добиться нового звучания фортепиано. И как сообщает Бюлов в конце 1860 года в письме к Листу, для исполнения сонаты си минор в Лейпциге в его распоряжении был «чрезвычайно утончённый Бехштейн». В течение многих десятилетий «Бехштейн» оказывал влияние на развитие музыки. За ним были написаны бесчисленное количество произведений.

 Два года спустя – новый прорыв. На Лондонской промышленной выставке 1862 года Бехштейн выигрывает золотую медаль, затмив могущественных зарубежных конкурентов. Жюри так обосновало своё решение:: «Инструменты «Бехштейн» отличаются превосходной свежестью и свободой звука, приятной чувствительностью механизма и клавиатуры и ровным звучанием в различных регистрах; они способны выдерживать даже самое суровое обращение».

 После кончины Перау в 1861 году, которая также означала конец фортепианной фабрики Perau, Бехштейн перенёс свои производственные площади. В новый комплекс было включено старое здание, стоящее на участке. А по адресу Беренштрассе 56 остался магазин и склад: они переехали по адресу Йоханнисштрассе 5 лишь в 1867 году, уже на новый, дополнительно приобретённый участок. Часть капитала, необходимого для переезда, Бехштейну пришлось взять в долг. Однако вскоре пожар уничтожил почти всё. Это означало конец предприятию – однако и тут на помощь пришли друзья. Среди них и Бюлов: впоследствии несколько раз он упоминает сумму в размере 2000 талеров. Так, 24 августа 1866 г. он пишет из Люцерна: «Мои 2000 талеров мне пока не нужны. Ради бога, оставьте эти деньги себе – и используйте их всякий раз, когда появится необходимость… "

 Сумма, которую Бюлов дал в долг, была не столь маленькой: сохранился прейскурант, датируемый 1865 годом, согласно которому рояль 8 футов длиной стоил 700 прусских талеров. Кабинетный рояль – 450 талеров. Пианино – от 230 до 280 талеров. За упаковку «в прочном деревянном ящике, завинченном» фабрика брала «соответственно 8 или 7 прусских талеров».

Ганс фон Бюлов тогда ещё не имел ни малейшего представления о том, что его жена Козима и Рихард Вагнер встречались в ноябре 1863 года в Берлине и обменялись сердечной клятвой «принадлежать исключительно друг к другу». 10 апреля 1865 года в Мюнхене родилась Изольда, первый общий ребёнок Козимы фон Бюлов и Рихарда Вагнера. А 10 июня 1865 г. Ганс фон Бюлов дирижировал в Мюнхене во время премьеры «Тристана и Изольды» Вагнера.

 Несмотря на то, что Бюлов, где бы он ни был, с величайшим энтузиазмом пропагандировал инструменты Бехштейна, фортепианный мастер в лице крайне нервного, постоянно страдающего мигренями пианиста получил не самого лёгкого в обращении друга. То, что он был готов принять Бюлова у себя дома всякий раз, когда тот останавливался в Берлине, разумелось само собой. Зачастую пианист отдыхал у Бехштейна в состоянии полного истощения – в доме, где он был защищён от любой, даже дружеской, навязчивости. А когда Бюлов путешествовал, Бехштейн снабжал его не только своими роялями, но и газетами, сигаретами – и иногда и еврейскими анекдотами. Дело в том, что Бюлов был известен своим лёгким снобистским антисемитизмом, который его еврейские друзья – виолончелист Генрих Грюнфельд и пианист Мориц Мошковский – выносили с хладнокровием, иногда делая острые выпады в ответ.

 Дружба между фортепианным мастером и «его» пианистом совершенно лишена какого-либо расчёта. Бехштейн, с годами став успешным предпринимателем, по-прежнему стремится воплотить свой идеал звучания; и он остаётся человеком, излучающим тепло и ищущим гармонию в общении с близкими ему людьми.

