Рецензия на роман «Из блокады»
…Занимайся жизнью – или занимайся смертью.
Стивен Кинг
Первая книга, о которой хотелось бы поговорить в рамках конкурса «Фантастическая традиция» - роман Волкова «Из блокады». И сразу скажу: вещь исключительно соответствует заявленной теме конкурса – это традиционная фантастика в прямом смысле, и любителям жанра я её, пожалуй, рекомендую.
Традиционность – достоинство и недостаток.
Для неискушённого читателя роман Волкова, безусловно, станет находкой. Он очень хорошо сделан. Трогает и подкупает внимание автора к мелочам создаваемого мира, к частностям быта, к тонким и точным деталям. Язык – намного выше среднего уровня: он ярок, сочен, колоритен, органичен для описываемых времени и места. Сюжет развивается неспешно, мир раскрывается постепенно, автор явно не приемлет дурацких лекций по мироустройству, которые так отчаянно бесят в половине современных фантастических романов. Это тоже несомненное достоинство – не для любителей экшена, но явное достоинство.
Психологические и речевые характеристики героев – это просто праздник какой-то! Такие эти самые герои неоднозначные, противоречивые, рефлексирующие и прекрасные, что я залюбовался. И главный герой выбран удачно – милиционер Олег, юноша, обдумывающий житьё, неопытный, на наших глазах пытающийся разобраться в очень непростой жизни мира после Катастрофы. Одно удовольствие – следить за его постепенным духовным ростом.
Только взгляните, какими чёткими, верными штрихами автор рисует портреты местных жителей на отвратительном фоне постапокалиптического мира:
«Я темноты не боюсь, по крайней мере, раньше думал, что не боюсь. А тут, едва поднялся на второй этаж, едва ударили в нос запахи сырости, тления и пустоты, страх, что весь день сидел внутри, как гной из прыща, выдавился наружу. Какой холод – теперь в жар бросило! На лбу испарина; капелька пота прочертила дорожку на щеке. Но Партизан разжёг свечку, и стало легче. А потом я разглядел в углу три скелета. Два человеческих – на одном ещё сохранились лоскуты одежды – и один собачий.
– Ты их не бойся, – сказал Партизан, – они к тебе ничего не имеют.
– Ага, – я вытер испарину со лба. – Кто это?
– Здесь покойники в каждом доме, – Партизан раскурил от свечи трубку. – Может, ватага обитала, а может, местные. Какая нам разница? Лучше расскажи, что с тобой творится?
– А что со мной? Всё нормально, – я тоже стал прикуривать, стараясь, чтобы Партизан не заметил, как трясутся руки.
– Ты не виляй. Думаешь, не видно? – сказал лесник. – Ты боишься! Делаешь вид, будто всё хорошо, а от самого страхом воняет. Я эти вещи чую, только про тебя не до конца понимаю. Кое-что Леший рассказал: когда тебя муравьиный лев поймал, ты на весь лес вонял страхом. Зато когда Савку спасал, куда и страх подевался! Значит, не в трусости дело, или не только в ней. Я вот почему интересуюсь: если боишься – это твои проблемы, а мне хватает и моих. А если случится чего, справишься? Не подставишь людей?
А я и сам не рад, что в лесу оказался. Но, когда меня из Посёлка прогоняли, забыли спросить о том, чего мне хочется, а чего – нет! Теперь бы вернуться домой, но, похоже, дорога туда через этот самый лес и проходит. Леснику я рассказал всё: про жуть непонятную, когда от каждого шороха сердце пытается из груди выскочить, про комочек ледяной, и про то, что кто-то в душу лезет, и в мозгах копается. Объяснил, как сумел, что весь измотался, а поделать ничего не могу, потому и не знаю… рад бы думать, что не подведу, а как оно сложится?
– В лесу всякое бывает, – равнодушно сказал Партизан, – особо поначалу. Лес каждого по-своему ломает. Значит, чутьё у тебя есть. Был бы ты глухой, не слышал бы леса, тогда б и не мучался. Глухому лесником быть нельзя – пропадёт. А тебе что могу посоветовать – не поддавайся! Со временем поймёшь, как с этим справиться. Будет время, поработаю с тобой, может, и выйдет толк».
Праздник души ведь! Психологический контраст, наблюдательность – и живая достоверность. Этот парень – не картонная фигурка, он – из плоти и крови, читателю передаются и боль, и страх, и отвращение, и неуверенность в себе. И весьма внушительно-сурово выглядит рядом старший товарищ – бывалый боец.
