Отзыв на книгу Гузель Яхиной "Дети мои"

Небольшие пояснения:
1. Эта рецензия была написана на конкурс литературных групп, проходивший в ВК. В пакете работ книга Яхиной  оказалась в качестве модной новинки - делайте на это скидку, когда будете читать рецензию.
2. Нет, "Зулейху" я не читала и не смотрела - спрашивать меня об этом произведении бесполезно.  
3. Нет, я не поклонница творчества данного автора, хотя искренне считаю ее работы очень талантливыми. 

Тончайшее кружево слов и эмоций

Книга «Дети мои» Гузель Яхиной вышла из печати не так давно, но сетевые ресурсы уже пестрят отзывами на неё. Если описывать реакцию читателей одним словом, пожалуй, лучше всего подойдёт эпитет «неоднозначная», ведь диапазон эмоций рецензентов необычно широк – от «решительно негативного» до «восторженного». При этом тех, кого история Якоба Баха оставила абсолютно равнодушным, очень мало, так или иначе она цепляет практически всех. Интересно, что в отзывах упоминаются разные эпизоды – автору удалось затронуть различны струны в душах читателей. 

И это не удивительно. Второй роман Яхиной – очень глубокий, многослойный рассказ, в котором сюжетная линия – лишь одна из многих нитей. Автор не просто пишет. При помощи слов, эмоций, образов и ассоциаций она тщательно выплетает объемную картину времени, эпохи, в которую живут её герои.  Картину настолько живую и реальную, что невозможно не поверить в то, что эти люди и эти события происходили на самом деле. 

Мастерство, с которой Яхина создаёт образы, навеваемые её повествованием, можно сравнить с искусством старых мастеров, таких как старуха Тильда, вывязывающая дивной красоты кружево. Чтобы оценить его, понять рисунок и восхититься совершенными линиями, недостаточно просто мельком глянуть на узор. Оно требует внимания к себе, вдумчивого рассматривания. Поэтому в аннотацию было бы весьма кстати вставить предупреждение: «Не для чтения в метро». Книгу «Дети мои» лучше всего читать так, как было принято сто лет назад – вечером, закончив все дела и отложив обыденную суету, неторопливо вчитываясь в каждое слово и вдумываясь в каждую фразу. Именно такое глубокое погружение, когда ты не пытаешься сам гнаться за сюжетом, а позволяешь ему вести тебя за собой, позволяет ощутить эту историю как единую картину.  

Нить первая. Мироздание и место человека в нём

В книги «Дети мои» действие происходит в первой половине прошлого века, начинается история ещё до революции. В книге нигде не указаны даты – хронология дана лишь в виде справки в конце текста. Для современного читателя это непривычно – привыкший к жестко структурированной подаче информации, обязательным датам, ярко выделенным врезам из цифр и заголовков, он чувствует себя дезориентированным, у него нет возможности выхватывать фрагменты текста на бегу, отдельными кусками.

Для сюжета данной книги такая форма изложения – единственно правильная. Напомню, речь идет о совсем другой эпохе, свидетелей которой среди нас уже нет. О совсем другом жизненном укладе. Главный герой Якоб Бах часто воспринимается как «странный человек – одинокий, молчаливый, угрюмый, неприкаянный» (из читательского отзыва). А ведь для колонии немецких поселенцев он – учитель, один из немногих жителей, имеющих образование. Это звание отдаляет его от других жителей: «Уж ладно, что с него возьмёшь – с образованного-то человека!». И в то же время возводит его на некий пьедестал, делает «сопричастным». И многие его странные привычки – ни что иное, как стремление жить в гармонии с окружающим миром, оправдать это звание.

«Каждое утро, еще при свете звёзд, Бах просыпался и, лёжа под стёганой периной утиного пуха, слушал мир… Звуки же собственной жизни были столь скудны и незначительны, что Бах разучился их слышать… Слушать большую жизнь было много интереснее».

