Рецензия на роман «Из блокады»

Роман «Из блокады», аки машина времени, вернул меня на –цать лет в прошлое.

Посёлок огорожен частоколом из заострённых трёхметровых брёвен. Недалеко виднеется железная дорога, она бежит с севера на юг и насквозь пронзает Посёлок. За Оградой – сто шагов ровной земли: ни деревца, ни кустика, лишь покосившиеся столбики с колючей проволокой, да ловушки, замаскированные дёрном. По другую сторону Ограды, на территории Посёлка – вышки. Старые металлические и установленные позже деревянные. На них дежурят, а в случае прорыва с них же и стреляют, дружинники.

Не так давно окрестный лес кишел тварями – одна чуднее другой. Атаки на Посёлок тогда были обычным делом. В ответ мы вырубали деревья, жгли траву, перепахивали землю. Сейчас попроще: лес не атакует, а мы почти не выходим за Ограду – так и живём… хотя, случалось, забредало к нам очередное чудище.

Очень давно было дело: товарищ забыл – или специально оставил? – у меня дома полдюжины томиков только-только набравшей тогда популярность серии S.T.A.L.K.E.R.. Тогда рядом не оказалось мудрых критиков, которые сказали бы, что читать такую… такие…такое! - не комильфо и вообще, куда катится отечественная фантастика?! – так что в скором времени книжки были прочитаны и по сей день пылятся где-то на стеллажах. Тексты там были разные: большинство – так себе, некоторые – неплохие, а пара-тройка очень даже ничего. «Из блокады» очень напоминает лучших представителей серии; имхо, сравнение будет в его пользу, и по стилю, и по содержанию – но сравнение напрашивается. Не только и не столько ввиду формального сходства сеттингов, а по причине явного отсутствия в тексте каких-либо над-задач, ради которых нужны «новизна», «оригинальность» и иже с ними. 

Тут каждый кирпич, из которого сложен роман, в большей или меньшей степени знаком; знаком и дом целиком, знаком и лес, где тот дом стоит. Есть насыщенный опасностями и загадками мир, по которому интересно бродить, который уже самим своим устройством задает ряд неоднозначных социальных тем и дает разгуляться колоритным персонажам; а новизны ракурса или какой-то особенной остроты нет, пожалуй, ни в чем… Но в заданных условиях – исполнено все просто отлично. 

Кто – как, а я получила от чтения большое удовольствие. 

…Конечно, проще всего по мосту, да соваться на этот мост ох, как не хочется. Про свисающие с проводов и деревьев зелёные штучки-мочалки я говорил. Если они в стороне, и никого не трогают – пусть висят. Но здесь же полное безобразие: мост покрылся красно-рыжими потёками, на перилах шелушатся струпья ржавчины, а на всех перекрытиях, рельсах, шпалах, словом, везде навешена зелёная дрянь. Только она теперь не совсем зелёная, а, скорее, болотно-жёлтая, блестит от слизи и колышется. Этой слизью всё выпачкано. Сочится она по шевелящейся растительности, капли набухают, склизкие нити тянутся. И запах теперь отчетливее чувствуется – чем-то нехорошим, разложившимся попахивает.

– Вон как оброс, – Леший показал на увешанные зеленью перила, – обсопливился.

– Что за дрянь? – наморщил я нос.

– Это, друг, та ещё гадость, – ответил Антон. – Всем гадостям гадость. Вонючий мох называется. Архип тебе объяснит, что это вовсе не мох, но дело в другом. Дело в том, что эту дрянь лучше обходить стороной.

– Опасный? – я, на всякий случай, попятился от моста.

– Ещё какой, – усмехнулся Леший, – и не сомневайся.

«Сталкерский» лес и поселковый быт исполнены так живо, что от старой снаряги дымом потянуло и натекла под берцами лужица ностальгической слезы болотной водицы. Персонажи в этом мире живут, а не мечутся туда-сюда, подгоняемые пинками авторского замысла. 

Отдельных аплодисментов заслуживает то, как вписан в сюжет главный герой-рассказчик. Отведенная ему роль пропорциональна его «статусу» первого ребенка, рожденного после катастрофы и фактическим способностям – не таким уж выдающимся. А в сравнении с объединенными усилиями множества других людей, взять то дядьдиминых дикарей или автоматчиков Клыкова – не выдающимся совсем. И «статус» его – не статус Избранного, да и вовсе не статус, а чуть обособленное положение следствие особого эмоционального отношения и повышенного внимания сильных мира сего и связанного с этим жизненного опыта, только и всего. Хотя Олег Первов – главный герой и принимает активное участие в большинстве значимых событий, а его решения и навыки часто определяют сюжетные повороты, он - лишь маленькая часть большой истории его мира: шаг вправо, шаг влево – получит пулю или вовсе в петле повиснет при всем народе, а у истории появится какой-нибудь другой главный герой. История от того изменится или не изменится, или изменится, но не сильно – но уж точно на том не закончится; чертовски приятно на фоне всепроникающей популярности Очень Главных Героев видеть такой подход. 

Социальная составляющая романа двояка: вечные вопросы об адекватном внешним и внутренним условиям, но справедливом общественном устройстве соседствуют тут с темой существования – выживания, изменения, развития – отдельной личности под давление экстремальных обстоятельств в обществе и в мире как таковом. И то, и то вырастает из фабулы естественным путем и не разрешается к концовке никакой моралью или «неожиданными откровениями». В идеологическом поединке жесткого социал-дарвинизма с умеренной диктатурой необходимости победителем вышел автомат Калашникова: 

 – Я не сомневаюсь, и вопросы у меня не дурацкие. Ты про них скажи, – я кивнул на поредевшую толпу, – они понимают, что победило добро?

– Они-то? – Степан взял у меня бутылку, – они догадываются. Некоторые. А тем, до кого не дошло, мы объясним.

Иногда сложный выбор делается отвратительно прост. Хорошо, когда автоматы в хороших руках - и плохо, когда наоборот. Даже если от всего происходящего все равно не очень-то хорошо.

«Ныне, присно, во веки веков, старина,-
И цена есть цена, и вина есть вина…» (с)