Пост № 666 - упыристический!

Раз уж добрались до поста в блоге с таким символическим номером, стоит его посвятить соответствующей теме. Дьявол у нас в книгах изредка встречается -- в частности, в романе "Пасынки Восьмой Заповеди", но о нем позже, в конце этого поста. Потому что зловредные и зловещие порождения тьмы -- вампиры, упыри и вурдалаки -- встречаются в наших романах, повестях и рассказах куда чаще, нежели сам Враг рода человеческого. Впрочем, зловредность и другие особенности этих неупокоенных мертвецов от книги книге варьируются, и упыри, скажем, из "Сказок дедушки-вампира" мало похожи на своих собратьев-варков из "Сумерек мира", а те в свою очередь -- на вампиров из "Пути проклятых".

Что ж, познакомимся поближе? 🧛‍♂️🧛‍♀️

"-- Инспектор Харири. Мне необходимо видеть директора студии, -- представился Джаффар черному окошечку. В недрах будки нечленораздельно булькнуло.

-- Мне нужен директор, -- настойчивее повторил Джаффар.

-- Этот упырь? Этот кровосос? Мистер, наверное, большой шутник, -- из дырки показалась всклокоченная борода и кусок заплывшего глаза. Джаффар отскочил от будки метра на два, но сразу взял себя в руки.

-- А кого, э-э-э... кого, собственно, вы имеете в виду? -- как можно деликатнее спросил он, пытаясь незаметно застегнуть наплечную кобуру.

-- Как кого? -- недра будки родили оставшийся глаз и часть щеки цвета бордо. -- Директора имею в виду, вы же его спрашивали... Где ж это, мистер, видано, чтобы старый Том -- и не мог хлебнуть глоточек на этом чертовом посту? Какими-такими инструкциями, во имя Люцифера и иже с ним...

Ржавые ворота заскрипели и стали раздвигаться. Джаффар поправил пиджак и зашагал к проходу. Дальнейшая беседа с пьяницей-сторожем не имела смысла.

-- Эй, мистер, -- донеслось из будки, -- эй, мистер, пистолет-то, пистолет подберите... Чего ему перед входом валяться?..

"Вымерли они там, что ли?" -- раздраженно думал инспектор, топчась перед матовыми дверьми холла и в тринадцатый раз вдавливая до упора кнопку звонка."

* * *

"Они долго шли по полутемным анфиладам. Инспектор быстро привык к завываниям и леденящим душу стонам (раза два между ними вклинивался звонкий мальчишеский голос, повторявший одну и ту же идиотскую фразу: "Дядя Роберт, укуси воробышка!"), и теперь с любопытством взирал на плакаты, украшавшие стены. С них скалились клыкастые парни в смокингах и истекали кармином томные брюнетки. Нередко плакат сопровождался двусмысленной надписью, типа "Полнокровная жизнь -- жизнь вдвойне", "Упырь упыря не укусит зря", "От доски и до доски" и тому подобное."

Г. Л. Олди, рассказ "Кино до гроба и..."

"...Вампир Джованни, старожил кладбища Сан-Феличе, был крайне удивлен, обнаружив у своего родного склепа странного незнакомца.

"Зомби..." -- подумал Джованни. Он слыхал, что где-то в Африке у него есть родня, но внешний вид зомби представлял себе слабо, поскольку не выезжал никуда дальше Флоренции.

-- Ты кто? -- осторожно поинтересовался Джованни, прячась в тень и натягивая верхнюю губу на предательски блестевшие клыки.

-- Папа я... -- донесся ответный вздох.

-- Чей папа?

Джованни очень боялся шизофреников и маньяков, в последнее время зачастивших в места упокоения.

-- Римский... Пий ХХIV. В общем, мое святейшество...

Джованни расслабился и вылез из укрытия. К обычным психам он всегда относился с симпатией.

-- Очень приятно. А я -- Джованни. Вампир. Какие проблемы, папа?"

* * *

"-- Вперед! -- заорал Никодим, вспрыгивая на бруствер и разрывая на груди полуистлевшую тельняшку. -- За мной, братва! Покажем членисторогим, как надо умирать во второй раз!..

И за широкой спиной Никодима встали во весь рост черноволосые вампиры Флоренции и Генуи, горбоносые упыри Балкан, усатые вурдалаки Малороссии и Карпат...

Они шли в свою последнюю атаку.

Многоголосый рев раскатился неподалеку за южными склепами, рев сотен глоток, и Никодим на мгновенье обернулся -- и застыл, недоуменно глядя на стройные колонны, марширующие к кладбищу Сан-Феличе от дальних холмов.

Они услышали. Они успели вовремя.

