Рецензия на роман «Убийца зла. Книга 1. Закон Тьмы»
На самом деле роман вызвал противоречивые чувства. Автор поставил весьма интересную художественную задачу. Он справился с ней и одновременно не справился. Во всяком случае – если говорить и про плохое, и про хорошее – я такого не встречал нигде. Но, как и обычно – обо всём по порядку.
Начнём с героев.
Протагонист, известный нам как Флэйд, он же Изувер – весьма интересен хотя бы тем, что маньяк. Уже чувствуется некий диссонанс, да? Весьма специфичен этот герой. В мире магии он не обладает способностями к оной – и это само по себе приковывает внимание. Однако он весьма преуспел в инженерном и слесарном деле. Слесарном – потому что он сам собирает «инженерные малышки». Предыстория и скелеты в шкафу – на загляденье. Да и устойчивость психики – каких поискать. Как он умудрился не сойти с ума, убив собственными руками более сотни человек – уму не постижимо. Так не просто убив, а всячески поиздевавшись над ними, изощрёнными способами, с особым цинизмом. Хотя, зачатки сумасшествия всё же проявляются – во сне он уже вспоминает лица тех, кого убивал, видит их детей…
Антагонист. Вот тут сложнее. Сначала я был в полной уверенности, что это Дайлер. Причём, будь он действительно антагонистом, он был бы идеален – у него и скелет в шкафу, и внутренний конфликт на лицо, и цель вполне себе есть. Да и выглядит он эпично: в плаще, с кнутами, в обрезанных перчатках – его бы изображать в графических романах, комиксах для взрослых. Знаете, как это бывает, «камера» стоит на полу под углом, вспышка, на фоне вспышки – Дайлер бьёт кнутом.
Но в том-то и дело, что Дайлер является антагонистом только до половины. До середины книги это, знаете ли, такой роман-перевёртыш. В художественных произведениях есть много пар, где существует пара «герой-антигерой», проявляющая диалектическую суть единства и борьбы противоположностей, пар, где один не существует без другого: Бэтмен и Джокер, джедаи и ситхи, из детских можно вспомнить волка и зайца, Тома и Джерри. Но везде, где бы мы не встречали такую пару, главным героем всегда является персонаж, стоящий на стороне добра – во всяком случает на той стороне, что является добром с точки зрения общепринятой морали.
Но здесь наоборот. Главный герой – Флэйд. Изувер, каких поискать. И на самом деле, это довольно интересно, потому что мы следим за ним и в те моменты, когда он не совершает преступлений. А в повседневной жизни он такой же человек: он хочет есть, пить, он устаёт. Он вовсе не Марти Сью, хотя пытается убедить себя в этом. Флэйд вроде и силён, и ловок, и умён, и хитёр, но на каждую хитрую гайку найдётся свой винт с резьбой – и он регулярно на них попадает. Он даже влюбляется, хотя до самого последнего момента он не признаётся себе в этом.
А середине книги внезапно появляются ещё более крутые антагонисты: Хроно и Нерон. Они могущественнее, сильнее, у них какая-то история за плечами, они обладают какими-то нечеловеческими способностями. Да ещё и выглядят страшно. Да ещё и конфликтуют между собой, от чего явно выглядят составным антагонистом.
Но вот беда. От того, что они появляются в середине текста, а сам текст невероятно здоров – двадцать «алок» – «Убийца зла» выглядит не как роман, а как два романа, между которыми забыли вставить второе название. И это ощущение усиливается не только появлением новых антагонистов: меняется и место действия, и скорость повествования, и новые второстепенные герои появляются. Да и Дайлер уходит на второй план и становится как бы протагонистом номер два.
Невероятный объём – это как раз одна из вещей, что явно отрицательно влияет на произведение. Разбей его на две книги по десять алок – полноценный роман, на минуточку – и каждая из них только выиграет. Да можно просто устать от такого объёма, что и произошло со мной.
Но все задумки напрочь убил авторский стиль!
Во-первых, автор не избежал типичных начписовских ошибок: канцелярит, аллитерации, коих, всё же минимум, избыточные уточнения – где помимо «свой», «своя», «своё» встречаются и более сложные, но от того выглядящие не менее глупо: «Два стражника [...] спускались по [...] лестнице вниз». Герои разговаривают о холодильниках. А ещё автор использует более одного идентификатора для многих персонажей, и под час вводит их в лоб, до этого в тексте не описывая таковых. У автора так же явные проблемы с определением терминов, то есть многие слова употребляются не своём значении, и этого невероятно много: "Мы уже оккупировали все выходы из города", "сгустившиеся бровки коллеги", «закадычно ответил я», «Подняв внутренние уголки бровей и опустив таковые у рта...», «...схватил ее за взбудораженную прическу...», «...с натянутыми на луках стрелами...», «...надев кольцо на ее обручальный палец...», «Старуха [...] расширила веки». Некоторые словосочетания и вовсе теряют смысл, его не понять даже из контекста: «отец-издеватель» – что это? Встречаются и минутки занимательной анатомии: «Отделенная нога оглянулась на бывшего владельца то ли с жалостью, то ли с облегчением».