Таким был Карл Бехштейн, к которому Бюлов обратился в июле 1869 года в полном отчаянии – с просьбой прислать ему копию Прусского закона о разводах и порекомендовать компетентного адвоката: «Промедление смерти подобно!» Его любимая супруга Козима, дочь глубоко уважаемого учителя Листа, после нескольких лет ménage à trois, укравших столько нервов, наконец-то бросила своего мужа Ганса фон Бюлова и потребовала развода.

Карлу Бехштейну приходилось с другом очень нелегко. И тем не менее, он оставался необыкновенно скромен, о чём свидетельствует письмо, датированное концом 1868 года: «Дружбой столь великого человека и всемирно известного музыканта я должен был бы гордиться, если бы я смиренно не признавался себе в том, что на самом деле не заслуживаю её; мне просто сказочно повезло, что в начале моей карьеры сам бог стоял у моего верстака – и под его защитой я стал тем, кем являюсь на сегодняшний день».

 Бюлов иногда вымещал обиды на «своём» мастере. Как-то механика показалась ему "туговатой". Другой рояль, который Бехштейн отправил ему в Бармен, он назвал бесцеремонно «бармен-эрбармен» («пощади меня»): «В стремлении сделать звучание мягким и приятным для публики уничтожается индивидуальность музыкального произведения и самого исполнителя». Из Флоренции, куда он бежал после развода, Бюлов пишет: «...хотел послать Вас к чёрту – вернее, Вашего жалкого экономического кастрата вместо инструмента. Я успел сыграть на нём только одно произведение, «Воспоминание» Листа, и басы стали безбожно фальшивить, совсем как у «Перау». Бюлов успел познакомиться с роялями Перау – и, безусловно, больно уколол Бехштейна этим остроумным замечанием. Как Бехштейн воспринимал – или, вернее, терпел, – всё это, нам не известно.

 Видимо, на тот момент он – как и любой фортепианный мастер – уже сделал из общения с выдающимся пианистом основной вывод: иногда проблема не в том, что механика заедает, – а в том, что «клинит» самого музыканта.

 Правда, порой Бюлов очень подробно останавливается на том, что желательно было бы исправить, например, когда он советует Бехштейну встроить в механический блок определённую дополнительную пружину. Иногда Бюлов возмущался по поводу «двойной репетиции» (double échappement), которую изобрёл Эрар и которая сегодня стала стандартом во всех роялях, и превозносил механику старой английской системы. Это объяснялось тем, что для него важным было лёгкое туше, то есть не только блеск, но в первую очередь тембр звука. И действительно, некоторое время Бехштейн параллельно создавал фортепиано и с двойной репетицией, и с обычной английской механикой.

 Кстати, Бехштейн всегда в своём непоколебимом стиле отвечал и на лестные, и на оскорбительные письма, как свидетельствует ещё одно письмо Бюлова, на этот раз 1872 года: «... вновь просто по-королевски был принят у друга Бехштейна и защищён ото всех. Мне был предоставлен собственный слуга, в белом галстуке, который ожидал в передней малейшего знака с моей стороны, и особенно был выдрессирован для того, чтобы не пропустить ко мне ни одного посетителя».

Не исключено, что Бюлов не смог бы продолжить свою карьеру как пианист, не будь у него такого друга, как Бехштейн. Карл Бехштейн был ему и матерью и отцом (если вспомнить цитату из «Кольца нибелунгов»). Бехштейн знал, что его друг гений: ведь Бюлов был именно тем, кто познакомил публику с Первым концертом для фортепиано Брамса, кто впервые исполнил в Германии Концерт для фортепиано № 1 Чайковского и стоял за дирижёрским пультом во время премьеры «Тристана и Изольды» и «Мейстерзингеров». И Бехштейн прекрасно понимал, что его инструменты смогут полностью продемонстрировать весь свой потенциал только в том случае, если за ними будет сидеть музыкант нового типа, по-современному чувствительный, обнажённому нерву подобный.

