Рецензия на роман «Никта»

«Роман не для всех», — вот что я бы сказал про «Никту». Того ли хотел автор — не знаю, но текст вышел артхаусный, ориентированный на эстетически подкованную интеллектуальную аудиторию. К их услугам — культурные аллюзии и отсылки, затейливо выстроенное повествование, дерзкий вызов шаблонам и стандартам. Но обо всем по порядку.

Четыре с половиной года назад пятеро граждан различных национальностей, полагая себя магами, задумали провести ритуал. Не то чтобы призвать сотону, — скорее прокачать силы магические. И вроде все правильно сделали: свечи, пентаграмма, круг, жертвоприношения. Но в решающий момент все пошло как обычно: один решил, что он самый умный, другой врубил заднюю, оба обделались жиже не бывает, и профит получили призраки. И Никта. Наверное. Это — предыстория.

История же начинается в Париже, где в чердачном помещении, впроголодь, но с верной подругой, как и полагается человеку искусства, обитает скульптор Оникс. Он видит мир в искаженном свете, люди ему представляются омерзительными тварями, он лепит скульптурные изображения этих тварей, те оживают и творят всякое. Профит на данном этапе отсутствует — хорошо, хоть Мари усиленно подрабатывает рерайтами.

Теперь немного подробнее о «творят всякое». Сказать точнее — затруднительно, потому что статуи действительно особо не заморачиваются логикой своих действий, в чем одна из них честно признается Кате перед тем как бросить ее в речку. Если будет по приколу — будут слушаться Оникса, нет — так чего другое сотворят. Хаос, в общем. Они могут убивать людей (и практикуют), а в человеческом мире потом эти убийства выглядят как-то по-человечески объяснимо — повешение, например, или еще какая бяка неприятная.

Вскоре мы знакомимся с еще двумя немаловажными героями. С Катей, которая обоюдно с мужем владеет кафе и подрабатывает толковательницей сновидений в гадальном салоне. И со Стефаном, агентом Оникса, который никак не может продать ни одной его работы и тщетно уговаривает переключиться на ваяние котиков — котиков ведь все любят. Вот из этой тройки мы можем попытаться, если угодно, вычислить главного героя.

Но тут нас подстерегает пара закавык. Во-первых, чтобы отследить ГГ, надо как-нибудь разложить историю на разделочном столе, посмотреть причинно-следственные связи. С этим туго, потому что, как я сказал в начале, роман — артхаусный. Он больше не про историю, он про философию, про искусство, про автора, про «ухтынифигасебечебывает». Поэтому воссоздать цепочку довольно тяжело. Роман больше напоминает сборник атмосферных короткометражек.

Вторая трудность, с которой мы сталкиваемся, вычисляя ГГ, — мера сдвига характера. В данном случае серьезный сдвиг можно наблюдать только у Стефана, да и то его демон-хранитель в конце уверяет, что все так и было́. Оникс был самовлюбленным психопатом — таким и остался. Катя была отстраненной и управляемой девушкой — осталась ею.

Подобную картину мы наблюдаем у Лавкрафта: люди — марионетки, которыми играют силы хаоса, и от них ничего не зависит. Насколько это хорошо работает в формате романа — каждый волен решить сам. Я, во всяком случае, прочитал легко, хотя и небыстро — отвлекало всякое.

Технически, балом правит Оникс. Он и в далеком прошлом весь этот трэш учудил, он и статуи делает, он и секту собрал, тогда как остальные большей частью реагируют на ситуации, вместо того, чтобы создавать их. А Оникс создает. Например, передает Кате и Стефану свою способность видеть странное, чему те были «очень рады».

Психология людей, столкнувшихся с неведомой страшностью, передана прекрасно. Попытки найти объяснения, поиск товарища по несчастью, планы, крушения планов, приятие, смирение, эскапизм… Любители необычной подачи материала, безусловно, отметят то, как хорошо автор проходит по грани между настоящей мистикой и настоящей психиатрией. Вроде бы и туда, и туда удочку забросил, а конкретно сказать сложно, каждый волен сам вывод сделать.

Прекрасна также и образность текста, авторский стиль. Повествование движется степенно, читатель успевает осмотреться и сориентироваться. Парижским духом сквозит (сам я в Париже не был, но знаю, что он за границей, и там есть Лувр и башня), ощущения, что Париж — декорация «для галочки» не возникает.

Отдельной строкой хочется отметить вставки с письмами и пьесами. И те, и другие разбавляют повествование, создают дополнительную философскую глубину, помогают проникнуться героями. Про гребцов особо порадовал сюжетец.

Хорошо смотрятся такие житейские замечания, как (жирным здесь и ниже выделил слова, которые лично я бы при редактуре выкинул, заменил, перефразировал и т. д.):

С доходов от кафешки Максим выделял ей совсем уж жалкие суммы, но, признала она честно, он и себе оставлял не так уж много, отдавая большую часть прибыли на рекламу. Реклама представлялась ей таким гигантским унитазом, куда Максим бросал заработанные деньги, а потом с энтузиазмом нажимал на смыв снова и снова. Толку с нее было на полпальца.

