Рецензия на сборник поэзии «Пальцы»
Восемнадцать текстов, почти все о любви. Столько любвей я бы точно не осилила, если бы всё это были они и только. В конкретной, так ск-ть, своей ипостаси. Тут-встречались-там-встречались-ай-как-грустно-совсем-расстались, вот это вот всё, да? Но слава богу, нет.
Есть стихи, уходящие от этого уровня, от «сплетьенья рук» и «радостей встреч», от сладенького («воспоминаньями сладкими жить») и горькенького («Умерла Любовь, умерла...»). К по-настоящему горькому, к непоправимому – как в «По тропке» например.
Всего случаев такого ухода, такого настоящего – шесть. Шесть стихотворений из восемнадцати – это Результат. Да, именно так, с большой буквы и смайл фри.
Я сейчас их перечислю, потому что (не буду добавлять «в моём понимании», а в чьём ещё?) это и есть стихи – когда удаётся вырваться из «любляшек», уйти от зарифмованных подумалось/вспомнилось и пробиться к каким-то живым, пульсирующим точкам смысла и чувства, – а я всегда говорила и снова повторю, между смыслом и чувством нет никакого антагонизма, так что – смыслочувства:
1. Пальцы
2. Зима близко
3. Лохмато-собирательное
4. Выходной
5. Мачо
6. По тропке
Остальное – ну, мило. Но не в точку. Не в точки. Хотя вполне возможно и даже легко себе представить, что с колокольни автора всё сказано точно, получилось то, чего хотелось, обрисовано так, как есть, как было. Проблема (на самом деле не проблема, аксиома) в том, что читающему всё равно, чего там хотелось пишущему. Читать хочется о себе, себя. А чтобы другой написал тебя, ему нужно выйти на определённые локусы. На те самые точки, о которых я только что говорила.
Когда дочитываешь «Пальцы», понимаешь, что в каком-то другом месте сейчас был, и там какая-то ужасная, и жалкая, и такая, какую хочется исправить, вещь произошла, и даже рифмы лупят – вот эта «небритость клумбы» / «нужно взяться за ум бы», даже ритмика спотыкучая правильно спотыкается – потому что тут НАДО спотыкаться; на «Очнулся дома, на надоевшем, родном диване» уже можно плакать, на «И выпал в город, кляня беззвучно размер столицы» уже и нужно.
Когда дочитываешь «Умерла Любовь, умерла...»... Умер Максим – и хер с ним. Вялый, пустой текстик. Довольно нелепый. Что значит умерла неумело? У кого-то (у чего-то) это умело бывает?
Вообще, вот какая интересная штука происходит в сборнике. По этим шести обалденно хорошим стихам чётко видно, как автор выходит на экзистенциальное, на высококлассный психологизм, а по оставшимся двенадцати – как они, эти двенадцать, тянут его на дно бытового лиризма, к пересказам «эпизодов встреч».
У такой «тяжбы», перетягивания может быть несколько причин. Озвучу наиболее вероятную.
Проще и приятнее – в работе – конечно, бытовой лиризм. Это как дневник – пиши, выговаривайся, полезно. Но тут сам язык, сама стилистика против. НЕгладкий, ломаный, сложный ритм, сложная опять же рифмовка – ассонансная, составная, сложная в чередовании с простой (что и простую усложняет, обостряет к ней внимание) – всё это НЕ подходит для вздохов на скамейке и прогулок при луне. Этот хороший, мощный, убойный инструментарий, он не для утей-путей, вот в чём дело. Поэтому и конкуренция, поэтому есть и то, и другое: сильные, бьющие, оглушающие тексты – и чахло-м(х)иленькие.
Вот ещё одна пара из конкурирующих групп: «Мачо» и «Заготовки на зиму». «Мачо» – на чёткой антитезе, зацепленной за ситуацию, но спасённой из чистой ситуативности, выведенной на красивое, внятное обобщение. Которому веришь, которое звучит. Это – стихи.
«Заготовки на зиму» – приёмовый текстик, построенный на приёме перевода солнышка в нечто кулинарное и никуда дальше (выше) этого приёма не пошедший. Мило? О да. И хило. Это – упражнение. В рамках всё того же бытового лиризма (здесь это не концентрированный любовный вариант, а разбавленный сиропом из солнышка).
По итогу: интересно, по-разному, не зря. Автору удачи и работы. Да и: работа, когда она идёт – когда летит, когда «дуновение вдохновения», – сама по себе большущая удача. Автор, по всему понятно, с этим хорошо знаком.