 По сравнению с Бюловым общение с Ференцом Листом было практически идеальным. Каждый год Бехштейн отправлял маэстро в Альтенбург свой новый рояль. На закате своей жизни Лист вновь поблагодарил своего фортепианного мастера, который к тому моменту уже приобрёл всемирную известность: «Оценка ваших инструментов может заключаться только в исключительно хвалебных отзывах. Вот уже 28 лет я играю на Ваших инструментах – и по-прежнему отдаю им предпочтение. По мнению самых компетентных авторитетов, игравших на Ваших роялях, – они более не нуждаются в похвале: любое восхваление станет лишь плеоназмом, излишеством, тавтологией.

В 1877 году Карл Бехштейн построил в общей сложности 672 инструмента, его годовой оборот составил около одного миллиона марок, а годовая прибыль – 80 000 марок, чем мастер был вполне доволен.

 В 1880 году Карл Бехштейн открыл вторую фабрику на улице Грюнауэр Штрассе, которую дополнительно расширил в 1886 году. Своим работникам, проработавшим на фабрике четверть века, мастер дарил за верность золотые часы.

  4 октября 1892 года на улице Линкештрассе был открыт «Бехштейновский концертный зал». В газете Allgemeine Musikzeitung был опубликован предварительный отчет:
 «Открытие Зала Бехштейна обещает стать трёхдневным музыкальным фестивалем. 4 октября первым выступит д-р фон Бюлов, который исполнит Фантазию Моцарта, «Прощание» Бетховена, новые неопубликованные фортепианные произведения Брамса, «Венский карнавал» Шумана, Фантазию, соч. 12 Киля и пр. А 5 октября Струнный квартет Йоахима при участии Йох. Брамса исполнит Квартет для струнных, Кларнетный квинтет и Сонату для скрипки и фортепиано – сочинения венского маэстро. 6 октября Антон Рубинштейн исполнит свой секстет для духовых инструментов, одно из лучших своих произведений».
 K этому времени Бюлов уже шесть лет является главным дирижёром нового феноменального оркестра (впоследствии – оркестр Берлинской филармонии). Без сомнения, Бюлов в значительной мере сформировал музыкальную жизнь немецкой столицы. Чего не могли предвидеть ни Карл Бехштейн, ни его друзья: вечер открытия концертного зала станет прощальным для Бюлова, умершего в 1894 году. Более ему не суждено было играть на фортепианных вечерах.

В Лондоне, в 1901 году на улице Вигмор-стрит был открыт «Концертный зал Бехштейна» на 550 слушателей. Даже королева Виктория заказала богато украшенный золотом «Бехштейн» которую потом вручную разрисовала миниатюрами. После экспроприации во время Первой мировой войны Бехштейновский зал был переименован в Вигмор-холл: с тех пор он известен именно под этим названием.
 Эдвин Бехштейн получил свою долю в предприятии выплатой в 1916 году: столкновения между обоими братьями участились, и они уже не могли вести совместный бизнес. В 1923 году компания была преобразована в акционерное общество, и, воспользовавшись этим удобным случаем, Эдвин Бехштейн или его жена или они оба вновь приобрели акции компании. В 20-е годы Хелене Бехштейн частенько выступала от имени компании. При этом она не всегда отличалась особой дипломатичностью. Глубоко укоренившийся антисемитизм делал своё дело –так, этим был настолько возмущён скрипач Фриц Крейслера, что предпочёл сменить марку. Хелене Бехштейн регулярно наведывалась в Мюнхен, где всегда останавливалась в шикарном отеле «Четыре сезона» и устраивала приёмы.Время от времени она приглашала молодого австрийского политика по имени Адольф Гитлер. 

После Второй мировой войны Хелене Бехштейн был осужденa Комиссией по денацификации.

 Предположение, что фортепианная фабрика «К. Бехштейн» в 30-е годы с выгодой воспользовалась тем фактом, что часть семьи была близка к нацистской верхушке, легко опровергнуть, взглянув на производственные показатели компании. В 30-е годы дела у Бехштейнов обстояли так же плохо, как и у большинства немецких производителей фортепиано.

