Рецензия на роман «Туман»
Мешок #141. Миссия спасения
Стрелял два раза, оба раза промахнулся.
Название «Туман» обещало нечто мистическое, или, по крайней мере, «присутствие духа» оного, а жанр «попаданцы во времени» вкупе с обозначенной эпохой и полом главной героини — длинные и нудные описания балов и нарядов, истерик и обмороков, художественного ломания перед выгодным женихом и пафосного бракосочетанья... Но так как обстановка вынуждала провести разведку боем, а не только лишь стрелять издалека, даже не видя толком, куда угодила пуля, это и было сделано, я открыл и... зачитался. Недолгий, но сильный интерес к медицине растворился в далеком прошлом, когда (по счастью, вовремя) стало ясно, что доктора из меня не выйдет. Ну и условия требуют читать хотя бы половину от предоставленного объема: уже были предприняты три захода на назначенные объекты, и в двух случаях из трех это условие было выполнено (а в третьем в нем просто не было практического смысла). В общем и целом, «Туман» Дианы Курамшиной оказался совсем не тем, чем виделся откуда-то издалека, когда он был сначала безликим пунктом 44 в длинном списке участников 14-го сезона литературной игры «7×7», проходящей на Author Today весной 2023 года, а потом — ничего конкретного не говорящим комплексом из обложки, аннотации и пугающего тега «1811 год».
Меня, если честно, тот отрезок истории не интересует от слова совсем. Что с Отечественной войной, что без нее. Но такую отмазку не выдвинешь, поэтому надо читать. И я прочитал. Всё, что было. (Вру, не всё: во второй том дилогии только мельком заглянул, но он стоит в очереди на прочтение).
Значит, что мы имеем в исходных? Год, судя по всему, 1871-й от рождества Христова, некое помещичье семейство, уже не в силах содержать вольнонаёмную прислугу — крепостного права уже десять лет как нет — собирается в саду на вечернее чаепитие. Главную героиню зовут Анна, она молода, но чётко осознает своё предназначение, и это не удачный взамуж — это достижение статуса первой женщины — доктора медицины в Российской Империи. И обсудить за чаем, помимо прочего, планируется поездку Анны в Лондон на обучение: в Штатах и Европе женщины-врачи уже есть, нечего отставать и России. Обучение не с нуля, Анна уже пару лет как помогала в больнице своему дяде, младшему брату отца, хотя «папа» (ударение на второй слог) упорно пытался перетащить дочь к себе, в «богадельню» — лечебницу для умалишенных, заведение, скорбное и в наши дни, а тогда, при тогдашнем чисто символическом развитии самой неточной из медицинских наук, и тем паче. Но героиню нашу в больнице упорно воспринимали лишь как сестру милосердия и не более, что ее, конечно же, не устраивало, чуть ниже станет окончательно понятно, почему.
Так или иначе, но если опустить все ненужные подробности касаемо уклада и быта, в книге приведенные скорее атмосферы ради, чем крепости сюжета для, конная прогулка на своем мерине Ветре для Анны в конце концов оборачивается понятно чем — попадаловом. Собственно, именно туман и служит декорацией-границей, призванной разделить семьдесят первый и одиннадцатый года одного и того же века. Вопрос презентационного толка: почему именно туману уделено столько внимания, что он стал названием книги, являясь по сути лишь заграждением? Природа и принцип действия этого тумана в романе не объясняется никак... героиню занимают куда более важные вещи. Особенно когда становится понятно, что эти перескоки по времени проходят не только в тумане...
Но ладно, оставим туман в покое, так как свою задачу он выполняет буквально за страницу, и Анна видит свое уже порядком обветшавшее поместье цветущим и живым, и, справившись у крестьянина по дороге о дате, узнает, что сегодня 29 июня 1811 года, а имение принадлежит ее прабабке Екатерине Петровне Гурской, умершей где-то около 1820 года. Её выручает хорошее знание истории своего рода: Анна быстро соображает, что нужно сделать, дабы обитатели далекого прошлого не подумали чего не надо, и вспоминает, что старшая дочь помещицы замужем за прусским бароном и последний раз приезжала сюда лет за десять до происходящих событий, да и писем давно уже не пишет. И теперь главное, что ее волнует — как объяснить «бабушке», что делает в поместье баронесса Луиза Мария Клейст, вся в лесной грязи, без вещей и документов. Сочинив на ходу легенду об ограблении бандитами с большой дороги, от которых баронессу едва унёс верный мерин, не просто так носящий своё имя Ветер — коня занесло в 1811-й вместе с всадницей, новоиспеченная баронесса кое-как свыкается со своей участью... покуда один из местных на охоте не называет ее случайно (или не случайно, я не запомнил) изначальным именем. И героиня узнает, что перенос во времени был не единичным, а в случае ее собеседника — уже вторым на его веку...