Якши Фуцзяни и Хэбея, зомби Бенина и зумбези низовий Конго, алмасты Бишкека и тэнгу Ямато, ракшасы Дели, гэ Ханоя, гули Саудовский Аравии, уаиги Осетии, ниррити Анголы, полтеники Болгарии, бхуты Малайзии и Индонезии...

-- Наши... -- шептал Никодим, закусив губу прокуренными клыками, и по небритым щекам его бежали слезы. -- Наши идут... Вот она, международная солидарность, вот он, последний и решительный...

Джованни молился."

Г. Л. Олди, рассказ "Сказки дедушки-вампира"

            "...Стена. Хрупкая иллюзия, отделяющая жестокий мир девятикратно живущих людей от жестокого мира бессмертных Hе-Живущих варков. Бессмертные берут к себе, а чаще убивают Живущих, те, в свою очередь, убивают Не-Живущих; но люди еще и убивают друг друга, а варки накладывают заклятия на своих... Да плевал я на них на всех, вместе взятых!.. -- если бы...

            Передо мной выбор из двух проигрышных карт -- остаться человеком, навсегда потерять Лаик и вскоре сдохнуть в глупой уличной драке; или стать бессмертным варком, пьющим человеческую кровь -- и потерять Лаик, а заодно и все человеческое...

            Хороший выбор. Одна карта стоит другой. Ни по одной из этих карт я не выигрываю Лаик."

* * *

            ""...острием крепким и острым, из дерева Трепетного созданным; а также людским оружьем серебряным и никаким более. А пронзив им сердце Не-Живущего и в ране оставив..." -- пронзив, стало быть...

            Не то.

            "...и не дает Тяжелое Слово выйти демону из могилы, но не успокоит вечного в темнице его, и нет ему успокоения. Мудрецы земные и немногие из Восставших способны на плечи принять тяжесть знания заклятий, но не нам, согбенным над письмом, приводить в труде сем ключи к ужасу древних.

            Снять же заклятие с Не-Живущего способна лишь живая кровь человеческая, но не может он выйти за ней, а сам человек не придет к Врагу, и мука змеей сдавливает остановившееся сердце, и..."

            Я захлопнул книгу. То."

* * *

            "-- Спасибо, Шор, -- сказал сотник. -- Спасибо. Ты сдал мне третью карту."

* * *

            "Да, она не отбрасывает тени! И зеркало отказывает ей в отражении! -- но не тени и не отражению клялся я в душе своей, в крови своей, текущей в жилах, капля за каплей, и вот стоит передо мной спрашивающий за неосторожность клятв. Всю, капля по капле... и я спотыкаюсь о барельеф с родным лицом и коряво выписанными датами жизни. Здравствуй, Лаик. Все верно -- ты действительно умерла молодой. Здравствуй.

            Я опустился на холмик и стал распаковывать привезенное снаряжение. Всю. Капля по капле.

            ...Я проваливался в восхитительную подмигивающую бездну, страх, земной мой страх приветливо укрывал меня белесым струящимся плащом, и от холода его стекали по щекам капли жгуче-соленого пота -- по щекам, по шее -- багряный пот, уютный страх, поднимавшийся во мне скрипом черной лакированной крышки с золотыми вензелями; дикое ожидание посеревших костей и мрачной ухмылки безгубого рта, ожидание бледных извивающихся нитей в полуразложившихся останках...

            Воздушное белое платье колыхнулось в подкравшемся ветре, он растрепал белые волосы, тронул белые нити жемчуга, белые губы; и мрамор измученного лица ожил огромными кричащими глазами.

            "Уходи! -- кричали глаза. -- Уходи... У тебя всего одна..."

            Одна. И я, урод, Живущий в последний раз, добровольно переступаю рыхлый порог свежевырытой земли, становясь Жившим в последний раз. Обними меня, призрак ночи, ошибка моя, кровь моя, бедная мечущаяся девочка в такой бестолковой Вечности...

            Она не хотела. Но она не могла иначе.

            А Вечность была липкой и нестрашной..."

Г. Л. Олди, "Живущий в последний раз"

            "-- Варков не было, -- хмуро подвел итог Сигурд, -- а теперь они есть. И еще как -- есть... И мы есть, но если так пойдет дальше, то нас не будет. Кроме тебя, Марцелл, и этих, которые в зале...

            -- Сами виноваты, -- жестко сказал Марцелл. -- Просто все вы так часто делали из живого мертвое, что мертвое наконец решило стать живым.

            Даймон внезапно вскочил и нервно забегал по пещере. Зу свернулся в клубок, отодвигаясь к стене, а Вайл испуганно заворчала.

            -- Откуда ты это знаешь? Ты уверен? Факты, Марцелл, факты!..

            -- Этого не может быть... -- хрипло бросил Солли.

