Пособие для маленьких Шикльгруберов, как писать боевые сцены
Автор: Макс АкиньшинВся информация строго проверена в Википедии
Вывеска у закрытых ворот с окошком охраны справа лаконично известила нас «Чань Ван Бао. Гидравлика и сопутствующие». Часть ее была оборвана. Чуть поодаль у пыльных кустов на табуретке скучала старуха с корзиной укрытой черной тканью. Это было совсем неудачное место для торговли фруктами. Жара падала с неба водопадом, вокруг надрывались цикады и птицы.
Хлопнув дверцей, Опухоль подошел к воротам и принялся в них громко ломиться. Я вылез из машины и двинул к нему. На моей трубке висел старик Рубинштейн, выдвинувшийся из Управления с громилами группы сопровождения. Они тоже плутали в трех соснах Третьей промышленной. По привычке выбирая из двух неправильных направлений самое неправильное.
- Направо, Мозес, - командовал я. – Красный забор и направо в проулок… Да, около гидранта.
Пока я говорил, Толстяк продолжал наступательные действия.
- Открывайте! Эй! – орал он, прислонив жирную витрину к щели ворот. – Чань Вань! К тебе фея Маржолена с ручным эльфом китайцем!
Я прыснул в трубку, вызвав поток недоуменных вопросов на том конце провода. Его величество напоминал тюленя-крабоеда разглядывающего свой обед, забившийся в трещину пирса.
- Вы повернули, Мозес? Теперь прямо до перекрестка и налево… - было слышно, как развалина бормочет проклятия.
Наконец, после минуты усилий окошко справа скрипнуло, и в нем как белка из дупла образовался молодой азиат. Пару раз вопросительно мяукнув, он посмотрел на нас исподлобья.
- Чань, будь добр разговаривать по-английски. А то на фрюграфии тебя родная мама не узнает, - ласково прогудел мистер Мобалеку, вызвав очередную порцию звуков. – Да-да, согласен, тебя вылупили в мастурбаторе. Тяжелое детство, рисовые поля. Жареная селедка. Глянь сюда.
Мастодонт извлек из кармана пиджака служебное удостоверение и, повертев им как приманкой, наклонился к окошку, намереваясь воспользоваться обычным приемом – схватив противоположную сторону за ухо, вытянуть ее наружу, как моллюска из раковины. Но, все сразу пошло наперекосяк. Весь этот хитрый, не раз испытанный план при столкновении с реальной жизнью оказался полным отстоем. Хитрый вьетнамец отпрянул вглубь убежища и уже оттуда что-то отчаянно завопил.
Я как раз оглянулся, когда по выражению моего начальника, начался форменный Арамагедон.
Старая шалашовка продававшая фрукты, отклеившись от стула, извлекла из корзины девятимиллиметровый дырокол. Лихо передернув затворную раму, она принялась палить. Пытаясь наделать в нас дополнительные отверстия, помимо тех, пяти, какими снабдил добрый Боженька.
Настоящий вьетнамский день рождения! Локальное Дьен Бьен Фу - хэнд мейд дедушки Хо. Нас принимали как именинников. Хепибездей, таможня! Море компота и конфет. Бегемот мгновенно поймал маслину в правый поршень и плюхнулся задом на горячую землю.
В приступе паники, я приветствовал каждый вздох «Ламы» прыжками и падениями. За ужимки, которые я выдавал в тот момент, передрались бы Оливер Стоун с Ноланом. И дело не обошлось бы парой тумаков за прекрасные кадры.
Разделавшись с Толстяком, еле удерживающий прыгающий шпалер полумертвый пенсион, стремился приобщить меня к вечности. Что меня в корне не устраивало. Нет, такие фестивали уже бывали и не раз. В меня стреляли, били, пытались ударить ножом, утопить, разбить голову, сжечь – словом, испытывали все те прекрасные штуки, придуманные изобретательным человечеством, для сокращения популяции неудачником. И каждый раз ощущения были как в первый. Все дело в привычке, которая никак не хотела вырабатываться.
Я следил за черным зрачком, из которого вылетали дымные всполохи. Пара мгновений и он остановится на мне - настанет время молитв. И тут прибыла морская пехота.
Морская пехота. Наш рояль в кустах. Соломинка утопающих, свет над морем. Я смотрю прямо в небо, медленно выпуская сигаретный дым. Надо мной плывут облака. Вспоминая, что было дальше, я прикрываю ладонями лицо и начинаю смеяться. Со стороны кажется, что я сошел с ума. Может быть это и так. Здесь легко сойти с ума, также как и остаться нормальным. Во всяком случае, я не знаю никого нормального в этом безумном мире. Мне не везет на нормальных. Это судьба. Меня душит смех. Аллилуйя, Господи!
Дверь катафалка Толстого скрипнула, и из машины мешком вывалилась его женушка. До того момента прибывавшая в пищевой коме подготовки к уочерширскому соусу с телятиной.
– Сука!– вскипела она,– Сукааа! Мрааааазь!
Рита прыгнула навстречу старухе и потеряла смехотворную шляпу. Толстуха была в ярости, новые брюки, напяленные по случаю на ее благоверного были безнадежно испорчены. Тот сидел в луже собственной крови, последствия были очевидны. С каждой секундой старший инспектор унывал все больше. Старуха отвлеклась на нового противника, и это стало начало конца.
– Ннаа! – выдохнула нежная Эвридика, и метнула в старость собственного породистого зверя. Тот раскинул лапы на манер парашютиста и с утробным рычанием примордился на старую ведьму. «Лама» вывалилась из рук, произведя последний неприцельный выстрел. Лапая руками костлявую эпидемию, вывшую от восторга и обильно срущую от него же, престарелая профура проломилась в живую изгородь и исчезла. Мгновение - и неумолимая пыхтящая Немезида проломилась за ней. Все стихло, и я слышал только стоны Мобы, разглядывавшего свой раненый костыль, и отдаленный треск побегушек в кустах.
– Сильно задело, Толстяк? – это первое что пришло мне на ум.
– Бигуди, - сообщил Опухоль, на его глазах кипели слезы. – Это больно, Макс. Глянь - какая там дырень?
– Большая, Моба, – в тот момент я кривил душой, разглядывать седалище моего толстого друга было выше моих сил.
-Болит, Макс.