Жестокое милосердие Лю Цысиня

После трилогии «Воспоминания о прошлом Земли» хочется лечь, свернуться комочком и плакать в уголку.

И одновременно хочется всех любить, обнимать и делать что-нибудь прекрасное.

Как человек добивается такого эффекта? Ну вот как?

Ладно, начнем сначала.

Лю Цысинь сейчас — флагман китайской фантастики. Ну, в каком смысле «флагман» — он самый успешный фантаст в самом Китае, и его трилогия «Память о прошлом Земли» произвела фурор на Западе благодаря переводу самого популярного англоязычного китайца-фантаста, Лю Кэна. Но если бы не этот перевод и не Лю Кэн — ни черта бы мы не знали о человеке, которого читают, затаив дыхание, полтора миллиарда китайцев.

Лю Цысинь — сын обычных инженеров, разжалованных до простых шахтеров в годы Культурной революции. Ему было всего три годика, но хлебнуть он успел. Сейчас он вроде как продолжает работать обычным инженером на электростанции в своем Шаньси и посмеивается над тем, что его книги порвали Китай и отчасти Запад, а жена и дочь его читать не хотят.

ОК, я постараюсь сагитировать вас не повторять их ошибки и прочитать трилогию «Память о прошлом Земли». Тем более, есть украинский перевод первых двух книг, а третья — на подходе.

Первое, что привлекает внимание в трилогии — ее прекрасная олдскульность. Лю называет в числе сильно повлиявших на него авторов Артура Кларка и Джорджа Оруэлла. Персонажей в целом не так уж много, и далеко не все они носят китайские имена, что сильно упрощает чтение для некитайцев (мне-то что, я человек закаленный Четырьмя Шедеврами эпохи Мин, а вот многим другим с непривычки трудно). Если кто-то ждет игр с композицией, то напрасно. Диалоги просты, метафоры предельно ясны. Даже проработанность персонажей не такая, к какой мы привыкли: порой, когда герои берут слово, кажется, что в лице Лю воскрес нам Ефремов. Сама по себе фантастическая часть относится к разряду «хард». Даже «хард-н-хэви». Никаких вам тирьямпампаций, сверхсветовых звездолетов и схваток звездных флотилий. Забудьте. Межзвездная война длится столетиями, а заканчивается в считанные секунды. Вражеский флот можно увидеть на расстоянии четырех световых лет. Генералы всегда готовы к прошедшей войне.

Главная мысль трилогии — у нас нет друзей в космосе. Дальний космос — темный лес, а чужие цивилизации — хищные звери. Они уничтожат нас, узнав о нашем существовании, даже не потому что испытывают к нам ненависть или злобу, а потому что не хотят, чтобы мы выросли во что-то способное представлять угрозу.

У нас нет друзей в космосе, поэтому мы сами должны стать друзьями себе.
Но беда в том, что мы — свои злейшие враги. Мы изобретательно истребляем и истязаем друг друга, уничтожаем природу, то есть опосредованно — снова-таки самих себя. Неудивительно, что люди с умом и сердцем порой сходят с этого самого ума.

Китайцы в 60-х отжигали так, что Виссарионыч в аду нервно прикуривал от огня под своим котлом, соглашаясь с Алоизычем в том, что до такого даже он не додумался бы. Травма немцев и пост-советских людей, которым приходилось бок о бок жить с палачами и здороваться с ними при встрече, фигня по сравнению с травмой китайцев, у которых даже не спецорганы, всякие там НКВД и СС, занимались репрессиями, а просто ебанулось вприсядку целое поколение. И поскольку это поколение в пору своей ебанутости было молодо, зелено и многочисленно, сейчас Китай переполнен старичками и старушками, у которых руки по локоть в крови, а в глазах написано «ачотакова?»

На глазах у астрофизика Е Вэньцзе забили до смерти ее отца. Это сделали четыре школьницы, которые и 20 лет спустя не поняли, какой мерзостью занимались. Пятнадцатилетняя сестра Вэньцзе сама стала одним из этих мелких оборотней, но она примкнула к группировке, слишком радикальной даже по меркам других оборотней, и ее застрелили. Любимая наставница покончила с собой. Саму Вэньцзе «всего лишь» сослали в ебеня валить лес. И вот там в ебенях ей вроде как повезло: бывший ученик ее отца, помнивший ее по университету, решил, что ее знания пригодятся на суперсекретной радарной станции, задача которой — отслеживать вражеские спутники. Да, Вэньцзе оказалась по сути в тюрьме, а потом вступила в безлюбый брак, но ей повезло все-таки больше, чем мученику-отцу, предательнице-матери и убитой сестре.