Воспользовавшись своими медицинскими умениями и зашив глубокую рану на ноге своего собственного дедушки, тогда еще молодого Павла Матвеевича Рубановского, героиня кое-как получает от него сведения из 1871-го, в котором ее потеряли — там Рубановский, который на самом деле вовсе не Рубановский, а пациент отцовской психушки, «провидец», прилёг где-то отдохнуть в ходе поисков и улетел вслед за объектом розыска безо всякого тумана, а до того он схожим образом переместился на полтора столетия, будучи рожден в самом конце двадцатого века... Думаю, приведенного пересказа завязки достаточно, чтобы составить картину происходящего. Он здесь не для того, чтобы набить итоговый объем работы, а для введения в суть дела: для усвоения рецензии отдельно даже после прочтения нужно иметь перед глазами разъяснение, о чем, собственно, разбираемый сказ.
Стоит отметить, что Анна как героиня оказывается много крепче, чем ожидается от нее, исходя из вводных данных, то есть из сцен 1871 года. Она хоть и предпринимает попытку снова разыскать этот таинственный туман, но, в целом, проблемой своего возвращения на исходные позиции не заморачивается — отчасти благодаря поддержке Рубановского. Гораздо больше самозваную баронессу занимает огромное количество возможностей применить свои умения, и если «пользовать дворню» в сенях ей дозволяют без особых прений, удовлетворившись сказкой о пройденной в Пруссии практике при больнице (ну, как, сказкой, практика была, только вот больница вовсе не в Пруссии...), то когда дело доходит до помещика из соседнего имения, чья жена не в силах разродиться крупным плодом, то, взяв себя в руки и начисто заглушив все тревоги и предчувствие возможных проблем, героиня ведет себя так, как и должен вести себя настоящий медик: её занимает только пациентка. Успешно проведя имеющимися инструментами чревосечение и успокоив мужа больной разъяснением, что операция эта известна с глубокой древности, баронесса Клейст выдергивает роженицу из объятий уже подкравшейся старухи с косой и получает заслуженную славу на всю волость.
То есть «Туман» отчасти еще и производственный роман — о медике. Не просто о медике, а о медике девятнадцатого века. И именно поэтому я на нем остался, именно на это нанизан сюжет первого тома дилогии, а вовсе не на озабоченность попаданки адаптацией к новым условиям или приключения в поисках портала обратного хода. Обратного хода она уже не ищет: здесь её знания — передовые, как и другие науки, медицина за шестьдесят лет шагнула далеко вперед. Здесь же, в начале века, лекари и доктора медицины, не говоря уже о деревенских повитухах, даже рук не моют — в одной из сносок, коими изобилует книга (их общее количество на 27 глав перевалило за сотню), подробно разъясняется, кто и как обнаружил, что корневая причина родильной горячки, антонова огня*) и еще множества напастей — немытые руки и медицинские инструменты, грязное белье и прочая антисанитария.
И это обстоятельство — крайняя целеустремленность героини, не имеющей интереса к светским развлечениям, тряпкам, сплетням, рукоделию и прочему «подобающему» дворянке тех лет занятию, — и является тем стержнем, что обеспечивает связность и логичность сюжета как совокупности всех событий, приведенных здесь. «Общечеловеческого» экшна и приключений в романе немного, и они в нем, надо сказать, не особо-то и требуются (но нельзя сказать, что их нет совсем). И уж совсем не интересует героиню «устройство личной жизни», дело, выводимое на передний или как минимум второй по очереди план большинством авторов как женского, так и мужского пола. В голове этой «эмансипе» (хотя зачем кавычки, если поднятый конфликт напрямую относится к этому моменту?) только её дело — врачевание, и её цель — добиться признания в качестве доктора медицины, а не просто лекаря или младшего медперсонала. Её миссия на этой земле не зависит от обстоятельств — она востребована всегда и всюду. Миссия спасения.