            -- Кто знает? -- Сигурд встал и подошел к Марцеллу, понимая, что сейчас он, Уходящий за ответом, может получить то, зачем уходил, и внутренне страшась этого.

            -- Кто знает? Может быть, ты знаешь, Марцелл? И это знание -- оно и есть твоя Пустота?..

            -- Нет, -- еле слышно ответил бес. -- Это не Пустота. Это Бездна. То, чего не может быть, не должно быть, но что очень хочет -- быть."

* * *

            "Посреди бьющегося в падучей зала безликой толпой стояли варки. Некоторое время живые и мертвые молча смотрели друг на друга. И рядом с живыми на странно неподвижном столе лежала пульсирующая Книга.

            А потом Солли улыбнулся, и страшной была та улыбка на лице, потерявшем возраст. Ножи Марцелла торчали у него за поясом -- стальной и посеребренный, но Изменчивый не притронулся к ним. Его руки медленно поднялись вверх и разошлись в стороны, и на окровавленных ладонях вспыхнули два Знака, вспыхнули холодным зеленоватым огнем. Солли еще шире развел руки, словно собираясь обнять сразу всех варков, и рядом с ним полыхнул тем же светом меч Ярроу...

            ...Они шли, постепенно тесня толпу, и Тяжелые Слова срывались с губ Изменчивого, волной катясь впереди него, отшвыривая визжащих варков, ужасом отражаясь в горящих зрачках, и там, где не хватало слов, слов Солли, там исправно выполняла свою работу покрытая знаками сталь Девятикратного...

            А дальше была смутно знакомая фигура, и лицо над ней -- лицо Брайана, салара, друга, в пустых глазах которого не оставалось уже ничего от прежнего Ойглы, но меч внезапно стал непомерно тяжелым...

            В следующее мгновение последняя приливная волна заклятий Изменчивого смыла оставшихся варков вместе с тем, кто некогда звался Брайаном Ойглой, и Солли повернулся к Сигурду:

            -- Теперь Книга. Сталь и огонь...

            Сигурд промолчал."

Г. Л. Олди, "Сумерки мира"

            "...Тебе знакомо это ощущение: ты просыпаешься среди ночи в холодной испарине, сердце бешено колотится, норовя выскочить из тяжело вздымающейся груди; слава Богу, это был сон, только сон! Ночной кошмар... Знакомо? Ну конечно, знакомо. Кошмар постепенно тает, исходя зыбкой дымкой нереальности; запредельный, туманящий сознание ужас отступает, оставляя лишь некое "послечувствие" — неожиданно щемящую грусть непонятной утраты. Да, ты успел проснуться на самом пороге Небытия, успел вырваться из реальности сна в реальность скрипучей кровати и смятых простыней — но все же одним глазом ты заглянул в Бездну! В ту жуткую и завораживающую Бездну, которая теперь так притягивает тебя.

            В Бездну, имя которой — Смерть."

* * *

            "— Ну, и что дальше? — поинтересовался я.

            — Вы... ты чего тут делаешь?

            — А ты?

            — Это наш подвал!

            — Это ты так думаешь, — опроверг я его притязания.

            — Вот я сейчас ребят позову... — неуверенно протянул он.

            — Ребят — это хорошо, — одобрил я. — А то тебя одного мне, пожалуй, маловато будет. Я сегодня голодный.

            Я сказал почти правду. Я действительно проголодался. Но... он — не мой "клиент".

            — Чего? Ты — чего?

            — Голодный я, говорю, — пояснил я и широко улыбнулся, продемонстрировав ему клыки.

            Когда панический топот ног стих, я направился к другому выходу. Попугал — и хватит. Все равно ему никто не поверит."

* * *

            "Сон разума рождает чудовищ. А сон чудовища?.."

* * *

            "— Держись, Эли!

            Так я еще ни разу не "стартовал"! Пространство вокруг выгнулось в отчаянной судороге, рванулась прочь земля, шарахнулись потерявшие дар речи клены, рухнуло, осело в себя пронизанное ждущим электричеством здание, ошарашенно вылупился на нас желтый глаз луны.

            Пронзительная бирюза в ушах — визг не успевшей ничего сообразить Элис.

            А внизу уже грохочет, захлебывалась в багровом бешеном припадке, автоматическая винтовка в руках капитана-вампира Прохоренко!

            Черт, второй раз ты нас спасаешь, капитан!

            — Элис, стреляй в них!

            Она едва не рухнула вниз, когда я отпустил ее — но тут же в ней словно что-то включилось.

            Это была уже совсем другая Эльвира!

            — ...А почему ты не отбрасываешь тени? И в зеркале не отражаешься?

            — ...Я проголодалась! Кого мы сегодня будем есть?

