Рецензия на роман «Война в наследство. Часть 1.»

Мне досталась в этой пьесе

Очень маленькая роль.

В ней всего четыре слова – 

«Мы прорвемся, мой король!»  (с) М. Леонидов, «Маленькая роль»

Что мы представляем при словах – Париж, Франция, XVI век? Эта эпоха словно создана для кино и романов, и как будто готова на все – от галантных любовных историй и головокружительных приключений до безжалостных политических интриг и совсем небезобидных военных авантюр. Но у всякой эпохи есть свой, особый вызов, и тот, с которым пришлось столкнуться (во многом не по своей воле) героям романа «Война в наследство» – не просто война, но религиозная распря. Сейчас уже возможно нам рассуждать, что вера дело личное, сокровенное, однако в описываемую эпоху все было совсем иначе, и интересы вероисповедания были одновременно интересами политическими и экономическими.

Пожалуй, в этом романе грозная и бурная эпоха выступает таким же полноправным героем, как и люди, которым довелось в ней жить. Эпоха, центральным событием которой были королевская свадьба и Варфоломеевская ночь; тогда здравая мысль о примирении обернулась своей противоположностью.

Собственно, сюжет и показывает как раз события, предшествующие долгожданной свадьбе – и ту катастрофу, что следует практически сразу за ней. И здесь стоит отдать должное автору – видно, что материал, которого немало даже на мой очень дилетантский взгляд, изучен тщательно и критично; приятно также и то, что никаких сомнительных (это важно!) исторических сенсаций тут не намечается. «Война в наследство» – в каком-то смысле хроника, картина события, восстановленного тщательно и в подробностях – с постепенным нагнетанием обстановки, со множеством мелочей, взгляд на которых задерживается мимолетно, почти без подробностей, но которые в итоге складываются в единую композицию.

Все происходящее мы видим в основном глазами принца Конде, молодого наваррского аристократа, кузена будущего короля Генриха IV. Принц недавно женился – сценой его свадьбы и открывается роман. Брак, разумеется, династический, и, хоть с невестой, Марией Клевской, они знакомы с ранних лет, особо нежных чувств между ними пока что нет – как, впрочем, и отчетливой неприязни. А грядет другая свадьба – свадьба самого Генриха и принцессы Маргариты, с легкой руки того же Дюма известной нам под именем королевы Марго…

Казалось бы, что может быть более жизнеутверждающим, чем свадьба?.. Чем празднества в честь молодых? Первая часть романа переполнена ими, роскошными и яркими; но под этой яркостью и беззаботностью, как следы болезни под гримом, то и дело проступают предвестия беды.

В круговороте веселых затей и изящных представлений, в которые с удовольствием окунается беззаботная молодежь при обоих дворах, легко забыться и потерять осторожность. Политика и ответственность за нее в большей степени лежит на плечах людей более взрослых и (хочется верить!) рассудительных – того же адмирала де Кольиньи, его зятя и некоторых других. С другой стороны за политику «отвечает» сам король Карл IX, который также молод, но за которым, как тень, всегда присутствует его мать, Екатерина Медичи. А уж эта дама в представлении не нуждается – само ее имя уже превратилось в нарицательное, если есть надобность говорить о политическом коварстве…

Поскольку разворачивающаяся картина масштабна, да и события – поворотные для своей эпохи, герои как будто отступают на второй план – во всяком случае, у меня сложилось именно такое ощущение. Молодые аристократы, как католики, так и протестанты, хоть и появляются во многих сценах и даже активно действуют – в какой-то мере все равно остаются статистами. Отчасти потому, что их действительно много – не стоит забывать, что в Париже собрался цвет французской аристократии, весьма многочисленной. Вторая же причина – в самом повествовании, точнее, в том, чьими глазами мы смотрим на происходящее. Генрих принц Конде – человек несколько самоуглубленный и сознательно держащийся несколько в стороне и от буйных увеселений, и от столь же бурных конфликтов, которые неизбежно возникают между вчерашними противниками (к тому же не стоит забывать, что помимо неприязни религиозной в таких отношениях почти всегда присутствует неприязнь и личная). Славы и излишнего внимания принц не желает, властолюбие вроде бы тоже не его черта. Эта не-поверхностность и отсутствие привычки лезть на рожон по поводу и без повода в нем выглядит очень симпатично и, пожалуй, хороши для того, чтобы показать происходящее – гнев не застилает ему глаза, он подмечает детали и старается анализировать то, что видит. При этом он не обладает суперпроницательностью и совсем не умеет ни плести интриги, ни разоблачать их (порой он довольно беспечен, то ли по привычке и желанию оставаться в стороне, то ли потому, что больше, чем следует, уповает на тех, кто более погружен в дела политические).