(кстати, фамилия Е записывается двумя элементами, один из которых — крест. И фраза Е Чжетая, отца Вэньцзе, «Пусть крест, который я несу, станет еще тяжелее» — она очень не просто так: крест так или иначе несут все члены этой фамилии.)

Удивительно ли, что Вэньцзе отправила в космос послание с приблизительным содержанием «Тут уже ничего не исправить, инопланетяне, жгите»? А кто бы на ее месте не сломался?

Но инопланетяне, перехватившие послание Вэньцзе, не в настроении жечь. Им нужна Земля нетронутой, им нужен лебенсраум, у них вследствие диких причуд их трехсолнечной системы планету порвало на части, и они как-то умудряются выживать на полушарике. Эта раса вообще прокачала выживание до уровня высокого искусства, потому что в системе Трех Солнц без этого никак.

Кстати, они наши соседи, Альфа Центавра. Звезд на самом деле две, Альфа Центавра А и Альфа Центавра Б, а вокруг них болтается еще и Проксима Центавра. У этих звезд есть две планеты с массой близкой к земной, и еще планета есть у Проксимы. Это мы пока что находимся в Википедии, а вот в романе «Задача трех тел» описана планета, на которой происходит веселуха: пока она обращается вокруг одной звезды — еще ничего, жить можно: времена года и закаты-рассветы чередуются постоянно. Но стоит подтянуться второму солнцу, как начинается эпоха хаоса: солнца всходят и заходят как хотят, бушуют приливы и отливы, и если планету затягивает между двумя солнцами — они выжигают все на ее поверхности, а если ее выбрасывает на широкую орбиту, то жесточайшая зима вымораживает все нафиг. Еще веселее бывает, если солнца выстраиваются в парад: тогда планету просто рвет на части и затягивает в одно из солнц.

Такие условия породили цивилизацию, где ценность одной жизни стремится к нулю, да и ценность массы жизней с трудом дотягивает до единицы. При этом Лю описывает их так, что не посочувствовать невозможно. Да, они хотят землян отгеноцидить — но они вряд ли понимают ужас задуманного, поскольку если бы у них было слово для Апокалипсиса, оно бы имело множественное число, их цивилизация проходила через «бутылочное горлышко» десятки, если не сотни раз. У них странная серобуромалиновая мораль: они готовы истребить миллиарды землян, но единственного засланного к ним земного разведчика они не стали пытать, а наоборот, спасли, вылечили от всех болезней и создали ему благоприятную среду обитания. Он еще и прославился среди них как непревзойденный сказочник. Короче, ненавидеть их как-то не поучается: не они такие, жизнь у них такая.

Проблема в том, что они тоже не одиноки во Вселенной, и в Темном Лесу скрываются звери, которым даже лебенсраума не надо, они тупо выпиливают целые звездные системы, а то и целые измерения, просто потому что могут. И, как ни странно, именно благодаря этому довольно жутенькому факту во втором романе землянам удается почти добиться почти победы над центаврианами. Кстати, с подачи той же Е Вэньцзе: именно она подбросила ученому Ло Цзи мысль о Темном Лесе Вселенной, где скрываются чудовища, для которых центавриане — такая же еда, как и мы. А значит, их можно запугать угрозой передать в дальний космос их координаты. Правда, для земли это тоже будет фатально, но политика ядерного сдерживания нами вроде как уже освоена.

Во второй книге землянам открывается главная слабость центавриан: при всем своем научно-техническом превосходстве они общаются телепатически. То есть, они не умеют врать. Они могут послать на Землю искусственный интеллект, который похерит землянам все исследования в области фундаментальной физики, или зонд, способный вдребезги пополам порвать любой космический флот Земли, но они не могут разгадать простейший блеф.