            — ...Я не выдержу, Влад, я сойду с ума! Они же ЛЮДИ!..

            Нет, это была другая Эльвира.

            На миг я увидел ее лицо внутренним взглядом.

          Решимость. Серая с голубым, как сталь. Жесткая собранность, плотно сжатые губы. И палец — на спусковом крючке. Я не успел ее толком научить стрелять, но сейчас это было не важно. Сейчас передо мной зависла в воздухе... нет, даже не яростная фурия — холодная боевая машина.

            На миг я ужаснулся. Что же мы все сделали с тобой, девочка моя? Что я с тобой сделал?!

            А потом ужасаться стало некогда.

            То короткое мгновение, которое подарил нам капитан, вышло.

            Совсем.

            И к нам устремилась серебряная смерть.

* * *

            Выгнутое горбом небо частой строчкой прошивают жадно тянущиеся к нам аргентумные нити. Они не жалеют серебра, и мы с Элис танцуем в небе безумный вальс в темпе speed-metal, кружимся, мечемся, плюемся старым добрым свинцом в ответ на сиренево визжащий вокруг агрентум.

            Ночная тьма закручивается вокруг нас двумя скалящимися смерчами, обретает плоть и объем, укрывает нас собой, сворачивается жгутами, не давая серебру найти свои жертвы...

            А потом в дверях корпуса огненным цветком распахивается смертоносное нутро гранаты — и разом останавливается бешеная карусель, распадаются окружившие нас вихри мрака.

            Тишина. Пороховая гарь. Теплый ветер уносит прочь клочья дыма. Неодобрительно шелестят листвой израненные серебряными пулями клены."

Дмитрий Громов "соло", киноповесть "Путь проклятых (апология некроромантизма)" (цитата приведена из оригинальной повести "Путь проклятых", которая идет бесплатным "бонусом" к киноповести).

            "В следующий миг хмель испуганно съежился, а пальцы примерзли к струнам. Тишина. Жуткая, кладбищенская. Лишь финальный, заплутавший отзвук лютни потерянно тает меж крестов. И -- шорох. Шорох осыпи. Ага, сучий сын! доплясался? доигрался? Накликал?! Бессилен шевельнуться, осквернитель цвинтаря завороженно наблюдал, как содрогается в родовых муках весь могильный холм, раздается в стороны, исподволь теряя форму... Мертвец! Там -- неупокоенный мертвец! Пальцы судорожно нашарили на груди кипарисовый крестик, вцепились, как в последнюю надежду...

            Земля! Свежая земля с могилы!

            Горпина уверяла: если ее съесть -- упырь не тронет.

            Сьлядек повалился на колени, пытаясь запустить пятерню в могильный холм. Как бы не так! Земля только с виду казалась рыхлой. А на самом деле -- мерзлые комья."

* * *

            "Внезапно упырь захлебнулся рёвом, подавшись назад. Неподдельный страх отразился на жуткой харе.

            -- Прости, дедушко! прости! -- сипел мертвец, боком шарахаясь прочь. -- Нам твоего не надо, мы и своего нанесем, отдадим... только не губи, родимец...

            Оказавшись у дальней могилы, он принялся, словно крот, рвать лапами мерзлый холм. Минуты не прошло, как адское отродье скрылось под землей. Снег валился на разверзстую яму, спеша укрыть следы; комья срастались живой плотью. Лязгая зубами, Петер обернулся, желая поблагодарить таинственного "дедушку" за спасение, однако на цвинтаре их было двое: он да Фома. Бурсак лежал без движения, запрокинув голову; к губам его прилипли комочки земли, лицо вновь сделалось кованым из железа, с пятнами ржи на заострившихся скулах."

Г. Л. Олди, роман в новеллах "Песни Петера Сьлядека", новелла "Опустите мне веки, или День всех отверженных"

            "Окаменев, пытаясь срастись с вензелями решетки, Петер Сьлядек умирал от страха. Перед ним был самый настоящий стрега. В Афинах такой колдун звался "стригес"; у валахов -- "стригой", но везде его гнусная родословная уходила корнями в древнеримского стрикса, оборачивавшегося совой, чтобы ночами сосать кровь у невинных детей. Упыри подобного рода не знали границ и рубежей, встречаясь всюду под разными именами, но лишь тонкие духом итальянцы додумались до стреги-кровопийцы, делающего свое мерзкое дело элегантно, не без доли изящества. Добавь кошмару привлекательности, и ты получишь армию фанатиков-последователей. Некий Пико делла Мирандола из Болоньи даже написал ученый труд "Стрикс", где описывал дюжину недавних судебных процессов, имевших место в Бреции и Сондрио. К сожалению, обвиняемые пошли на казнь, так и не сознавшись в своем грехе, поэтому Мирандола всячески сетовал на лживость и запирательства колдунов."