 В начале и в конце 20-х годов, одинаково сложных в экономическом плане, пианисты хранили верность своим «бехштейнам»: будь то Ферруччо Бузони или Артур Шнабель, Вильгельм Бакхаус или Альфред Корто или незабываемый великий маэстро Эмиль фон Зауэр, один из лучших исполнителей музыки Листа. И когда такой композитор, как Бузони, чувствительность которого формировалась исключительно звуками фортепиано, писал свой «Эскиз новой эстетики музыкального искусства», то можно исходить из того, что он развивал свои эстетические идеи, играя на «бехштейне».

 Компания «Бехштейн» отличалась новаторским духом, постоянно совершенствуя свои инструменты, хотя современные фортепиано, будь то рояль или пианино, были полностью разработаны уже в конце 1870-х.«Бехштейн» следил и за таким новым медиумом, каким был кинематограф: ведь в эпоху немого кино он был тесно связан с фортепиано. В бесчисленных кинотеатрах тапёр обеспечивал звуковой эмоциональный фон. В 1926 году был снят фильм о «Бехштейне»: «О становлении рояля» . Он должен был «содействовать интересу к фортепиано в целом ... и, таким образом, служить всему музыкальному миру и нашей промышленности ...».
 Также компания «Бехштейн» начала сотрудничество с физиком Германом Вальтером Нернстом, который в 1920 году получил Нобелевскую премию по химии и считался одним из основателей физической химии. В частности, Нернст сформулировал 3-й закон термодинамики и определил, что есть так называемый абсолютный ноль. Кроме того, он разработал специальную «Лампу Нернста», излучающую практически идеальный белый свет. Tак был создан рояль «Нео-Бехштейн», также известный под названием рояль «Сименса-Нернста», кабинетный рояль без деки и с тонкими струнами, которые, объединённые в группы по пять штук, проходили через своеобразный микрофонный капсюль. Звук создавался чрезвычайно лёгкими «микромолоточками». Длина инструмента была всего 1,40 м. Правая педаль служила для регулировки громкости звука, левой педалью можно было имитировать звучание клавесина или челесты: «Кроме того, встроены радиоприёмный аппарат и электрический проигрыватель грампластинок, которые, будучи соединены с усилителем и громкоговорителями, достигают чрезвычайно высокого уровня передачи». И если в начале Карл Бехштейн заручился поддержкой одного из величайших пианистов, Ганса фон Бюлова, то теперь компания «Бехштейн» работает с одним из самых известных физиков, нобелевским лауреатом, – и, безусловно, этот факт много говорит о философии компании. В 1931 году «Нео-Бехштейн» стал сенсацией, но без сопутствующего коммерческого успеха. Время для такого инструмента ещё не пришло. Tо, что сегодня уже давно превратилось в гигантский рынок, а именно – в сегмент электронных инструментов, та тот момент оставалось лишь маленькой нишей, в которой ни один продукт не мог выжить. 

В конце 1932 года пришлось бороться с разразившимся во всём мире экономическим кризисом, пытаясь обуздать его новыми методами маркетинга. Внутренняя ситуация в компании также была далеко не самой благоприятной. В 1926 году с новой силой разгорелись внутрисемейные разногласия.

 Eсли смотреть на ситуацию трезвым взглядом, то можно сказать, что компания «К. Бехштейн АГ» в 1933 году потерпела крах. В ходе реструктуризации, проведённой в 1934 году, Хелена Бехштейн приобрела контрольный пакет акций. В какой степени близость Хелены Бехштейн к руководству НСДАП принесла выгоду, выяснить уже невозможно. Из-за безжалостного преследования, экспроприации, изгнания и физического уничтожения нацистами еврейских граждан компания «Бехштейн» потеряла значительную часть своих потенциальных покупателей. Ведь в семьях богатых и образованных евреев «Бехштейнам» всегда отдавалось предпочтение. Ныне уже не представляется возможным определить, куда делись инструменты, брошенные теми, кто для собственного спасения вынужден был эмигрировать из страны. Нацистские власти и организации изобрели эвфемизм «невостребованная еврейская собственность», за которым скрывался процесс разграбления брошенных домов. Было бы интересно узнать, где остались оба рояля Шнабеля или же инструменты, принадлежавшие композиторам Ральфу Бенацки и Жану Жильберу, – этот список можно продолжить. Кстати, многие из эмигрировавших музыкантов впоследствии так и не смогли решиться на то, чтобы вновь приобрести фортепиано марки «Бехштейн».