В первой книге читателя ставили перед фактом: Землю хочет отобрать цивилизация, которая находится в отчаянном положении, неизмеримо превосходит нас могуществом и не остановится ни перед чем. Это обескураживает. Но есть луч надежды, который связан с лучшим, на мой взгляд, персонажем трилогии: полицейским Да Ши. В то время как ученые мужи и жены предались унынию, осознав недостижимое превосходство центавриан, усугубленное тем, что они перекрыли дыхание фундаментальной науке, простой коп после хорошей выпивки устраивает им встряску:

"Яркое послеполуденное солнце заставило пьянчужек зажмуриться. Перед ними расстилались пшеничные поля Северо-Китайской равнины.
— Зачем ты нас сюда притащил? — спросил Ван.
— Полюбоваться на козявок. — Да Ши, закурив одну из сигар, подаренных ему полковником Стентоном, указал ею на пшеничное поле.
Только сейчас Ван с Дином заметили, что поле кишит саранчой. По каждому стеблю ползали несколько тварей. За насекомыми не было видно почвы — казалось, ее покрывала густая вязкая жидкость.
— И давно их тут заедает саранча? — Ван смел в сторону нескольких насекомых и присел у края поля.
— Началось лет десять назад, как и пыльные бури. Но в этом году просто спасу нет.
— Ну и что? Теперь это не имеет значения, Да Ши, — проговорил Дин все еще пьяным голосом.
— Я хочу задать вам обоим один вопрос: пропасть между технологиями трисоляриан и людей больше, чем пропасть между технологиями людей и саранчи?
Обоих ученых словно холодной водой окатило. Они стояли, смотрели на мельтешащую повсюду саранчу, и лица их постепенно прояснялись. Они поняли, что хотел сказать Ши Цян.
* * *
Насекомые-вредители... Люди делали все, что было в их силах, чтобы извести это проклятье: травили всевозможными ядами, культивировали их естественных врагов, уничтожали их яйца, генетически модифицировали их с целью стерилизации, жгли огнем, топили в воде... В каждой семье есть баллончик от тараканов, под каждым столом — мухобойка... На протяжении всей своей истории человечество ведет с насекомыми войну, причем с весьма сомнительным успехом. Извести козявок не удается. Они по-прежнему гордо населяют небо, землю и все, что между ними, и количество их не уменьшилось с того времени, когда на Земле еще не было людей.
Трисоляриане, обзывая людей клопами, не приняли во внимание один значительный факт: клопы, как и прочие насекомые, так никогда и не были побеждены.
Маленькое темное облачко закрыло солнце, по земле побежала тень. Но это не было обычное облако. Еще одна стая саранчи прибыла на пир. Пока насекомые опускались на поля, трое мужчин стояли в самой середине этого живого душа, исполненные благоговения перед величием жизни на Земле. Дин И и Ван Мяо вылили две бутылки вина на землю у себя под ногами — это был тост в честь козявок.
— Благодарю, Да Ши! — Ван протянул ему руку.
— И я, и я тоже! — Дин схватил капитана за другую руку.
— Поехали обратно, — потребовал Ван. — У нас уйма дел!"

Вторая книга полностью посвящена военному противостоянию Земли и Трисоляриса (так центавриан прозвали на Земле). И здесь уже Трицарством повіяло, і трохи Чжуґе Ляном набзділо. Кстати, в этой книге ссылаются на «Троецарствие». Центавриане пытались ее читать и мало что поняли, поскольку стратегии персонажей состоят именно в удачном обмане противника.

Узнав о главной слабости центавриан — неспособности ни к какому обману — земляне решили использовать ее для того, чтобы достичь стратегической победы. Да, центавриане оказались способны заблокировать развитие земной науки и следить за каждым землянином день и ночь. Но в человеческий разум они проникнуть не могут. И это их пугает.

Центавриане очень рассчитывают на помощь предателей из числа людей. А люди, готовые сражаться за свою планету, возлагают свои надежды на Отвернувшихся, избранных стратегов, которые в полной тайне и молчании будут разрабатывать планы противодействия вторжению и получат неограниченные ресурсы для их осуществления.

(Вот только почему всего лишь четырех? Подозреваю, потому, что Лю смог придумать только четыре стратегии. Хотя по уму землянам стоило бы назначить Отвернувшимися тысяч этак пять человек — чтобы остатки ренегатов наверняка заебались, а центавриане пришли в отчаяние)

Самый цимес плана — в том, что даже если Отвернувшийся просто пинает балду, центавриане и ренегаты все равно вынуждены тратить на разгадку его действий ментальный ресурс, а на противодействие ему — физический.

Чжугэ Лян сел на надвратной башенке зачуханного городка Сичэн, воскурил благовония и начал играть на цитре. Вот только попадется ли на эту уловку вражеский полководец Сыма И?

Штука в том, что для того, чтобы Сыма И попался, нужно обладать репутацией Чжугэ Ляна.

У молодого «космического социолога» Ло Цзи нет такой репутации. Он просто циник, бабник и гедонист, репутация соответствующая. Но его зачем-то выбрали Отвернувшимся, и теперь он в ловушке — каждое его действие, хочет он того или нет, теперь имеет двойной смысл. Даже если сам он не вкладывает никакого потайного смысла, вокруг полно желающих этот смысл отыскать. А кто ищет, тот всегда найдет.