Пытливый ум Баха не может жить без новой информации, она нужна ему ежедневно. Но получает он её не из разговоров с людьми, не из книг, которых у него не так уж и много, не из школьных занятий, которые давно уже превратились в рутину. Учитель черпает свои знания из наблюдений за окружающим миром, частью которого себя чувствует. И очень важной частью. Ведь это он извещает односельчан о приходе нового дня, звоня в колокол. А вечером сигналит о его завершении. В те времена, когда часы ещё были недоступной для многих диковинкой, подобную должность могли поручить лишь уважаемому человеку. 

Со временем чувство «сопричастности» становится настолько естественным для него, что он начинает тщательно следить не только за жизнью колонии, но и за природой. Казалось бы, такие незначительные ежедневные ритуалы как пешие прогулки, проба воды из родника, встречи с грозой для него имеют особый, сакральный смысл. Ведь именно так он общается с Миром, получая важную для себя и своей общины информацию. 

Способность наблюдать, видеть, чувствовать, буквально впитывая малейшие оттенки и нюансы, у главного героя книги развита очень сильно. До такой степени, что в момент сильнейшего потрясения он просто перестаёт говорить. Не потому, что не может, а потому что не видит в этом смысла, предпочитая отключить эту функцию как бесполезную. Он отлично чувствует себя и без ненужного сотрясания воздуха, считывая эмоции человека по его жестам, по его дыханию.

Поэтому картины разрухи, голода, бедствий производят на него глубочайшее впечатление. Бах не может спрятаться, заткнуть уши и закрыть глаза, как другие. Он обречён до самых мелких деталей впитывать ужасающие подробности произошедшего. 

Вместе с ним эту картину, так же объёмно и выпукло, видит читатель, переживая не менее сильный эмоциональный шок. Ведь мы понимаем, что речь идёт не о вымышленных, а о реальных событиях, имевших место в истории нашей страны. Именно поэтому в отзывах читателей так часто можно встретить вопрос: «Зачем было подробно описывать отдельные сцены?». Читая их, человек не может скрыться за спасительной фразой «это всё выдумка» как при просмотре триллера.

Когда понимаешь, насколько мастерски, через описание отдельных, казалось бы, не очень значимых моментов, автор раскрывает перед нами через внутренний мир героя масштабы внешних катаклизмов, хочется аплодировать.  

Нить вторая. Фольклор как полноценный персонаж

Один из самых масштабных пластов, на основе которого выстроен сюжет книги «Дети мои» – культура немецких поселенцев: фольклор, жанровые зарисовки, отдельные детали быта. Не только Гофман, но и сами читатели, большинство из которых очень мало знают о немцах Поволжья, благодаря многочисленным штрихам, разбросанным по тексту, начинают понимать мотивы тех или иных поступков персонажей. Очень яркие и сочные детали позволяют описать жизнь колонистов выпукло, реалистично.

«Как-то раз, потехи ради, решили добавить в смесь коровий навоз – и обнаружили, что такой состав придает кирпичам воистину каменную прочность. Именно это открытие и положило начало самой известной местной поговорке: «Немного дерьма не помешает».

Подобные вкрапления делают описания живым, от текста не веет музейной скукой, хотя стиль изложения ближе классическому, чем к современному. Они позволяют окунуться в ту эпоху, прочувствовать её. Например, в своей хронологии Якоб Бах даёт собственные названия годам: Год Разорённых Домов, Год Безумия, пр. Для него, живущего на хуторе, оказавшегося в добровольной изоляции, не столько важны цифры конкретного года, сколько веха, оставленная в памяти главного героя. Подобный подход весьма характерен для того поколения, людей, не привыкших иметь дома календарь. 

Фольклор занимал огромное место в жизни людей доиндустриальной эпохи. Большинство из них не умело читать, не имело свободного доступа к книгам и газетам, поэтому всю информацию, несущую «культурные коды», передавали через устные сказания, декоративно-прикладное искусство. Именно поэтому партийный активист Гофман уделял столько времени новым, коммунистическим, сказкам. Через них он мог не только больше узнать о колонистах, но и достучаться до их сердец. Примечательно, что в какой-то момент сказки становятся полноценным участником сюжета. Главному герою кажется: сочиняя их, он нашёл инструмент управления Мирозданием.  Мы же прекрасно понимаем, что это всего лишь попытка его подсознания как-то подчинить себе ситуацию, давно вышедшую из-под контроля. Но для него самого такое заблуждение естественно – настолько велико влияние его творений на окружающих, которое он не может не видеть.