 Вторая мировая война стала катастрофой и для компании «Бехштейн». Берлин стал целью массированных воздушных ударов британских и американских бомбардировщиков. Фабрика нa Райхенбахер штрассе была в значительной степени разрушена, а также оказались уничтоженными большие запасы выдержанной древесины и, по одной из версий, в том числе погибла документация, содержащая секреты производства инструментов Bechstein. Bechstein так и не смогли вернуть себе утерянные в связи с этой утратой позиции. Очевидно, что факт уничтожения фабрики был прежде всего выгоден американской компании Steinway&Sons которая после войны превратилась в монополиста мирового фортепианного рынка.

 Сразу же после капитуляции союзники поручили компании «Бехштейн» делать гробы из имеющихся запасов древесины. Возможно, это было сделано не без заднего умысла. После войны американские оккупационные силы преследовали сразу несколько политических целей: с одной стороны, так называемое «перевоспитание» немцев и связанную с ней демократизацию общества; с другой стороны, тщательная оценка всех немецких патентов и разработок с учётом их значимости для гражданской и военной промышленности США, а также постепенное открытие и подготовка немецкого рынка для американских товаров.

Есть две фотографии, считающиеся иконографией музыкальной «культуры» военных лет – символичные снимки, обошедшие земной шар и закрепившиеся в коллективной памяти. На одной из фотографий –американский солдат за трофейным роялем, ранее принадлежавшем Вагнеру, посреди практически полностью разрушенной виллы Ванфрид в Байройте; на другой – весёлые американские военнослужащие, окружившие специально разработанное для фронта и украшения солдатского досуга пианино, изготовленное в Нью-Йорке компанией «Стейнвей» и носившее говорящее название: Victory Vertical. Условия для возрождения компании «К. Бехштейн АГ» вряд ли могли быть более неудачными.

Тем не менее, в декабре 1951 года, наконец, удалось запустить фабрику площадью 8000 квадратных метров. Для реконструкции предприятия были предоставлены кредиты в рамках плана Маршалла. Были закуплены станки, сушильные камеры и прочее оборудование – новое, по последнему слову техники. Несмотря на значительные потери, компания всё ещё располагала запасами древесины, заготовленной в 30-х годах, в том числе в Румынии, для производства дек и колковых досок высочайшего качества.

Через два года компания торжественно отмечает свой столетний юбилей. Бывший кинотеатр «Титания Паласт», который теперь служит концертным залом для Берлинского филармонического оркестра под управлением Вильгельма Фуртвенглера, 21 ноября 1953 года переполнен до отказа: Вильгельм Бакхаус даёт юбилейный концерт, полностью составленный из произведений Бетховена, – пять сонат и сочинение 111 в качестве глубокомысленного финала.

 В 1954 году дирижёр Серджиу Челибидаке для своей квартиры в Мехико приобрёл бехштейновский кабинетный рояль – и восторженно отозвался об этом инструменте. Кстати, в 1957 году на экспорт в Японию уходит третий послевоенный «Бехштейн»: покупателем стала компания Yamaha, которая установила рояль в своём концертном зале.

В 1963г бренд был куплен американской компанией Baldwin (Болдуин). В 1986 году стараниями Карла Шульце торговая марка была возвращена в германскую собственность. В 1992 году была построена новая фабрика Bechstein в деревне Зайфхеннерсдорф (Германия). На фабрике применяются традиционные технологии ручного изготовления роялей в сочетании с работой современных компьютерных станков
 с программным управлением (для достижения особо высокой точности). Однако, современные инструменты не обладают уникальными звуковыми качествами подлинных (оригинальных) «довоенных бехштейнов» выпуска 1910—1939 гг. Такой старинный рояль C. Bechstein после модернизации с заменой комплектующих часто превосходит по красоте звучания новый и гораздо более дорогой аналог. В 1986 году дела у «Бехштейна» шли из рук вон плохо. рояли более не считались абсолютным «статусным символом» в роскошных квартирах, как это было в прежние времена.