Ло Цзи реально не собирается ничего делать. Раз уж на него без спросу взвалили бремя ответственности за человечество, он натянет человечеству нос. Он будет просто пинать балду всю жизнь или сколько там продлится проект «Отвернувшиеся». Человечество еще и спасибо скажет: ведь содержание одного книжника-бездельника намного дешевле, чем масштабные проекты других стратегов.

В этот самый момент, парадоксальным образом, Ло Цзи и вступил на путь Чжугэ Ляна. Тот ведь тоже первые тридцать лет жизни провел в уединенных живописных ебенях, предаваясь винопитию и стихосложению.

Но парадокс заключается еще и в том, что многие циники в душе — прокисшие романтики. Чжугэ Лян не устоял перед искренним стремлением Лю Бэя возродить обреченную Ханьскую династию. Ло Цзи не устоял перед своей мечтой об идеальной любви, перед искушением придать ей плоть. И вот тут-то коготок увяз, а значит, всей птичке пропасть: связав свою судьбу с реальной женщиной и родив с ней ребенка, Ло Цзи стал уязвим. У него появилось что терять.

И появилось что защищать.

В конечном счете его решение которое принесло землянам победу на первом этапе войны, мудрое и жестокое решение, было продиктовано любовью. Но не любовью к человечеству в целом — оно так и осталось абстракцией — а любовью к конкретной женщине и ребенку.

И вот здесь мы выходим на центральную идею всей трилогии.

Е Вэньцзе обрекла человечество, потому что ее так долго мучили, что выжгли в ней способность любить. Она не могла ни полюбить мужа, за которого вышла из благодарности, ни рожденную от него дочь. Без любви же к конкретным людям любовь к человечеству в целом невозможна. Человечество предала не Е Вэньцзе — его предали сопливые фанатики, которые уничтожили в ней живую душу, оставив только холодный безразличный интеллект.

Но после смерти дочери этот интеллект сумел расцвести одним последним цветком: идеей, которую Вэньцзе подарила юному социологу Ло, аксиомой «тёмного леса». Идеей, которую он сумел понять, развить и обратить в меч, занесенный над центаврианской цивилизацией.

И он победил, когда все остальные Отвернувшиеся проиграли. А проиграли они потому, что не умели любить. У них не было ни одного человека, которого они любили бы по-настоящему, и поэтому все их планы зиждились на стратегиях, противных человечности.

«Вчера вечером ты выступал с речью. Ты сказал следующее: человечество поздно догадалось о темном лесе Вселенной не потому, что оно находится на начальной стадии культурной эволюции и не в состоянии постичь природу Вселенной, а потому, что у человечества есть любовь.
— А разве это не так?
— Это так, пусть даже слово „любовь“ не имеет точного научного определения. Ошибка заключалась в твоей следующей фразе. Ты сказал, что люди — единственная раса во Вселенной, способная любить, и что это убеждение поддерживало тебя в самые тяжелые времена.
— Мало ли что я говорил... Это всего лишь официальная речь, пустые слова...
— Я знаю, что любовь известна на Трисолярисе. Но как только она зародилась, ее подавили — она не способствовала выживанию нашей цивилизации. Но ростки любви очень живучи, и некоторые из нас хорошо с ней знакомы.
— Позвольте спросить, кто вы?
— Мы никогда не встречались. Я Слушатель, передавший предупреждение на Землю два с половиной века назад.
— Боже мой, и вы еще живы? — воскликнула Чжуан Янь.
— Мне уже недолго осталось. Меня много лет хранили в дегидрированном состоянии, но даже обезвоженное тело стареет. Тем не менее я счастлив, что собственными глазами увидел то будущее, к которому стремился.
— Примите наше глубочайшее уважение, — ответил Ло Цзи.
— Я хотел бы обсудить с тобой одну теорию: не исключено, что семена любви встречаются и в других уголках Вселенной. Нам следовало бы помочь им взойти и вырасти.
— Ради такого стоит рискнуть!
— Да, стоит.»

И если вам хочется относительного хэппи-энда, то лучше остановитесь на втором романе. Потому что третий... приготовьтесь, сейчас будет грустно.

Человечество умудрилось просрать победу Ло Цзи. Почему? Да все по той же причине: оно само свой злейший враг.