Нить третья.  Дети мои

Видеть, как разрушается твой мир, твой поселок, твоя жизнь, и знать, что никак не можешь этому противостоять – огромная боль для человека, тем более, такого тонко чувствующего, влюбленного в поэзию, как Якоб Бах. Пережить её, не опуститься, не потерять лицо может лишь тот, кто имеет прочный духовный стержень. Таким стержнем стала для главного героя не вера, не моральные принципы, как можно было бы предположить. Каждый раз, когда разум погружался в бездну отчаяния, к жизни его возвращала необходимость о ком-то заботиться.

Роман не зря назван «Дети мои». Природа, создавая Якоба Баха, предначертала ему судьбу Отца. Именно так, с большой буквы. В спокойные и сытые дореволюционные времена он опекал своих учеников, терпеливо обучая их, заботился о взрослых колонистах, беспокойно выискивая в окружающей природе знаки приближающихся ненастий. Он в который раз с интересом читает Хроники переселения германских крестьян в Россию, которых императрица Екатерина называет: «Дети мои».

Встреча с Кларой, в его видении – несмышлёным, требующем защиты ребёнком, сместила его приоритеты. Возможно, если бы он смог увидеть её сразу, она бы мгновенно переместилась в неинтересную для него категорию учениц. Но таинственный голос за ширмой, настроением которого он мог с такой легкость управлять, позволил ему почувствовать себя всемогущим, способным её защитить. 

Даже в момент смерти Клары, когда, казалось бы, весь его мир рухнул, судьба преподносит ему подарок в образе дочери. Младенец, оставшийся без матери, мог запросто погибнуть, но он выкарабкался, дав смысл жизни и своему отцу.

Оставшись один, отпустив в большой мир своих детей – Анче и Ваську – Якоб Бах решает, что ему уже нечего делать в этой жизни. Но и здесь он проявляет себя как отец: приводит в порядок хутор, ремонтирует постройки, готовя его к заселению новых жильцов – воспитанников детского дома имени Третьего Интернационала. 

Как будто в противовес его образу, в книге появляется ещё один отец – самонаречённый Отец всех народов. Вот только понимание своей миссии у них абсолютно разное.

В книге Гузель Яхиной «Дети мои» ещё много нитей, сплетающихся в один изящный узор. Но чтобы понять её книгу совсем не обязательно расплетать и раскладывать его на отдельные пряди. Её роман не надо анализировать, важнее его почувствовать, попытаться понять предложенные образы. Как и в фильмах Андрея Тарковского, эмоциональное, практически интуитивное, восприятие играет здесь не менее важную роль, чем сюжетная линия.

Мила Тарнавская

-----

А теперь выводы, сделанные мною не для конкурса, для себя лично.

"Дети мои" - яркий пример того, что книге, написанной для узкой аудитории, даже массивная реклама не поможет стать массовой. Множество негативных отзывов сети - это, в первую очередь, результат непродуманной пиар-кампании.
Нигде мне не попалось на глаза предупреждение о том, что в книге используются культурные коды столетней давности, мало понятные современному читателю. А ведь история буквально нашпигована ими, что полностью исключает быстрое, поверхностное ее прочтение.
Аннотация вообще "левая". Похоже, что тот, кто ее писал, сам ничего не понял из этой книги.
Думаю, если бы "Дети мои" преподносили как литературно изложенное исследование истории своего народа (автор очень глубоко проработала данную тему и хорошо в ней ориентируется), негатива было бы намного меньше. Правда, это бы существенно сократило ее аудиторию и тиражи (здесь комментарии, как говорится, излишни).
Тем не менее, я не удивлюсь, если со временем обнаружу данное произведение в школьном списке для внеклассного чтения. Тем для сочинений типа "Образ Клары..." здесь более, чем достаточно. Да и на уроках будет о чем поговорить - разжевывать придется чуть ли не каждую страницу.
Для карантина "Дети мои" - самое оно, если вы откровенно скучаете в изоляции и вам надо загрузить свой мозг. Неплохая гимнастика получится. Если конечно, у вас будет желание настолько глубоко вникать в текст.