* * *

            "Взгляд намертво прикипел к каплям жидкого рубина, звонко падающим на дно кубка. Захоти юноша отвернуться -- не смог бы. Вид крови делал разум холодным и острым, обкладывал больную память льдом, срывая коросту. Багряный сполох метнулся навстречу; оглушил, опрокинул. Упала ночь. Высвечены беззвучными молниями, замелькали: распоротый живот Роберто, "каменщик" с дырой от мушкетной пули в груди... спешит к тартане синьор Алонсо... собственная рука юноши, нож зажат в белом, восковом кулаке... Возможно, он застонал или попытался бежать. Но, скорее всего, просто врос в камень, застыл соляным столбом, женой Лота, оглянувшейся на горящий Содом.

            Когда приступ кончился, он увидел, как отец Джованни зализывает рану на руке безумца."

Г. Л. Олди, роман в новеллах "Песни Петера Сьлядека", новелла "Остров, который всегда с тобой"

""МОЯ БОРЬБА"

Открытый симпозиум немертвых

         Тема: противодействие ловчей и сдерживающей магии. Амулеты, обходные пути, использование особых способностей. Докладчики: обер-игис Арчимбольдо Склиз, заслуженный упырь Никодим Проклятущий, зыбкий спектрум Джозеф Неуловимчик -- и наш таинственный гость-инкогнито под псевдонимом Морок де Безлиц.

            Вход для живых – свободный.

            Выход -- по специальным приглашениям.

"ЛЮБИ МЕНЯ, КАК Я ТЕБЯ!"

            Семинар по аттрактивному соблазнению без афродизиации. Суккубара Алисия Венанда делится трехсотлетним опытом. Для существ женского и близкого к женскому пола – вход свободный.

"ТАМ, ЗА ПОВОРОТОМ"

(опасности посмертного существования, и как их избежать)

            Мастер-класс для начинающих вампиров. Ведущая -- мэтресса-вамп Клотильда Дваждырожденная (стаж -- 271 год). Приглашаются некоренные инферналы со стажем посмертия до 15 лет. Стоимость участия -- пинта "сока" первой свежести."

            "Закрытое заседание Клуба Коренных. Только для членов клуба."

XIII ВАЛЬПУРГИАЛИИ

            Итоги голосования и награждение победителей по номинациям:

            -- Вампир года;

            -- Инкубус (суккубара) года;

            -- Подвижник года (за наведение мостов доверия);

            -- Любимец Нижней Мамы;

            -- Гроссмейстер (авторитарным решением Комитета Отцов).

            Лауреаты награждаются ценными артефактами и памятными дипломами фестиваля.

МЕЖРАСОВЫЕ БРАКИ: КОНФЛИКТЫ И ПУТИ ИХ РАЗРЕШЕНИЯ

            Конструктивный диспут. Практические рекомендации по итогам диспута. Эксперт -- хомолюпус Кош Малой из Глухой Пущи.

СВОБОДА ВОЛИ У ПОДНЯТЫХ: МИФ ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

            Доклад: "Активация тонких слоев ауры дрейгуров". Прения и дискуссия. Докладчик: Эфраим Клофелинг, гроссмейстер СВН Чуриха.

ЛЮДИ И ДЕМОНЫ: НЕЛЕТАЛЬНОЕ СОТРУДНИЧЕСТВО

Публичная лекция"

* * *

            "Освободившийся стол мигом оккупировала развеселая, неестественно румяная компания. От закусок они отказались, зато кельнеры с ног сбились, таская кружки, стаканы и бокалы. "Алые паруса", "Кровавая Клара", "Кровавый Карл", "Кровь коралла", "Sanguineus imber"... Осмелев, казначей втерся к румяным в доверие. Он объявил, что желает угостить всех, в обмен на право отхлебнуть из каждой посудины. Идею встретили овациями, и молодой человек застрял у случайных друзей надолго.

            К магам он вернулся осоловевшим, что называется, "до соловьиного визга". В лице из красок преобладали кармин, пурпур и киноварь. Настроение взлетело до небес и висело, покачиваясь.

            -- Наупырячились, сударь? -- спросил толстяк Люстерка, добрая душа.

            -- В смысле?

            -- В прямом, -- венатор начал указывать пальцем, мало заботясь о приличиях. -- Два игиса, один спектрум, парочка вампиресс... Молоденькие, не старше шестидесяти. Верно, коллеги?

            -- Ага, -- подтвердил Фортунат. – Трое упырьков вульгарис, брукса, шикса... Еще инкубус к ним затесался, дурачок.

            Моргая, Пумперникель силился понять: розыгрыш, или нет?

            -- Но почему они такие...

