Переписать историю? Легко!)

   Мы все знаем, что даже официальную мировую историю иногда переписывают. Это печально, но сейчас не об этом. Хочется поговорить об исторической достоверности художественных произведений. 

   Возьмём Дюма.  В романе «Графиня де Монсоро» де Бюсси предстаёт чуть ли не идеальным героем: он благородный, честный, независимый, умеет по-настоящему дружить и любить. В реальности Луи де Клермон, сеньор де Бюсси д’Амбуаз обладал весьма сомнительными моральными качествами - буквально из-за ерунды убивал людей на дуэлях; компрометировал обольщённых дам; став в 1576 году губернатором Анжу, разорял провинцию поборами. Ну, хорошо. Дюма решил его приукрасить. Ладно, будем считать, что от этого большого вреда нет.

   Теперь возьмём "Турецкий гамбит" Акунина. Помню, когда читала, возмущалась тем, как писатель изобразил генерала Соболева, в котором легко узнать реального героя русско-турецкой войны генерала Скобелева. Вот что, например, пишет об этом в блоге ЖЖ gosh100: 

Итак, в самом начале Варю с Фандориным спасает от башибузуков разведотряд казаков во главе с генералом Соболевым, несомненным прототипом которого является знаменитый русский полководец Скобелев (практически второй Суворов). Акунин даже дает о нем соответствующую биографическую справку с реальными фактами из жизни Скобелева, правда, с небольшим авторским добавлением о том, что тот якобы расстреливал заложников и воровал.

Тут же оказывается, что Соболев этот – фантастический мудак. Он настойчиво требует от Фандорина при куче иностранных корреспондентов доложить заведомо секретные сведения. Фандорин докладывает, что Осман-паша собирается занять Плевну. А Соболев переспрашивает: «Что за Осман? Что за Плевна?» 

   И вот тут уже всё неладно... Вопрос: имеет ли право писатель, изменив две буквы в фамилии персонажа, фактически искажать и очернять образ реального героя? 

   Ну и в качестве вишенки на торте. 

   Московское издательство «Прозерпина» выпустило в 1994 году книгу Петра Краснова «Цареубийцы». По части своей полной как исторической, так и художественной несостоятельности это что-то). 

   Невообразимая путаница в датах исторических событий (Ли­пецкий и Воронежский съезды, попытка освобождения Войнаральского и т.п.), необъяснимая наивность нелегальных лиц, пред­ставляющих при знакомстве себя и других настоящими именами («...там дальше Морозов, с ним говорит девушка Оловянникова-Ошанина...»)...  Желябов, рассказывая об убийстве шефа жандар­мов Кравчинским, называет его вдруг «Степняк-Кравчинский», хотя этот литературный псевдоним появился у него много позднее описываемых событий, — перечислять подобные нелепицы, ко­торыми роман Краснова изобилует, можно долго. В рассуждени­ях персонажей отсутствует элементарная логика:

Самодержец?.. Деспот?.. Нет — бедный, бедный Государь. Какая бездна интриг, влияний, темных сил окружает его в гро­мадной его деятельности. Члены «Исполнительного комитета» и не подозревают, как это совсем не просто — быть самодержцем и деспотом. 

А вот какое оригинальное обоснование бедности рабочих:

Он знал, что рабочие пропивают свои заработки и оттого бедны, но он поверил воззванию, поверил Желябову.

К этому «объяснению» тяжелого положения народа так и хочется добавить: «А император — непьющий, поэтому он богат и живёт хорошо». Вот и всё, непонятно, чем же народ недоволен? Народовольцы, тем не менее, хотят для бедных лучшей доли. Почему? Да просто все они, как на подбор, сумасшедшие:

В его глазах Вера приметила страшный огонь безумия. Бес владел им. 

Чем не резон? Есть среди них и такие, которым «просто инте­ресно попробовать на людях» изобретенные ими снаряды. А что вы хотите? Автор прямо заявляет: «Кибальчич — маньяк».

Что касается художественных достоинств книги, полная литературная беспомощность её автора не может не изумлять даже самого неискушённого читателя. Чего стоит, к примеру, такой пассаж: «Молодой парень, по виду из простых, безусый и толстогубый, простоватый на вид, с молитвенным восторгом смотрел прямо в рот Желябову».

Серьёзной критики роман П. Краснова не заслуживает, но делается не по себе при мысли о том, что его читатели получают сведения об исторических лицах и событиях в настолько из­вращённом виде.  

Конечно, создание художественных произведений на основе реальных исторических событий предполагает где-то и авторскую трактовку, и домысливание, но всё это не должно противоречить, прежде всего, фактам. А также нормам морали и здравому смыслу. К сожалению, некоторые думают иначе.