Садомазо или нет?

Спросили: почему, собственно, «Песнь Серебряной Плети»? И я подумала, что это — хороший предлог для еще одной публикации.

Вообще, полагаю, в чем мы с главным героем романа схожи (а мы, как ни крути, во многом схожи, хотя и во многом разные) — я тоже очень не люблю оправдываться. Верней, я-то просто не люблю, а он так и вовсе категорически ненавидит. А потому: есть ли тут намеки на садомазохизм? — Да, наверное, есть. Больше эмоционально-нравственный, но тоже ведь садизм. И тоже мазохизм. Хотя не уверена, что у меня они идут в паре.

Могла ли я назвать артефакт, вокруг которого вертятся события, не Серебряной Плетью, а каким-нибудь Кольцом Всевластия? Ой, кажется, это уже где-то было. Ну, тогда Черным Мечом? Тоже было? Ладно, названий-то валом, можно что-то придумать! Конечно, могла. Да хоть Брошью Ментального Укуса или Перчаткой Верховного Владычества. Но так уж вышло, что именно плеть, примерно наравне с посохом и цепом (да, цепом, а не цепью, как у меня, но все же) — один из древнейших и наиболее выразительных атрибутов власти. Не корона, которая, по сути, всего лишь украшение, побрякушка, «бесполезный кусок металла», не трон, который всего лишь стул, никакое не кольцо, которое, конечно, отличный и традиционный дар конунга своим верным дружинникам, а именно цеп сеятеля, посох пастуха и плеть надсмотрщика.

Вот вам Тутанхамон с атрибутами власти.

Могла ли я, в таком случае, не выносить название артефакта в название книги? Назвать ее, скажем, «Возвращением короля»... Черт, опять было! Или «Колдовским миром»? Тоже было? Ладно, не придуривайся, могла назвать (где там мой блокнот с черновыми вариантами названий? а, вот!) «Водами Аннвна» или «Костяной Темницей». Или даже «Чертогами фоморских королей». Могла, разумеется. Несло бы это название все те смыслы и подсмыслы, которые мне хотелось в него вложить? — Нет. Связывало бы оно всю историю воедино? — Тоже нет.

Потому что плеть — действительно не только символ власти и подчинения (насильственного подчинения, прошу заметить). Плеть также и орудие палача, и один из ярчайших символов покаяния — даже если речь идет о не буквальном физическом, а именно нравственном самобичевании. Так что и да, и нет: садизм и мазохизм в «Песни Серебряной Плети» вполне наличествуют, в частности как садизм автора, которому нравится мучить собственных персонажей и его же мазохизм, потому что их боль он неизбежно чувствует на собственной шкуре. Наличествуют, по факту, и сцены физического наказания, и можно сказать, что их больше одной. И да, автор (по мнению некоторых) «знает толк в извращениях» и, при желании, мог расписать некоторые вещи в деталях. Но это не было целью.

Поэтому, даже рискуя вызвать в воображении потенциального читателя стойкие ассоциации с культурой БДСМ, я не могла назвать эту книгу по-другому. Чтобы быть честной. Хоть немножко. Не в пример главному герою.