            -- Румяные?

            -- Жизнерадостные?

            -- Общительные?

            -- Да!

            -- Праздник, -- буркнул Гарпагон Угрюмец. – Когда праздник, надо радоваться.

            -- А румянец – дело наживное. Хлебнул раз, хлебнул два, вот и румянец.

            -- Чего хлебнул?

            -- Ну что вы там на брудершафт хлебали? Молоко с кровью? Во все заказанные напитки обязательно входит свежая кровь, -- просветил казначея мэтр Кручек.

            -- Н-на... н-наша?!

            -- Обижаете! "Фриц" -- приличное заведение. Три эталона, между прочим! Здесь клиентам свиной крови не предлагают. Завсегдатаям хозяин лично сцеживает..."

* * *

            "-- Простите, сударь, но я вынужден с вами не согласиться!

            -- Вы не правы, сударь. Судите сами: вы на моей территории, солнце зашло...

            -- Но я обладаю свободой воли!

            -- Я не посягаю на вашу свободу. Я удовольствуюсь толикой крови.

            -- Но я не желаю!

            -- Увы, сударь. Не волнуйтесь, кровопотеря скажется на вас в рамках допустимого. Уж я-то знаю законы...

            -- На время Вальпургиалий объявлен мораторий на насилие!

            -- Читайте внимательно договор, сударь. Кладбище от заката до рассвета – суверенная территория. Льготы некоренным, и все такое. В конце концов, я же не на улице к вам пристаю!

            -- Вы толкаете меня на сопротивление!

            -- Не рекомендую, сударь. Сопротивление может привести к нежелательным последствиям. Любой житель Брокенгарца знает, что склеп вампира – его крепость.

            -- Я – гость города! По приглашению магистрата!

            -- Мое почтение, сударь. Приступим?

            -- Я – маг высшей квалификации!

            -- Это меняет дело. Профиль?

            -- Теоретическая демонология.

            -- Теоретик? Сударь, это несерьезно. Позвольте вену!"

Г. Л. Олди, "Три повести о чудесах", повесть "Снулль вампира Реджинальда"

            "Лицо графа изменилось. Из бледного оно сделалось синюшным, как у мертвеца. Резче проступили скулы, обтянутые шелушащейся пергаментной кожей. Будто у плотоядного хищника, вздернулась верхняя губа, обнажив необычайно длинные и острые зубы. Глаза утонули в глазницах, и там, в жуткой глубине, заплясали багровые отсветы костра.

            -- Ватсон, стреляйте!

            Приказ Холмса утонул в грохоте револьверного выстрела. Доктора и графа разделяли каких-нибудь семь шагов, револьвер был направлен в грудь существу, утратившему право именоваться человеком. Том был уверен: доктор не мог промахнуться.

            Доктор и не промахнулся.

            Пуля проделала аккуратное отверстие в белоснежной манишке графа, строго напротив сердца. В ответ граф лишь глумливо оскалился. Револьвер полыхнул огнем еще раз, и еще. Было видно, как пули рвут фрак, оставляя в ткани дымящиеся дыры. Увы, на графа это не произвело должного впечатления. Макинтош взметнулся парой крыльев, и в два гигантских стремительных скачка граф Орлок оказался рядом с Ватсоном, схватив доктора за горло."

* * *

            "Том не знал, из каких глубин памяти явился этот хорал.

            Граф не оставлял попыток добраться до упрямого музыканта, выигрывая у скрипки дюйм за дюймом. Том заставил себя пошевелиться. Тело отозвалось ноющей болью, словно Тома накануне отдубасила вся семейка лесорубов Гриффит. Кости, кажется, были целы. А мясо нарастет, не впервой! Пальцы нашарили кирпич, выщербленный с краю. Что графу кирпич, если ему пули доктора, как мертвому припарки? Но от роли зрителя Тома тошнило. Пожалуй, роль дурака, а следом закономерная роль покойника -- и те больше пришлись бы по сердцу.

            Холмса и графа разделяло уже три ярда. Торжествуя, граф оскалился; вперед протянулись непомерно длинные руки. Том, привстав, замахнулся своим жалким кирпичом. Доктор Ватсон поднял бесполезный револьвер...

            Выстрел! И еще один!

            Брызнув черным, колени графа подломились. Из горла вырвался нечеловеческий, скрежещущий вой, скорее похожий на звук рвущегося металла, и граф завалился набок. Ватсон с изумлением глядел на револьвер, словно впервые его видел -- доктор так и не успел нажать на спуск.

            Скрипка смолкла.

            -- Простите, что прервал вас, -- сказали руины с сильным голландским акцентом. -- Бах, если не ошибаюсь? Хоральная прелюдия фа-минор? Не знал, что есть переложение для скрипки...