В 1993 «Бехштейн» заявляет о своём банкротстве. Это находит живой отклик во всём мире: высказываются опасения, что великая традиция, связанная с именем Бехштейна, приближается своему концу. И только Берлинский сенат остаётся равнодушным. Политическое руководство не сильно интересуется вопросами культуры, предпочитая планировать гигантскую стройку на Потсдамской площади, мечтать о гигантских небоскрёбах и ещё более гигантских прибылях от биржевых спекуляций. «Бехштейн» устраивает различные акции, чтобы выжить. Один из концертных роялей превращается в совместное произведение искусства: его разрисовывают художники из двенадцати стран. И по-прежнему «Бехштейн» не оставляет людей равнодушными, вызывает эмоции, возможно, даже более сильные, чем всего лишь пару лет назад.

 Деньги, необходимые для дальнейшего развития, Карл Шульце с удивительным упорством получает из другого источника. «Бехштейн» вновь становится акционерным обществом. В 1996 году реорганизация успешно завершена. 40 процентов капитала размещены на фондовой бирже и приобретаются частными инвесторами.

 Новый 2003 год ознаменовался новой структурой собственников. Уже в сентябре 2002 года важный корейский производитель музыкальных инструментов, компания Samick со штаб-квартирой в Сеуле, проявила интерес к сотрудничеству с «Бехштейном». Samick не был «тёмной лошадкой»: ещё в 1983 году эта корейская компания вместе с концерном Baldwin, бывшим основным акционером компании «Бехштейн», основали корпорацию Korean American Musical Instruments Corporation, которая всего год спустя выпускала уже 66 000 инструментов. В 2002 году Samick был реорганизован, годовой объём его продукции составлял около 50 000 инструментов: фортепиано, в том числе цифровые пианино, а также около полумиллиона гитар. В корпорации работало около трех тысяч человек. Производство было сконцентрировано не только в Сеуле, но и в Джакарте (Индонезия), а позже и в Шанхае (Китай). А дочерняя компания Samick America была весьма эффективной сбытовой структурой на рынке США.

 Первые переговоры прошли удачно. В декабре 2002 года договор был готов к подписанию. В январе 2003 года Samick стал акционером «Бехштейна» и его партнёром по кооперации; в свою очередь, супружеская пара владельцев «Бехштейна» Кюппер-Шульце получили доли корейского партнёра. Партнёрство вскоре нашло свое конкретное выражение в открытии Бехштейновского центра в Сеуле.

 В 2006 компания сделала новый перспективный шаг, начав проведение Международного конкурса пианистов имени Карла Бехштейна. В качестве покровителя конкурса выступил знаменитый пианист и дирижёр Владимир Ашкенази, в качестве художественного руководителя – пианист Борис Блох, который также возглавил жюри. В состав жюри также вошли пианистка Идиль Бирет, ее коллега Кирилл Герштейн и российский композитор Александр Чайковский, художественный руководитель Московской филармонии. После нескольких месяцев подготовки проверили почту – и приятно удивились: в конкурсе захотели принять участие 250 молодых пианистов из 55 стран. Беренис Кюппер, директор по маркетингу компании «К. Бехштейн», основательница конкурса и сама профессиональная пианистка, не могла желать большего подтверждения того, что легендарное имя «Бехштейн» смогло сохранить былую славу во всём мире. Oколо пятидесяти участников были допущены к конкурсу. Через десять дней сложных, но честных состязаний был определён лауреат: им стал Евгений Божанов, молодой пианист из Болгарии.
 Сегодня компания «К. Бехштейн» является крупнейшим европейским производителем пианино и роялей. 

https://www.bechstein.com/