Будь время мирным, эта созерцательность сделала бы из принца человека тонкого, разносторонне образованного, возможно даже ученого, хотя сам он признает, что, пожалуй, погружение в науку до такой степени ему бы не удалось. Здесь же она не то мешает ему, не то хранит от еще более страшной судьбы…

Роман очень густонаселен. И если основные действующие лица обрисованы порой хоть и несколькими штрихами, но достаточно ярко, то второстепенные иногда обозначены едва ли не только именем. Что, впрочем, можно объяснить тем, что их не очень-то примечает принц Конде; он – своего рода «ненадежный рассказчик». Своих спутников он знает достаточно давно и близко, и потому они в чересчур подробных характеристиках или описаниях не нуждаются, с дворянами же короля или слишком мало знаком, или обращает внимание больше на то, что они говорят и что делают в целом. Менее порывистый и легкомысленный, чем его кузен, Конде вынужден брать на себя ответственность, может и соответствующую его титулу, но для самого принца не всегда желанную. К тому же это не всегда ему удается – все же он еще молод, в чем-то неопытен, а иной раз просто еще не обладает нужными знаниями; но, определенно, он из тех людей, которые могут этому научиться.

Темп повествования соразмерен действию: тягучий и медленный вначале, очень густонаселенный, почти перегруженный именами и «отзвуками былых битв», событий и названий, утопающий в сменяющих друг друга картинах празднеств, он убыстряется по мере того, как раскручивается маховик событий. Вот Варфоломеевская ночь свершилась, дальнейшее неясно и страшно; уцелевшие гугеноты бегут из Парижа, вслед за ними катится волна погромов, и страна готова снова упасть в войну… 

Все это могло бы выглядеть совсем беспросветно, если бы не те самые люди, в том числе и самого простого происхождения, в сердца которых стучатся не только гордость и гнев, но и жалость, и милосердие. Если бы не то, что некоторые аристократы все же стараются равновесие и спасти хотя бы кого-то из тех, кого спасти возможно… И еще подумалось, что Луиза де Телиньи и принц Конде еще встретятся…

Итак, мне немного не хватило очерченности некоторых характеров, выразительности некоторых второстепенных героев и некоторых подробностей; какой-нибудь, может, единственной, но запоминающейся подробности, которая поможет мне отличить молодых дворян не только по именам. Наиболее ясным и ярким получается то – и те, – на что или кого обращает внимание Конде. Интересен Колиньи, любопытен в своей легкости будущий Генрих IV (особенно если помнить, кем он станет и как к этому придет). Очень радует супружеская пара де Телиньи, зять адмирала, и его супруга, которую Конде в какой-то момент невольно начинает сравнивать со своей собственной – и задумывается о весьма непростых и очень личных вещах, которые, возможно иначе его бы и не взволновали… Это, кстати, еще один плюс к образу, время предполагало все же некую закрытость темы личного; но о личном люди не могут не думать,  и тема подана без сентиментальности, но со всей возможной деликатностью.

На «противоположной стороне» прежде всего, разумеется, Екатерина Медичи и Карл IX, личности весьма непростые и неоднозначные; Конде плохо знает их, и оценивает в силу этих знаний, и это делает читателя также несколько предвзятым созерцателем.

Мир, показанный в романе, в каком-то смысле «узнаваем» – невозможно не вспоминать о романах, например, FА. Дюма; и в силу этой популярности тогдашние Лувр с Парижем кажутся при чтении почти знакомыми. Но, пожалуй, в «Войне…» нет той чрезмерности, за которую Дюма упрекал Достоевский. Романы Дюма и вправду приходят на ум – хотя бы потому, что популярны и растиражированы.  Но я бы сказала, что у «Войны в наследство» другой акцент – не на приключениях и победах, не на костюмах и ухаживаниях, дуэлях и бесшабашных схватках; это не авантюрный, но именно исторический роман, показывающий события как будто немного со стороны, с неочевидной позиции – и в этом смысле выбор автором Анри Конде в главные герои вполне оправдан.

Роман о личном выборе который вовсе не так уж свободен от груза прошлого, чужих устремлений и ошибок, как бы хотелось. О том, как множество очевидных и неочевидных обстоятельств – политических расчетов, личных устремлений и убеждений, сиюминутных порывов – делают возможной как попытку примирения, так и все, что происходит после. О том, что из таких нюансов складывается, кажется, всякое историческое событие. И лично для меня главный и «герой», и «действующее лицо» (за исключением, разумеется, принца Конде, глазами которого мы воспринимаем все происходящее) – это та самая необратимость, война, полученная в наследство и продолжающаяся руками многих, многих сил.

Благодарю автора за увлекательную историю, которая дает не только возможность сопереживать героям, но и задуматься об очень многих вещах, как прежних так и нынешних; благодарю – и отправляюсь за второй книгой.