Ритм жизни

Сегодня вдруг вспомнилось. Этот рассказ я читала  нууу более четверти века назад. Даже забыла название. Но удалось найти по контекстному поиску

 Острие  самописца вывело на  ленте  пик  -  и  голова Андрея откинулась вправо,  на подушку.  Пик - спад - пик - спад: голова моталась вправо-влево.

Мутные капли  пота  дрожали на  его  лбу,  глаза  были  закрыты сине-желтыми веками. Мне все здесь казалось сейчас нереальным: и эта голова, и светящиеся индикаторы модулятора,  и  змеи магнитных лент,  вползающие и выползающие из одного окошка в другое, и я сам у постели умирающего Андрея.

     Реальной была только усталость. Она накапливалась во мне, тяжелила ноги - от ступней к бедрам,  руки -  от пальцев к плечам, будто превращала меня в каменную статую. Пришлось сделать усилие, чтобы потянуть к себе микрофон.

     - Шестая  программа,   -   отдал  я  команду  компьютеру,  управляющему модулятором. Послышался щелчок, шевельнулся наборный диск...

     Голова перестала мотаться.  Между сухими губами показался кончик языка, облизнул их.

     - Мать, а мать, - внятно сказал Андрей, - спой мне песню. - И закричал:

- Спой, спой! Ты знаешь, какую!

     Я манипулировал кольцом,  включая цепочки нейристоров, пытался поскорей нащупать поправку к модуляции.

     А он продолжал:

     - Спой, мать...

     Я снова потянул к себе микрофон:

     - Тринадцатая!

     Щелчок - и гудение модулятора изменилось, в нем появились высокие тона.

     Глаза Андрея открылись. Сначала они были тусклыми, но совсем недолго. В них появился блеск, они остановились на часах, потом - на мне.

     - Устал, старик? - спросил он.

     - Есть немного, - ответил я.

     Если бы это был любой другой в его положении, я бы удивился вопросу.

     - А результаты близки к нулевым?

     Пожалуй,  надо что-то сказать. Вот только бы найти нужные слова... А он не ждет:

     - Введи в медицине обозначение -  бесперспективный больной. На карточке гриф - "БП". Чтобы врачи знали, кого бояться...

     Сейчас он  начнет развивать эту  мысль.  Он  был  четырнадцать лет моим командиром.  Когда вездеход разбило о рифы и мы оказались в ледяной воде, он высказал  предположение,  что  именно  здесь  начинается теплое  течение,  и развивал свою мысль почти три часа, пока нас не обнаружили с вертолета.

     - Не  мучайся напрасно,  старик.  Еще  встречаются больные,  которые не соглашаются  выздоравливать.   Тебе   необходимо  отдохнуть   и   хорошенько поразмыслить над всем этим...

     - Не болтай, вредно, - сказал я как можно тверже.

     Я  никогда не  посмел бы  так разговаривать с  ним.  Но сейчас когда он пытался храбриться, то становился еще беспомощнее, а это было невыносимо.

     - Ну,  ну,  не  злись.  Постараюсь  исправиться.  Сколько  программ  ты перепробовал?

     - Семнадцать.

     Семнадцать характеристик электромагнитного поля,  в  котором,  будто  в ловушке,  я  пытался  удержать  жизнь  в  его  угасающем  теле  с  перебитым позвоночником.  Это было последнее,  что я  мог применить:  химия и механика оказались бессильными.

     - А  не достаточно ли,  старик?  Может быть,  перестанешь мучить меня и переведешь в отделение Астахова?

     Понимает ли он, что предлагает? Вряд ли... Скорее всего, хочет забыться с   помощью   обезболивающих  препаратов...   Перевести  в   терапевтическое отделение?  Там -  лекарства, аппараты: искусственные легкие, сердце, почка, печень;  переливание крови, иглоукалывание... Все, что уже доказало в данном случае свою  бесполезность.  А  для  меня перевести его  -  значит закончить наконец  бессонную  вахту,   снять  с  себя  вместе  с  эстериновым  халатом ответственность,  уйти домой,  отоспаться...  В медицине есть случаи,  когда ничего сделать нельзя. И мой модулятор не всемогущ...