А во-вторых… Сначала я просто хотел списать это на косноязычие. Если б это не было системой. Но автор всё же проявил в этом деле упорство, достойное лучшего применения. Помимо канцелярита, который встречается в каждом – каждом! – предложении, автор прибегает к инверсиям. Обычна схема «подлежащее-сказуемое-обстоятельство действия» подменяется «подлежащее-обстоятельство действия-сказуемое». В принципе, это не страшно, если бы обстоятельство действия было простым, из одного существительного. Но, как правило, оно составное, и содержит причастный или деепричастный оборот с существительным, при этом для данного существительного тоже может быть уточнение с деепричастным оборотом. В каждом из таких уточнений автор выносит существительное в конец словосочетания, от чего конец предложения представляет собой два или три – а то и четыре – существительных, стоящих в разных падежах, и вроде согласованных меду собой по общему смыслу, но рассогласованных в окончаниях: «...и вдобавок прыгнул на одичавшее переворотом ситуации лицо следователя ногой». Иногда такое приходиться перечитывать по три-четыре раза, чтоб понять. И то удаётся не всегда.
Ещё одна вещь, которую я хотел списать на косноязычие, но всё-таки выделил в отдельную проблему: обилие отглагольных существительных и отглагольных прилагательных, каждое из которых заканчивается на «-ие». Закралась даже мысль, что у автора некая фобия глаголов, но нет, он и простые существительные заменяет отглагольными, хоть и теми же по смыслу: выбор-выбирание, выход-вылезание, встать-вставание. Понять, почему так сделано – решительно невозможно. Читать такое очень трудно, а придумывать? Сделать так случайно можно один или два раза, но автора написал этим способом восемьсот тысяч знаков. Может, у такого способа была какая-то цель? Ну, я сомневаюсь, что в обычной жизни, когда он не пишет, в голове автора глаголы и простые существительные заменяются на сложные отглагольные формы с окончанием на «-ие». И это становится втройне сложно читать, если вспомнить, что у нас ещё есть канцелярит – который под час и есть суть сложные отглагольные – и инверсии: «два мешка с золотом вполне хватит на продуктивную и ни в чем себе не отказывающую деятельность», «...словно вставал для разминки, а не покидания комнаты...», «Найдя наконец время для перевязывания обрывком ее фиолетовой мантии своего бедра и параллельного раздумывания», «...допрос Хейли перед самым ее вечным засыпанием», «Несмотря на вечный приказ упертого в своих навязывающих убеждениях детектива об обходе убийства врагов далекой стороной, стража и следователи не чуждались хотя бы того, чтобы наносить им глубокие ранения», «Последнее решительное склонение к тому, что он был один», «Вместо убегания прочь и финального окунания в прежнюю среду обитания, я, рискуя безопасностью, но имея на то ряд причин и внутренних желаний, остался на месте и окликнул Дайлера».
Боёвка – тоже какая-то беда. Здесь сгодилась бы динамичность, но опять всё рубят отглагольные, канцелярит и инверсии. Читать кто кого и как ударил становиться невероятно утомительно, а что ещё хуже – непонятно.
Да и персонажи тут разговаривают в стиле автора: отглагольные, канцелярит, инверсии. Прибавьте к этому разговоры о холодильниках, и любимые начписовские фразы, употребялемые в прямой речи, например, «ещё и»: «Подслушивала я еще и тех солдат». Да и не обошлось без любимого фентезийного термина «артефакт»: «Все вертится вокруг таинственных артефактов». Но ведь, если вдуматься, люди не называют вещи своего мира артефактами. Или, если называют, то это должны быть предметы другой временной эпохи: прошлое или будущее.
Если честно, я бы пропустил концепцию сдвоенного романа, если бы не стиль. Читать такое просто физически тяжело. А вычисти слог – и останется, может быть, на одну треть или даже на половину меньше текста. Поэтому я и говорю, что автор с одной стороны справился с задачей, выведя в романе достаточно интересный мир и интересных героев, а с другой всё начисто убил стилем.
Ну и не обошлось без замечаний по матчасти. Сначала непонятно, зачем скорпионам проститутка из трущоб? Они могли бы заказать элитную – во всякому случае гораздо выше по цене, да не одну, а сразу несколько. Несколько, если только у них не кинк на генг-бенг, причём у всех сразу. Да и зачем тащить её в логово, она же рассекретит его – что и происходит в итоге. Поэтому бедная женщина, растерзанная у себя дома, выглядит как рояль в кустах, а без него невозможен роман в принципе.
Непонятно также, как удаётся вынимать арбалетные стрелы из тела? Немного спросив у «Яндекса», можно заметить, что наконечники стрел не всегда имели гладкую форму, что бы вызывало упрощение их вынимания в сторону, обратную прилетанию. Часто они зазубрены в обратную сторону, и чтоб вынуть их, нужно проткнуть человека насквозь и только потом обломать древко. Впрочем, о таком мало кто знает, это довольно специфическое знание.
Что хочется сказать, подводя итог? Автору нужно прежде всего овладеть стилем и не стесняться дробить текст на меньшие объёмы. Возможно, это связанные вещи, а возможно – нет. В любом случае хочется пожелать ему удачи и благодарных читателей.