Вместе с тем, с этим стержнем соседствует и базовая интрига попаданства как такового: вернется ли героиня назад? Или останется? И если да — то чего она добьется на новом месте? Но — стоит признать — базовая интрига в нашем конкретном случае вовсе не базовая, и выныривает лишь от случая к случаю. Ещё один момент, тоже по определению присущий романам о попаданстве во времени — столкновение технологий: несмотря на небольшой срок, разделяющий изначальное и текущее, слишком многое изменилось и в жизни, и в деле; кое-где героине приходится практически с боем заставлять подручных выполнять уже вошедшие к 1871 году в медицинскую практику требования гигиены.
И немалую ценность роману придаёт примененное автором изображение межличностных отношений Анны-Луизы и Рубановского, двух попаданцев, связанных одной проблемой — необходимостью адаптации в чужом времени; что-то мне подсказывает, что другой автор бы не удержался, начал выстраивать романтическую линию, однако здесь нет и тени оной до самого конца романа, нет, показаны два человека, не видящие друг в друге лишь приложение к своим репродуктивным органам или «выгодную партию» (Катерина Петровна, конечно, смотрит с той каланчи, с какой нужно разглядывать грядущее замужество внучки, но этим лишь оттеняет ситуацию), и поддерживающие друг друга по мере сил и возможностей. Причем при чтении не возникает никакого желания ускорить события «шиппингом» этих двоих, даже при наличии предчувствия, что «этим-то все и закончится». Иными словами, если читательницу волнует только взамуж и она пришла за описанием платьев и балов, то «Туман» — явно не ее стихия. Это гораздо более производственный роман, нежели психологический, и уж точно нисколько не любовный. Дело превыше всего.
Теперь о тексте.
Текст, текст... Можно, конечно, воспринимать его как канву, основу, на которой созданы предполагаемые автором к показу характеры и события, но сам я все же привык к восприятию его как целостного полотна. Иными словами, важно не только то, что описано, но и то, как. Текст «Тумана» тяжёл и плотен, несмотря на возможность его «проглотить» на довольно высокой скорости, так как концентрация самих событий, движущих сюжет, невысока (но и «водянистым» роман назвать не приходится), и весомая доля «страничного времени» отведена на описание медицинских процедур — операций и подготовки к ним. Следуя действующим в описанное время «стандартам нормального», автор обильно употребляет французские выражения (обычно поясненные здесь же, в тексте, в скобках), а для медицинской и прочей терминологии дает пояснения в виде сносок в конце главы. Сносок, как я говорил, больше сотни на роман, и некоторые из них весьма объемны сами по себе; кроме того, в тексте обильно упоминаются реальные исторические деятели — от большой политики до культуры (Наше Всё Александр Сергеич тоже проскочил, в статусе мальчишки-лицеиста, хотя куда больше появляется его дядя, тоже поэт; упоминается и само открытие Царскосельского лицея в октябре 1811 года).
Слабо знающему историю читателю, конечно, будет тяжко, но я кое-как продрался сквозь всё это. Ставить ли такой метод изображения событий в статус недостатка текста? Не знаю. Объективно, конечно, этот подход утяжеляет текст, но он же придает ему и дополнительную ценность — познавательную, и позволяет роману претендовать на статус исторического (хотя в нашем случае все скромнее: автор замахивается лишь на статус «альтернативной истории»). Не могу пока сказать про второй том, но в первом явного влияния на историю государства российского, не говоря уже про мировую, персонажи и их деяния пока не оказывают. Даже несмотря на опережающие время знания дерзнувшей проникнуть в чисто мужскую тогда сферу героини.
А вот с другим недостатком, тоже из разряда конструктивных, уже ничего не поделаешь и за специфическую фишку конкретно этой книги его не выведешь. «Туман» требует грандиозного вычесывания грамотным корректором. Мелкие ошибки и хромая пунктуация выскакивают там и сям с частотой напившейся энергетика лягушки. Рваные наречия вроде «в след», рваные же прилагательные вроде «не сдержанна», путаница с «одевать» и «надевать», бегство от коварных числительных и прочие «блохи», не требующие непременно редактуры полного цикла, но корректору с этим романом возни хватит на пару дней. Конечно, само по себе чтение они не особо затрудняют: ошибки не столь существенны, чтобы менять саму суть описываемого, но в глазах, конечно, рябит.