     Вот до чего я дошел! Лживые фразы, подлые мысли!

     Его  глаза  с  любопытством смотрят  на  меня,  изучают...  Неужели  он предложил это  нарочно?  Разуверился во  мне  и  в  моем модуляторе и  решил помочь?  От  него можно ожидать всего.  Почему мы  называли его не по имени, почему не  придумали ему  прозвище,  как  всем  остальным?  Мы  называли его командиром даже между собой.  И как только кто-то произносил это слово,  все знали,  что речь идет не о  командующем базой,  не о командире вездехода,  а именно об Андрее. Он был очень прост в обхождении, он называл каждого из нас по имени, а мы называли его только командиром...

     - Так не хочешь перевести? - словно походя поинтересовался он.

     - Нет!

     Кажется,  я  слишком повысил тон.  Его  взгляд  стал  удивленным,  и  я почувствовал, как мои щеки начинают гореть.

- Ты же знаешь,  что модулятор всесилен,  - просительно проговорил я.

- Он  может  излечить любого.  Нужно только найти характеристику модуляции для твоего организма.

     - Одну-единственную? - заговорщицки подмигнул он.

     - Точно.

     - Среди скольких?

     Я  понял,  что  попал  в  ловушку.  В  медицинской карточке Андрея была электрическая карта его  организма.  Я  мог  вычислить по  ней  серию и  тип модуляции:   мощность  поля  и  примерную  частоту  импульсов.  Но  карточка составлялась девять лет назад.  Тогда модуляторов еще не было.  И  я не знал главного -  номера модуляции,  а  он определял,  как расположить импульсы во времени, с какими интервалами подавать их. Поэт бы выразился наиболее точно: я не знал ритма.  И компьютер -  мозг модулятора -  пока не сумел определить искомой комбинации...

     - Компьютер работает все время, - пробормотал я. - Раньше или позже, но мы найдем...

     - А сколько у нас времени?

     Противоестественная ситуация.  Больной  доказывал  врачу  безнадежность положения.  Но  от этого больного можно ожидать всего...  Неужели он всерьез хочет, чтобы я передал его Астахову?

     Я  взглянул  на  часы.  Андрей  отдыхал  десять  минут.  Можно  сменить программу.

     Он заметил, как дрогнула чашечка микрофона, и поспешно сказал:

     - Ты опять погрузишь меня в электромагнитные кошмары?

     - Потерпи, - сказал я как можно ласковей.

     - А что я болтаю в бреду?

     Я заглянул в его глаза.  За долгие годы медицинской практики я научился отыскивать страх в  глазах самых мужественных больных.  Но  в  его глазах не было ничего, кроме любопытства.

     - Ты звал мать. Просил, чтобы она спела песню.

далее - читать здесь http://books.rusf.ru/unzip/add-on/xussr_mr/rosoh094.htm?1/2

и далее, по цепочке - всплыл и еще один рассказ . И. Варшавский, Ловушка

Он висел, прижатый чудовищной тяжестью к борту корабля. Слева он видел ногу Геолога и перевернутое вниз головой туловище Доктора.

"Мы как мухи на стене, - подумал он, стараясь набрать воздух в легкие, - раздавленные мухи на стене".

Сломанные ребра превращали каждый вдох в пытку, от которой мутилось сознание. Он очень осторожно, одной диафрагмой пытался создать хоть какое-то подобие дыхания. Нужно было дышать, чтобы не потерять сознание. Иначе он не мог бы думать, а от этого зависело всё.

Необходимо понять, что же случилось.

Он уже давно чувствовал неладное, еще тогда, когда приборы впервые зарегистрировали неизвестно откуда взявшееся ускорение. Сначала он думал, что корабль отклоняется мощным гравитационным полем, но радиотелескоп не обнаруживал в этой части космоса никаких скоплений материи.

Потом началась чехарда с созвездиями. Они менялись местами, налезали друг на друга, становились то багрово-красными, то мертвенно-синими. И вдруг внезапный удар, выбросивший его из кресла пилота, и неизвестно откуда взявшаяся тяжесть.