            -- Есть, -- кивнул Холмс, вытирая пот.

            -- Ваше?

            -- Прошу о снисхождении. Я -- скромный любитель.

            Над развалинами стелился зябкий предутренний туман. На фоне светлеющего неба сквозь белесое марево, похожее на редкий овсяный кисель, проступил темный силуэт. Тяжелый, до земли, плащ, широкополая шляпа с загнутыми краями; в руках, чуть разведенных в стороны -- пара длинноствольных револьверов. Там, где у обычного человека располагается рот, тихо рдел багровый огонек. До Тома донесся запах, который ни с чем нельзя было спутать -- чад сигары «Партагас».

            -- Мистер Пфайфер?!

            -- Увы, не имею чести быть знакомым. Абрахам Ван Хелзинг, профессор медицины и доктор права."

Г. Л. Олди, "Шерлок Холмс против марсиан"

            "В одном городе жило-было очень много вампиров.

            Мэр там был вампир. И секретарь городского совета был вампир. И депутаты всех уровней. И налоговая инспекция. И санитарная инспекция. И пожарная тоже. Вся милиция. Вся прокуратура. Вся дорожно-патрульная служба. Работники жилищных контор. Работники газового хозяйства, водотреста, «Тепловых сетей» и других коммунальных служб. Сантехники и электрики. Доктора и повара. Бизнесмены поголовно. Учителя и профессоры с разных кафедр. Политические деятели – из упырей. Журналисты – из кровососов. И так далее.

            Но странным было не это.

            Странным было то, что в городе еще оставалось, что сосать."

Г. Л. Олди, цикл миниатюр "Кое-что о вампирах"

Ну и под занавес позвольте представить вам самого дьявола -- и инфернального Владыку Тьмы!

И нет, это не один и тот же персонаж.

      "-- Я соблазняю людей тем, что действительно могу им дать, и чтобы выполнить обещанное, я прибегаю к помощи тех, кто сделал меня таким, каким я стал. Вельзевул, Сатана, Люцифер, Антихрист -- зовите их как угодно! Я сам никогда не видел их, никогда не разговаривал с ними знакомым мне языком, и ни одно из имен человеческих или нечеловеческих не подходит им, как змеиная шкура не подходит волку; но когда я прибегаю к мощи Преисподней, чтобы выполнить обещанное, я ощущаю Геенну в себе -- и тогда мои муки усиливаются тысячекратно! Но она же дарует мне силы выполнить то, что мне нужно. И в результате я приобретаю чью-то душу. Одну, другую, третью... Я коплю выкуп. Выкуп, который освободит меня. Я не знаю, сколько душ мне для этого понадобится -- но я коплю...

     Петушиное Перо обреченно сморщился и отвернулся.

     -- Ты уверен, что это -- путь к освобождению? -- тихо спросил бледный как смерть аббат Ян.

     -- Да, -- кивнул Великий Здрайца.

     -- И где же ты хранишь принадлежащие тебе души? -- аббат едва сдерживал волнение; то, что сейчас открывалось ему, вызывало озноб, и отец настоятель, напрягшись, внутренне дрожал мелкой дрожью. Он чувствовал: еще немного -- и он узнает все или почти все, что хотел, еще немного, и он поймет, что выход есть, что его просто не может не быть!

     -- Освободить их хочешь? -- поднял бровь дьявол. -- Не выйдет, святоша. Это ведь только в сказках -- распороли волку брюхо, и вылезли из него целые толпы съеденных... и стали жить-поживать. Они, души эти проданные -- в аду, как и полагается... во мне! Они -- часть меня, ты это понимаешь, мой жалостливый аббатик?! А тех, которые еще находятся в телах живых, я держу на невидимых нитях, как кукольник держит своих марионеток, и по мере надобности дергаю за эти нити, вынуждая повиноваться!

     -- Значит, они тоже страдают?

     -- А как ты думал?! Нет, аббатик, ты просто удивляешь меня... Они -- в аду, а этот ад -- во мне. Хоть он и ничто по сравнению с Преисподней, которая время от времени входит в меня! -- но и его вполне достаточно, чтобы эти душонки настрадались вволю! Да и выйдя на миг по моей воле на свободу, прогулявшись на коротком поводке, они не чувствуют себя лучше! Представь, святой отец: выпав из адского небытия, ощутить себя, к примеру, в теле мертвеца! Ты никогда не был в неживом, вынужденном жить?! Тебе повезло, аббатик...

     -- Но, страдая в тебе, они очищаются?

     Окружающие наконец увидели, как дрожит в возбуждении святой отец.