Сказать честно, не отношу я к удачным авторским ходам и обильное использование в тексте исторических личностей. Термины терминами, без них в книге о медиках не обойтись, но вот давать длинное пояснение к каждому графу или статскому советнику, пусть и по необходимости — обстоятельство, которое бы иного автора, наверное, вынудило просто вывести за кадр всю эту бюрократию, пусть даже и важную для сюжета, или обойтись замещением реальных должностных лиц вымышленными. Конечно, нескольких бы стоило оставить — но тех, кто в подробном представлении не нуждается; одним словом, сомнительной ценности практика, превращающая книгу в учебник истории. Или даже справочник-приложение к учебнику. Автору виднее, конечно.
Эта рецензия написана в рамках литературной игры, и, по правилам, я должен применить здесь положенную этими правилами схему оценки по критериям — отличную от моей, «мешковой». Дубликат текста с традиционной оценкой по привычным критериям можно найти в моем авторском паблике.
Оценка по критериям (по стандарту 7×7):
Логичность изложения: 10/10. Придраться здесь не к чему, основной конфликт персонажа с социумом — непринятие медицинской общественностью тех времен именно врача женского пола — показан подробно и убедительно, а спокойное восприятие героиней переноса обусловлено ее целеустремленностью.
Сюжет: 9/10. Автор все-таки не удержалась и дала, пусть даже и обусловленную изначальным костяком истории, лазейку для «шиппинга» героев нетерпеливыми читательницами, собиравшимися на свадьбу, а угодившими в больницу. Но, в целом, сюжет, обусловленный главным образом характером главной героини, сам по себе внятен, ясен, не имеет ни провисаний, ни острых углов, развивается линейно и легко логически постижим. Ладно скроено, крепко сшито. Но один балл все-таки сниму — а будь сцен известного характера побольше, и баллов бы слетело сильно больше одного: книга о врачах не должна напоминать сериалы типа «личная жизнь доктора Селивановой».
Тема, конфликт произведения: 9/10. Весьма значимый момент истории поднят в качестве темы и «ресурса» для конфликта в романе, и респект автору за смелость взяться за подобные вопросы. Большинство книг про попаданцев все-таки... социально пусты и являются чисто развлекательной литературой, даже если авторы и пытаются вплести в них какие-то значимые темы. При этом автора нельзя назвать «булкохрустом»: особой романтизации империи не отслеживается, скорее наоборот. И героиня мыслит вполне прогрессивно даже для своего «родного» 1871 года, не говоря уже о 1811.
Диалоги: 7/10. Я понимаю, что знать той эпохи разговаривала на руфрене, русско-французском «суржике», причем часто с явным преобладанием последнего, и все-таки нашему современнику это сильно усложняет чтение и восприятие. Хорошо, что в нашем случае доминирует все-таки русский, и он не перемешан с дурацким пафосом, чем иногда страдают тексты о русском дворянстве (а о нерусском — почти всегда).
Герои: 10/10. Сильная сторона романа; целеустремленность Анны, спокойное хладнокровие и разум Рубановского, звенящая пустота в головах занятых светской чепухой дамочек, достаточно хорошо сбалансированные характеры представителей нижестоящих сословий обеспечивают здесь хорошую синхронизацию событий и деяний с основной идеей и соответственно высокий балл.
Стиль и язык: 5/10. Как было указано выше — слабая сторона работы. «Блохастый» текст с хромой пунктуацией. Он, в принципе, операбельный, если привлечь толкового корректора, но и после вычитки балл вряд ли превысит 8-9; виданы были и куда более летящие тексты (универсальное оправдание, ага, все дела). Как ни смотри, а все же слог — не тот аргумент, коим следует рекламировать «Туман» к прочтению.
Впечатление от текста в целом: 7/10. Эпоха и ее порядки мне не близки, но так как «стержень» накручен на медицинские вопросы и миссию медика в этом мире, на вторую часть иду обязательно, да и первой скорее доволен, чем нет.
*) Устаревшее название гангрены — омертвения тканей, применявшееся до начала ХХ века в том числе в медицинской литературе.