Запись 11 и снова про кота. Прастити))

Однажды я уезжала в поездку, а Симбу с собой взять не могла (обычно он со мной путешествует). Оставила его на друзей: они навещали его и кормили. Впрочем, Симба быстро выяснил, куда они ставят мешок с едой. Друзья недооценили интеллект моего кота (а я предупреждала!!!), так что, завладев пятикилограммовым источником пищи и радости, он только и делал, что ел. По возвращении меня ждал круглый пушистый мяч с щечками хомячка. В хомячковый мяч была встроена радостная мурчалка и работала на полную мощность, издалека слышно. Мне досталось объятий и ласк, поцелуев и томных взглядов. Даже стало неудобно перед котом!:)

Я очень устала в самолете и почти сразу легла спать, хомячковый кот после пары жалких попыток запрыгнуть ко мне на диван был поднят вручную и лег рядом. Я его погладила и начала засыпать. А Симба таким хриплым резким голосом как гаркнет мне на ухо:

- Мяу!

Я вздрогнула, погладила его, пошептала ласковые слова и опять начала засыпать.

- Мяу! - тревожно раздалось рядом.

Так он меня и будил периодически, чтобы я его погладила. Когда на мяу перестала реагировать, начал трогать меня лапой, мол, она еще жива?

Поначалу мне показалось странным, что мой такой чистоплотный кот щеголяет, простите за подробности, с грязным задом. Но разгадка оказалась проста: он так раздулся, что не мог достать до заветного места. Понаблюдав бесплодные попытки кота поднести заднюю лапу к морде и дотянуть нос до попы, я посадила его на строгую диету.

Сначала казалось, что кот осознает мою благую цель: есть не просил, в глаза смотрел по-прежнему с любовью... Но с каждым часом сосуд его любви иссякал все больше.

Тем временем, я вымыла дом, потому что один домовой Степан не превращает его в такой свинарник, как Симба и Степан вместе взятые. Я не знаю, чем они тут занимались без меня: приглашали кошечек по вызову, устраивали вседомный съезд домовых или просто кутили от радости, что я уехала. Василия Ивановича у нас на тот момент не было и осуждать было некому. Веселились, как могли.

Вымыла все и села готовиться к экзамену французского.

Но захотела чаю и пошла за чашкой. И тут ноги мои в коридоре стали странно разъезжаться и скользить.

Оказалось, что Симба, извините за мой френч, наблевал по всему дому. Благо, что кормила я его только утром, так что всего-то водичка прозрачная вышла. Пришлось мыть заново полы во всех комнатах.

Заперла кота на кухне, на случай, если из него не все вылилось. Два часа я слушала заунывную песню о том, как я жестока и беспринципна, заперла сокровище на кухне, а он меня так любит, да как же я могла.

Не выдержала. Проверила - вроде не тошнило больше. И мы пошли вдвоем учить французский.

И тут кота стало тошнить прямо на учебник со спряжением глаголов. Я в этом с ним солидарна, меня тоже мутило уже, но все же, это учебник!

И я, такая умная, схватила кота в надежде донести до унитаза. Разбрызгали мы короче все. Не донесли. Опять мыла полы.

Всю ночь кот блевал на кухне, естественно, остался без ужина. И завтрака. После экзамена я пришла домой, со спартанским спокойствием вымыла полы и стала звонить в дежурную ветеринарную линию. У нас здесь клиники дежурят по очереди, взял трубку Симбин врач как раз. Я все рассказала, он меня успокоил, сказал, что сейчас никуда не ехать, сидеть дома и блевать (зачеркнуто), ждать, когда рвота остановится. Если назавтра не перестанет, мне придется тащить кота в клинику.

Врач сказал, что кот молодой, если двигается, значит, не все так плохо. Велел ставить воду, ну я еще из шприца попоила, хоть он все тут же обратно вернул.

Когда первый шприц вынула из пасти, кот сказал свое знаменитое: "Ой-ой-ой!". Это значит, что он понял, что сейчас будет второй шприц. После второго он жутко на меня обиделся и ушел в угол. Посидел, подышал там, пофыркал и сам пришел за добавкой.

Назавтра кот был здоров, прыгал конем по дому, сожрал с мурчанием свой скудный завтрак идущего на поправку. За это время Симба прилично сбросил вес и радостно встретился со своей дырочкой.

А вечером я испекла пирог с ягодами и йогуртом. Даже выпендрилась и нарисовала ягодным соком разводы на поверхности пирога. Выпекла. Поставила охлаждаться туда, где раньше не ступала кошачья лапа. Ключевое слово - раньше.

Ибо вернувшись спустя два часа, в самом лучшем настроении (еще бы, столько возни, но хотелось сделать приятное и себе, и людям), я обнаружила, что кое-кто уже торт этот попробовал, сунув в него наглую рыжую морду. Сунул деликатно и в одном месте, доев до вишенки. И уже как раз эту вишенку жевал, когда вошла я.

О, как я орала! Я вспомнила страшными словами все его поколение до двадцатого колена. Рыжая морда, перепачканная тортом, жалась к моим ногам, виновато заглядывая в глаза. Иногда он осторожно причмокивал, пытаясь дожевать вишенку, чем вызывал новый поток проклятий и заклинаний.

Потом, когда я угомонилась, пошла печь другой торт. А этот мы съели с котом за чаем. Степану я тоже кусочек отложила. Уж не знаю, кто его съел: кот или домовой, но наутро тарелка была пустой и чисто вылизанной.