А мир – продуман, ужасен, описан замечательно, отличный полигон для становления характеров. Плюс – достойная идея, хороший посыл: чудесно пытаться прорвать блокаду косности, страхов и предрассудков – до понимания мира и нового понимания самого себя. Мои благодарности автору за ответственное, по нынешним временам – даже особо ответственное отношение к работе.
В общем, если вы читали мало или только что пришли в фантастику и не успели познакомиться с мэтрами-основоположниками – непременно прочтите эту книгу. Придёте в восторг, я почти ручаюсь.
Но вот если вы – старый книжный червь, если знаете сотни томов наизусть, если эта самая фантастическая традиция – ваше второе имя… Нет, не советую. Простите.
Потому что, к сожалению, всё это вам уже знакомо. Вы это уже читали. Роман традиционен настолько, что это даже слегка огорчает. Узнаваемо всё: мир, посыл, сюжет, типажи, речь, авторский подход… При общей добротности работы – из-за этой подчёркнутой традиционности она кажется ученической, на ней можно играть в своеобразную «угадайку»: а ну-ка скажи, дорогой читатель, на чью книгу – именно эта аллюзия, а?
Чтобы не быть голословным:
«– Вот тебе и ну! – передразнил Леший. – Раньше это холмик был, пешком до него ходили, а теперь, разве что, вплавь. Место там примечательное. Черно там, будто землю выжгли, даже мох не растёт. Смотри лучше: видишь, посерёдке, где кочка, скомканное тряпьё пестреет. Видишь, что ли? Так это Бармалей. Может, помнишь? Был такой лесник, здесь и гробанулся. Вообще, он нормальный был, но шибко любопытный – совался, куда не просят. И в тот раз понесла его нелёгкая глянуть, что за чудо посреди болота виднеется. И посмотрел, да никому рассказать не успел. Там человека и скрутило. Лежит, ничего ему не делается. Если в бинокль разглядывать – как новенький. Глаза открыты, а не моргают. Сквозь него и травка чудная проросла, будто зелёные верёвочки опутали тело. Автомат рядом валяется. Бери да стреляй. Только дураков нету, за ним лезть».
Стругацкие? Стругацкие. «Пикник на обочине»? Он самый. Текст настолько похож, что кажется цитатой, не заключённой в кавычки. Нет, не цитата. То ли очень лобовая аллюзия, то ли… не знаю… само просочилось от общеСтругацкого настроя романа. Ну ведь даже «гробанулся», друзья-храбрецы! И не просто «гробанулся», а в том самом месте и в тот самый момент, чтобы вызвать хмурую тень Рэдрика Шухарта.
И ощущение дежа вю будет преследовать вас на протяжении всего текста. То вы видите Стругацких – «Пикник на обочине», «Улитку на склоне», лес на Саракше, лес Арканара… То вдруг всплывёт «Посёлок» Булычёва и тамошний лес с неожиданными и отвратительными чудовищами. То увидится Лукин с его беспощадно-хлёсткими характеристиками персонажей – а уж сам речевой строй к Лукину даже ближе, чем к Стругацким. То блик Гаррисона мелькнёт, то отсвет Саймака. Даже сама идея напоминает гаррисоновский «Мир смерти», что ещё скажешь…
Причём ведь текст не постмодернистский. Нет! Нет в нём перевёртышей, полемики, переосмысления. Автор не пародирует предшественников, не спорит с ними, не делает коллаж из фрагментов чужих миров, чтобы добиться впечатления абсурдности и гротеска. Нет! Всё – правильно, всё – проверено, всё – традиционно. И вывод будет сделан ровно тот же, какой на месте автора сделал бы любой из тех, представителей старой гвардии.
Вывод.
При несомненном и бесспорном писательском таланте автора, текст воспринимается ученическим – из «Времени учеников», ага. Из-за избытка отсылок и аллюзий – предсказуем, теряет в силе, не цепляет так глубоко, как мог бы. И это обидно почти до слёз.
Тем не менее, меня тронули добротность, тщательность текста, нежное внимание к деталям, точная и тонкая психологическая лепка. Чтение доставляет несомненное удовольствие.
«Из блокады» - первая книга Волкова, которую я прочёл. Думаю, не последняя. От души желаю автору удачи. Уверен, что, с его способностью создавать живые, многомерные и глубокие образы, он не остановится на «традиционной фантастике» - у него есть все шансы вывести жанр на новый уровень.