Корабль шел по замкнутой траектории. Он это сразу понял, когда первый раз к нему вернулось сознание.

Теперь он хорошо знал, что будет дальше.

Он внимательно смотрел на лужицу крови, вытекшую изо рта Доктора. Сейчас всё пойдет, как в фильме, пущенном назад. Так было уже много раз. Сначала кровь потечет обратно в сжатые губы, а потом с умопомрачительной скоростью, кувыркаясь через голову, сам он полетит в пилотское кресло, затем немедленно вылетит обратно, ударится о доску аварийного пульта и со сломанными ребрами и раздробленной левой рукой прилипнет к борту корабля. Потом будет беспамятство, боль и снова возможность думать о том, что произошло, пока всё не начнется сначала.

"...Время тоже движется по замкнутой кривой в этой ловушке, подумал он. - Бесконечно циркулирующее Время, вроде выродившегося бледного света в иллюминаторе. Даже Время не может отсюда вырваться"...

Он вновь пришел в себя после очередного удара о пульт. Опять нужно было беречь дыхание, чтобы сохранить мысль.

"...Водоворот Времени и Пространства. Вот, значит, что такое ад: замкнутое пространство, где Время поймало себя за хвост, вечно повторяющаяся пытка и бледный свет, движущийся по замкнутому пути; мир, где все, кружится на месте, и только человеческая мысль пытается пробить стену, перед которой бессильно даже Время...".

Невозможно было понять, который раз это происходит.

Он смотрел на струйку крови, вытекающую из губ Доктора.

"...Этот - жив. У мертвых не течет кровь. Глаза закрыты, значит он все время в беспамятстве. Для него это лучше. Неизвестно, что с Физиком. Они сидели на диване. Очевидно, их швыряет туда, когда всё начинается сначала..."

Опять стремительный полет, хруст костей, беспамятство и мысль, беспомощно бьющаяся, как муха на стекле.

"...Интервалы времени непрерывно сокращаются. Мы входим в эту ловушку по спирали. Еще немного и корабль попадет в мешок, где нет ничего, кроме бледного света. Мешок, где Время и Пространство сплелись в плотный клубок, где вечность неотличима от мгновения. Двигатели выключены, и наша траектория определяется накопленным количеством движения. Может быть, если включить двигатели, спираль начнет раскручиваться. Нужно нажать пусковую кнопку на аварийном пульте, но это невозможно. Что может сделать раздавленная муха на стене?.."

С каждым витком спирали убыстрялось вращение Времени.

Сейчас в его распоряжении были короткие перерывы, когда можно было думать.

Больше всего он боялся, что измученный повторяющейся пыткой мозг отдаст команду сердцу остановиться.

"...Можно ли окончательно умереть в мире, где всё бесконечное число раз приходит в начальное состояние? Это будет вечное чередование жизни и смерти, во всё убыстряющемся темпе. Что происходит на дне этого мешка? Нужно нажать кнопку на аварийном пульте в то мгновение, когда меня выбрасывает из кресла. Нажать, пока кости не сломаны ударом о пульт.

Теперь он приходил в сознание уже тогда, когда струйка крови исчезала во рту Доктора.

"...Я ударяюсь левым боком о панель пульта. Расстояние от плеча до кнопки около двадцати сантиметров. Если "выставить локоть, то он ударит по кнопке...".

Дальше всё слилось в непрекращающийся кошмар из стремительных полетов, треска костей, боли, беспамятства и упрямых попыток найти нужное положение локтя.

Кресло, пульт, стена, кресло, пульт, стена, кресло, пульт, стена...

Было похоже на то, что обезумевшее Время играет человеком в мяч.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он почувствовал невыносимую боль в локте левой руки.

Он пронес эту боль сквозь беспамятство, как мечту о жизни.

...Раньше, чем он открыл глаза, его поразило блаженное чувство невесомости. Потом он увидел лицо склонившегося над ним Доктора и знакомые очертания созвездий в иллюминаторе.

Тогда он заплакал, поняв, что победил Время и Пространство.

Всё остальное сделали автоматы. Они вывели корабль на заданный курс и выключили уже ненужные двигатели.