Это началось с женщины и закончится женщиной. Женщиной, в которую был безответно влюблен смертельно больной мужчина, подаривший ей звезду. Женщиной, которая послала его обнаженный мозг навстречу флоту центавриан, в слабой надежде, что он сможет собрать какие-то разведданные (но скорее всего, станет бессмысленной жертвой во благо человечества).

В отличие от Е Вэньцзе, Чэн Синь не мучили и не выжгли в ней способность к любви. Просто она любит себя, свои принципы и свой гуманизм, и это делает ее самым большим генералом Фэйлором в истории человечества, причем два раза за относительно короткий промежуток времени. Чемберлен со своим «я привез вам мир» — просто триста спартанцев по сравнению с ней.

Если в первой книге движущей силой сюжета была ненависть к человечеству, которую человечество, чего уж там, заслужило, если во второй книге любовь к конкретным людям противопоставлялась абстрактному благу человечества, ради которого можно пожертвовать жизнями скольких-то там людей, от десятка до миллиардов, ну и такой мелочью, как свобода воли — то в третьей книге противопоставляется любовь к безупречному образу себя, к принципам, гуманизму и прочим чудным материям, и любовь невероятной силы, жертвенная и предельно конкретная.

Юань Тяньмин, имя которого означает Небесный Свет, влюбленный в Чэнь, разрешил отправить свой замороженный мозг навстречу флоту центавриан, не зная, что его там ждет, но предполагая, что, скорее всего, лютая расправа. Только потому, что его попросила Чэнь Синь.

И когда он стал частью центаврианского флота, он выполнил ту миссию, которую Чэнь возложила на него. Он собрал сведения, которые могли спасти Землю от хищников «Темного леса», зашифровал их и передал по назначению. Лично ей. В руки.

Она умудрилась просрать и это.

Ее имя записывается иероглифом «сердце», но это так же обманчиво, как иероглиф «добродетель» в записи имени Томаса Уэйда, ее главного антагониста. Сердца ей хватает только на бессильную жалость. Она не то чтобы плохой человек — она недостаточно горяча и недостаточно холодна. Ей не хватило духу ни спасти человечество, ни умереть с ним вместе.

Но когда в ее жизни появилась не абстракция, а реальная любовь к реальному человеку — она получила еще один шанс. Человечеству уже не помочь, но в изодранной «войнами измерений» Вселенной остались еще силы, способные запустить новый Большой Взрыв и возродить мир к новой жизни. Нужно только, чтобы все, сумевшие укрыться в изолированных мирках, пожертвовали ими, вернув остаткам Вселенной недостающую массу.

И вот на это у Чэнь Синь наконец-то хватает духу. Правда, неизвестно, многие ли решатся поступить так же и не будет ли бессмысленной жертва, но риск в данном случае дело благородное.

При всем пессимизме Лю Цысиня трилогия заканчивается на невероятно оптимистичной ноте: все-таки в «Темном Лесу» не все были хищниками. Все-таки даже жуткая «битва Тьмы» принесла по-своему добрые плоды, дав уцелеть и колонизировать новые планеты части человечества. Ну и самое главное — любовь живет и действует.

Люди, хоть вы и сволочи, но любите друг друга! — говорит нам Лю Цысинь. Любите естественной любовью, происходящей из привязанности, а не из принципа. Неважно, сексуальная это любовь, родственная или дружеская — лишь бы настоящая. Без нее любой гуманист — это медь звенящая и кимвал бряцающий.

Вот этот месседж, несмотря на все грустные, мрачные и откровенно кошмарные моменты книг, и является тем стержнем, который делает эпопею не просто хорошей, а великой книгой. Без него это была бы просто изящная сай-фай спекуляция, не лишенная интереса... но и только.

Гуманизм Лю Цысиня держится на конкретике, на симпатии к единичной человеческой личности, а не к принципу «человечества». Он симпатизирует большинству своих героев, не оправдывая при этом зло, которое они творят. Даже центаврианам при всей их жестокости он способен посочувствовать — им, бедосям, жить хоцца.

Он не морализирует и не поучает, не строит ни утопий, ни антиутопий. Человечество, с его точки зрения, страдает неизлечимым козлизмом и злокачественной тупостью, но это не основание выносить ему приговор. Оно не хуже и не лучше других рас Вселенной, и даже центавриан оно смогло заразить способностью к любви. Тут главное не лукавить с собой, не отворачиваться от своей темной половины, кутаясь в белый плащик. Мы сукины дети, и именно поэтому должны любить друг друга и стоять друг за друга. Других нас у нас нет.