Или вот такие, философские:

— Мне не нужны миллионы.

 — Абсурд! Деньги нужны всем, — заявил Джейсон.

 — Деньги всем, а миллионы не всем. Хотя... насчет денег в целом я бы тоже поспорил, но не буду.

И плохо-плохо в серьезном взрослом философском тексте смотрится такое:

Это был Максим, которому она по какой-то причине понадобилась лично и вотпрямщас.

Благо, такой «вотпрямщас» встретился лишь однажды. Но отсюда мы перейдем к проблемам романа, и читателям дальше можно не читать, потому что речь пойдет о технике создания текста. Там еще спойлеры будут. И многабукаф. Кыш, в общем. Дальше — автору.

АВТОРУ

Перво-наперво определимся, устраивает ли нас, что «Никта» — это что-то вроде фильмов Тарковского: то есть, говорят, что талантливое и великое, но ориентированное на крохотный клочок населения. Устраивает — ок, не вопрос, я ничего не продаю, давайте разойдемся, приятно иметь с вами дело.

Если же предполагался охват широкой аудитории, то вот на что неплохо обратить внимание:

1. Сюжет. Или, скажем прямо, его отсутствие. Арки-то есть сюжетные — сюжета нет. Что-то происходит, герои, хлопая глазами, на это реагируют…

Оникс собирает «армию тьмы», чтобы тусоваться с ней в Чистилище… Такое чувство, будто это — импровизация, попытка наскоро дать ему цель, да поглобальнее. Возникает-то она едва ли не в конце книги.

Когда приходит Стефан, получается ДТП из двух и более роялей. Воткакраззавтра ритуал, вотпрямвовремя приехал Стефан. Строго тут же Мари слышит призрака. Потом, на крыше, роялями все кидаются уже будто герои аниме, по фантдопу которого полагается кидаться роялями. (Сам чет пригрузился от этой метафоры, но ладно.) На читателя, как из рога изобилия, сыплются бесконечные «а на самом деле…» Попытка подменить художественные приемы — «сенсационными».

Почему так получается? Я не первый месяц читаю самиздат и часто вижу, когда автор увлекается повествованием, а потом вдруг понимает, что надо его закончить. Чего греха таить — мой «Ты можешь идти один» тоже на эту удочку попался, хотя и не так жестко.

Написано много, написано хорошо, а финал не вырастает. И мы начинаем форсировать. И получаем то, что получаем. И это отлично! Только на следующем этапе надо взять все, да и переписать заново, уже зная, чем и зачем книга закончится. Или вернуться в прошлое и написать синопсис до начала работы. Два раза. Лучше — три. И поэпизодник. Тогда в итоге получится логичный, связный и внятный роман, доступный широкому кругу. А главное — сразу чистовик.

Как добиться гармоничного вытекания финала из текста? Очень просто: рассказать историю. История — она о человеке, который чего-то хочет добиться, но что-то ему мешает. Обломов, вот, хочет лежать на диване. Типичный пример, как на базе такой позорной цели можно создать великий роман. Мы открываем его на любой странице и видим Обломова, которому не дают полежать Штольц, Ольга, Захар, сам Обломов (внутренний конфликт). В «Никте» же подобное наблюдается лишь в предысториях.

Итак, проблема книги номер один — бессюжетность.

2. Стиль. Выше я стиль хвалил, имея в виду язык. Но если между нами девочками, то есть проблемы. Глобальные. Две. Обе — типичные-претипичные.

Первая: чехарда фокалов. Вы называете главку «Оникс», а мы скачем из головы Оникса в голову Мари, называете "Стефан", а мы скачем от Стефана к Катерине, потом вдруг оказываемся в голове у автора. Вот примеры последнего:

— Как я могу связаться с Ониксом? Вы можете дать его номер? — спросил Максим. Он катал по столу шарик из фольги, пытаясь щелчком забросить «мяч» в ворота, сработанные из газеты. Казалось, это занимает его куда больше, чем телефонный разговор, который он вел даже равнодушно.

Вопрос: кому "казалось"? Наблюдателей в сцене нет. Да и вообще, это - слово-паразит. Или вот:

На деле, никакая сила к Максиму не возвращалась. Катрин случайно поделилась с ним своим искаженным восприятием, начавшим набирать силу; в общем-то, потому ему и мерещились крысы. Но Максим не знал об этом и чувствовал себя в полной безопасности, будто за ним стоит вся Вселенная.

Кто ты, блин, голос из горящего куста?!! Не, ну нормальный ход. Зачем вести сюжет, показывать картинки, когда можно встать на табуреточку и сообщить читателю: "На самом деле, убийцей был Стэплтон, он науськал на Баскервилей собаку, а потом утоп".

Некоторые считают допустимым переключение фокала раз в абзац, но по факту впечатление от такого «переключения» сопоставимо с внезапным ударом доской по лицу читателя. Лучший вариант на сегодняшний день — один фокал на главу/подглавку. Повествование с позиции всеведущего Господа Бога катит с трудом, а то и вообще не катит. В историях типа "Сто лет одиночества" - согласен, в "Никте" - вообще нет.

