Дивное описание. Чукотка

Еще одна цитата. Или как меняется со временем восприятие читающего и выразительные средства человека пишущего. 

  Сегодня мы сидим в обществе двух очаровательных ребятишек, мальчиков двух-трех и пяти лет. Изумительно красив младший - странно видеть здесь такое точеное лицо, похожее на амуров итальянских художников, с тонко очерченными губами и  правильным носиком. Они оба смотрят на нас с любопытством, черные глаза блестят в полутьме.
      Перед сном мать кормит грудью старшего, он сосет ее, сидя рядом с ней, а младшему, чтобы он не соскучился в ожидании очереди, мать дала папироску. Он держит ее в растопыренных пальчиках с изящным жестом курящей дамы и время от времени неумело затягивается. Это зрелище совсем  не исключительное: чукотские ребята начинают курить трубку очень рано, а мать кормит грудью очень долго - иногда лет до шести.
      Этой ночью было жарко, в пологе набилось много народа, и когда я зажег ночью спичку, то увидел раскиданные меха и тесно прижатые одно к другому темные, блестящие тела. Ребенок поднял головку и удивленно посмотрел на меня.
      Тнелькут решил оставить здесь свою ярангу и спутников, взять только хороших оленей, занять свежих в стойбище (у чукчей очень обычны  эти формы взаимной помощи) и доехать в один день до Чаунского селения. Ведь по дороге негде ночевать - нет яранг. С нами поедет и хозяин той яранги, где мы ночевали, и поможет в пути.
      Утро начинается поэтому вылавливанием десятка нужных оленей из всего здешнего стада. Оленей прогоняют взад и вперед, трое мужчин приседают на корточки, взвивается чаат - и большей частью летит мимо. Снова загоняются олени, снова свиваются кольца чаата, пока все десять быков не привязаны к нартам; Тнелькут и его друзья, мокрые и гордые,  идут пить чай на дорогу.
      Кергируль выглядывает из яранги и приветливо смеется на прощание. Она простоволосая, и темный красивый керкер широко раскрыт, несмотря на мороз. Ей, наверно, очень хочется попасть в столичный город Чаун, но что  делать. "Раз ты женщина, то молчи", - говорит чукотская мудрость. Но, кажется, время пробило уже значительную брешь в этой мудрости, если  судить, например, по Эйчин.
      Свежие олени идут хорошо, и несмотря на тяжелые грузовые нарты,  они иногда бегут рысцой. Я не раз уже уговаривал Тнелькута попробовать парную упряжку, принятую на западе у якутов и эвенков, и вести нарты одна за другой - особенно в глубоком снегу в горах. Но он, несмотря на  свою практичность и действительно острый и быстрый ум, отказывается. "Наши олени дикие, их нельзя запрягать парой. И они не привыкли, чтобы шлея шла с левой стороны". И даже в легковых нартах, при парной запряжке, оба оленя несут шлею через правое плечо и мешают друг другу, переступая через постромки.
      Я долго не мог понять причину такой упорной приверженности чукчей к старинной, явно неудобной запряжке, пока не нашел у путешественника Крашенинникова, изучавшего в XVIII в. Камчатку, указание на то, что  коряки, народ родственный чукчам, при похоронах везут покойника на нарте и при этом "лямки таким оленям, кладут на левые плечи, а не на правые, как сами ездят". Вероятно, и у чукчей, если не сохранился самый обычай, то крепко еще предубеждение против применения ритуальной похоронной  запряжки для кочевки.
      Равнина тянется до горизонта. Вдали белеет гора Нейтлин, и  Тнелькут держит путь несколько вправо от нее, чтобы выйти к культбазе. Никто не попадается нам сегодня, кроме редких куропаток с красными  бровями. Километр за километром уходят назад. Хорошо ехать с самим  хозяином, который хочет поспеть к ночи в теплую избу!
      Дни стали длиннее, но все же дня не хватает на этот длинный перегон. Вечерняя дымка закрывает горизонт, и Нейтлин становится все призрачнее. Серо-белые облака, кажется, ложатся на равнину".

(С.В. Обручев "В неизведанные края", Издательство "Мысль", Москва, 1975)

Да-да. Сын того самого Владимира Обручева, что написал "Землю Санникова". 

рем. - выделение моё