     -- Нет. Во мне -- нет. Очищают лишь муки чистилища, но не адские муки. Чему тебя учили, святой отец?! Здесь, на земле, и только здесь проходят люди свое чистилище: умирают, рождаются вновь, забывая себя, забывая, кем были раньше, как не помню этого и я; одни постепенно уходят вверх, и мне уже не дотянуться до них, другие все больше погрязают в том, что вы называете грехом, но все-таки боятся встать с дьяволом лицом к лицу; третьи же сами выкармливают пожирающий их огонь, третьи непрерывно кричат жизни "дай!" -- и вот этих-то я не упущу! А попав в мой внутренний ад, души варятся в нем без права на завершение -- ибо эти муки не искупают их вины, а лишь являются образом существования. То же самое, но во сто крат худшее, получил в свое время и я..."

Г. Л. Олди, "Пасынки Восьмой Заповеди"

            "-- Да буду Я!

            Небытие отпускало без особой охоты. Чмокало, ворчало; всхрапывало. Краткие всплески сознания, мутного спросонок, -- как толчки бьющей из раны крови. Ноздри щекочет (у меня уже есть ноздри?!), освежая и дразня, запах серы. Подземные испарения, рудничный газ, аромат тлена и разложения. Благовония сразу придают бодрость телу. Тело?! -- разумеется. Я всегда просыпаюсь в плотском облике. Традиция. Если только полное отсутствие в течение четырех тысячелетий можно назвать сном.

            Можно.

            Просыпаюсь.

            Стали доступны чувства. Не все, жалкий огрызок былого спектра, но и на этом спасибо. Лесным пожаром вспыхнула жадность нетерпения: коснуться, вобрать, насладиться! Тянусь во все стороны, душой, существование которой у меня более чем спорно, эманациями, наличие которых безусловно, щупальцами тончайшей тьмы. Прочь! за границы плоти! в ласковый мрак Цитадели. Блаженный озноб сырости впивается в рассудок. Острые иглы кристаллов умбронита, какие растут лишь здесь, веками вбирая боль ожидания, пронзают кожу, вливая сладкий яд обреченности. Глубже, глубже!.. Жаль, сейчас я слишком слаб для этого удовольствия. Хватит, я сказал! Тихое урчание: это поток исконной бленны, подземная река, где мертвое превращается в живое, а живое -- в странное, кружась в паводке метаморфоз. Моя колыбель, убежище для спящего Владыки и легионов Хаоса, которые вскоре затопят наружный мир! Твердь и небеса содрогнутся от симфонии "Vexatio Grande"; так было бессчетное число раз, так будет снова -- и да будет так вовеки веков!"

* * *

            "Маг был лыс, склочен и могуч, как любой из некромантов Высшей Ложи.

            -- Окажу посильную помощь,-- мрачным басом сообщил он, не оборачиваясь.-- Оплата сдельная, по магистерским ставкам.

            В башне стоял беззвучный стон душ, заточенных в кристаллы. Словно комарьё над беглым каторжником, угодившим в зыбун. От кожаных переплетов чудесно пахло свежеободранными девственницами и ножами отцеубийц, пущенными в переплавку вместе с владельцами. Из этого сокровенного металла делались угловые скрепы переплетов. Чучело оборотня скалилось в нише, под сушеной головой чародея-вредителя. Маленькой, размером с кулак грузчика, и способной прорицать по субботам, -- правда, исключительно неприятности. Помещение напоминало "Башню слёз", левую часть триптиха "Добро пожаловать!" Метатрон II-й, остроумнейший из живописцев, писал эту работу в тюремной яме, при свете луны, чтобы лучше передать динамику "погребной светотени". Доску под будущую картину он взял из днища затонувшего корабля работорговцев, подрядив для этого спрута-падальщика, и загрунтовал ее "стойким маслом", о рецепте которого позвольте умолчать. У "Башни слез", помимо массы достоинств, имелся крохотный изъян: любуясь картиной больше трех с половиной минут, зритель-эстет попадал внутрь изображения, доставляя много удовольствия следующим любителям изящных искусств.

            У этого некроманта есть вкус.

            Приятная обстановка. Скромно, по-домашнему. Если б не мелкая заноза.

            Их вечная деловитость...

            -- А за идею? Бескорыстно?"

Г. Л. Олди, рассказ "Старое доброе Зло"

-- Хрень редкостная. Автор сатанист. Юмора нет и не интересно

-- Перечитал.

Не, нормально все. По прежнему гениальная вещь :)

(Из отзывов на АТ на рассказ "Старое доброе Зло")

Добро пожаловать! 🧛‍♀️🧛‍♂️

Ну а скидка сегодня на совсем другую книгу, в которой ни дьявола, ни вампиров нет:

"Нопэрапон, или По образу и подобию".

Зато есть своя экзотическая нечисть и нелюдь.