И опять не буду выпендриваться. В моей «Алой Реке» огрехи с фокальными персонажами тоже есть. Больше такого не делаю.

Вторая проблема — это, как всегда, напряженные динамичные сцены, где происходит что-то внезапное. Выглядят они у чуть менее чем всех авторов самиздата, как пересказ школьником невпечатлившего фильма (взять хоть убийство таксиста, или выпадение Максима из окна). Массовая беда. Могу дать два совета, простой и сложный, но они не взаимозаменяемые.

Простой совет: начинайте абзац с главного предложения, того, которое объяснит читателю, что происходит. Оно — главное, понимаете? Если основное действие подается как бы между прочим, к нему нет серьезного отношения, это — деталь, мелочь. Пример (жирным, как обычно, то, что надо бы редактировать, убирать, заменять):

 — Ибо ночь темна и полна ужасов, — пробубнил кто-то из паствы, с самого последнего ряда. От Мари не укрылось, как Нерон накинул хвост-удавку на шею этого человека и бесшумно поднял над полом.

Невидимая статуя вздернула человека, а это - второе предложение в атрибуции!!! Да я просто скользнул по нему взглядом и полетел дальше. Потом пришлось возвращаться, вчитываться. А, да, что-то такое было, надо же...

Тут еще и подача через отрицание: «не укрылось». Лучше: «Мари заметила, как Нерон накинул хвост-удавку…» А еще лучше: «Нерон накинул хвост-удавку…» — и мы поймем, что это увидела Мари, потому что фокальный персонаж — она, и больше некому.

Теперь сложный совет: динамичная, напряженная сцена — это СЦЕНА, а уж потом все остальное. И подходить к ней надо, как к любой сцене. А вот этому, увы, придется учиться (тут я с иронией киваю на сегодняшний пост автора о том, что не надо учиться писать по книгам) — либо долго и упорно набивая шишки (которые уже набил Джон Труби и другие хорошие люди), либо почитав толковой литры на тему. Либо хотя бы практиковать мой вопросник (с тех пор как я про него тут рассказывал, он изменился кардинально и прошел испытания на людях), охотно делюсь:

3. Статичные персонажи, о чем говорилось выше. Это норма для рассказа, норма для тупой голливудской комедии (хотя, к примеру, в «Американском пироге» характеры отнюдь не статичны), но для серьезного философского произведения?.. [риторическая пауза]

Принцип прост. Герой — вот такой. Хочет чего-то. Таким, какой есть, он этого чего-то добиться не может и меняется, по чуть-чуть, всю книгу. Это удерживает интерес читателя, это создает сопереживание. В «Никте» же интерес удерживает только Никта. То есть, тру НФ, но вместо НФ — психодел и мистика. Но даже тру НФ сегодня вернулась туда, откуда вышла: радует крохотную нишу олдфагов.

Другой вариант, если неохота «качать персов», — статичный персонаж, который ярок и харизматичен, который — лицо книги/фильма/сериала. Но при этом ему все равно нужна, блин, цель. Примеры: доктор Хаус, Тони Сопрано, Таня Гроттер, Мефодий Буслаев, Лорд-Коммандер Корвус.

4. Как ни странно — оригинальность. Не наблюдается. «Никта» похожа на собрание клише. Маги, пентаграммы, жертвоприношения, оживающие и непременно злые предметы искусства, люди, которые видят что-то страшное за гранью обычного мира, обязательный «хороший» гомосексуалист, финал, напоминающий "Бойцовский клуб"… Все это уже было тысячу раз. Все это было бы круто и в 1001-й, при наличии добротной истории и/или героев.

Резюме. Что я могу сказать о «Никте»? Читается легко, есть интересные наблюдения, ситуации. Лично на меня глубокого впечатления не произвела по вышеперечисленным причинам. Автор, по сути, дал мне под видом романа — себя. Я на него посмотрел. Интересный человек, глубокий, будь мы друзьями, встречались бы иногда — потрындеть за кружкой пива. А вот книга — она одно из двух. Либо плановый артхаус не для всех (что представляется сомнительным), либо нуждается в глобальной переработке еще на уровне ядра.

Ну и финальная ложка меда: мне нравится, как вы пишете. Не могу пока сказать, что мне нравится, ЧТО вы пишете, но то, как вы это делаете - неплохо вяжется с моими мозговыми волнами. Так что буду читать еще.

_________________________________________________________________

P.S. Все вышеизложенное — исключительно мои соображения, оформленные в виде рецензии, дабы соблюсти договор с автором. Я не хочу обсуждать их, навязывать их. Если автор сочтет рецензию неуместной, я ее удалю сразу же, как только узнаю об этом. Замеченные очепятки, по желанию, могу слить в личку. Не кому угодно, разумеется. Автору и только автору. Вы-то что тут делаете, читатели? Я вам еще когда кыш сказал!