Рецензия на повесть «Конечная станция — Эдем»
Деяния трикстера в посттравматическом мире
Уже в аннотации набросана примерная «родословная» этой повести – Джеймс Бонд и роман Джона Бойнтона Пристли «Затемнение в Грэтли». То есть речь идёт о шпионском детективе, и это правда, однако не вся. Если точнее, то это параноидальный триллер, причём на ум в связи с ним приходят прежде всего не литературные, а кинематографические образцы. Например, насыщенные тёмным саспенсом фильмы Джона Франкенхаймера или Альфреда Хичкока.
Ещё в отзыве на основной роман этой вселенной – «Пасифик» я упомянул нуарные сериалы о Германии 20–30-х годов прошлого века: «Берлин, Александерплац» Райнера Фасбиндера или «Вавилон-Берлин» Тома Тыквера. А вот читая «Эдем», всё время вспоминал фильм Ларса фон Триера «Европа». Германия после поражения во Второй мировой: тёмный кадр, пейзажи разрухи под дождём, гнетущая атмосфера неустроенности, смерти и подавленной ненависти. Герой словно попадает в вязкое гнилое болото, откуда к нему тянутся изъеденные тлением руки оживших мертвецов…
Всё это в полной мере можно отнести и к «Эдему». Однако следует помнить, что речь не о Германии XX века, хотя обстановка и реалии романа её напоминают. Но это Райх – альтернативный мир, лишь несущий некоторые черты реального Третьего Рейха.
В «Пасифике» этот мир стоит на пороге великой войны: людоеды из тоталитарного милитаризированного Райха готовы к завоеваниям. В «Эдеме» они уже потерпели поражение и многие мертвы. Но не все.
Сюжет повести для своего жанра традиционен: главгер – ветеран войны, пулеметчик Эрих Коллер, чья настоящая фамилия Краузе, по просьбе бывшего однополчанина, ныне занимающего важную должность в некоем контрольном ведомстве, соглашается под видом трудинспектора проникнуть в дом престарелых – альтенхайм, где случилось подозрительное самоубийство его предшественника. Ведомство полагает, что в пансионате под идиллическим названием «Эдем» творятся тёмные дела, которые главгер и призван расследовать. По крайней мере, смерти его постояльцев подозрительны. Хотя, в общем-то, и не слишком:
«Старики мрут как мухи. Но ведь смерть и есть удел стариков?»
Но проверить следует – орднунг есть орднунг, и Эрих отправляется в путь. Сопровождает его бухгалтер (ведомство подозревает в деятельности альхайма прежде всего финансовые нарушения) – восточная красавица по имени Афрани, фамилию которой ГГ выговорить не в состоянии. Они мигрантка, которых, судя по всему, в некогда расово чистом Райхе после поражения стало много (не намёк ли на нынешнюю Германию?).
Главгера это несколько напрягает – ведь он же сам в своё время был вдохновлён идеями расового превосходства и, судя по неясным флешбэкам, в его военном прошлом есть мрачные страницы, граничащие с военными преступлениями. Вообще, это тяжело раненный душевно человек, подсаженный на фронте отцами-командирами на первитин и потом с трудом избавлявшийся от зависимости – это обстоятельство будет обыграно в дальнейшем.
«Вы совершили вещи, которые сделал бы негодяй. Но вы не негодяй», - говорит ему ближе к концу повести Афрани.
Но он совершает и вещи, которые бы сделал герой. А его сильнейшее посттравматическое стрессовое расстройство идеально гармонирует с окружающей обстановкой, ибо весь его мир – воплощение ПТСР.
«Незнакомый город вокруг зиял провалами, и этот бывший мертвец чувствовал пустоту. Он хотел говорить с пустотой. Вокруг Вестерхайма громоздилась пустыня, индустриальный плац, наскоро залитый асфальтом».
В таких описаниях в полной мере проявляется как фирменный авторский нуар, так и его узнаваемый стиль: смутная, тяжёлая, но искусно сплетённая проза, с вкраплениями ярких образов. Словно алмазы на траурном покрывале.
«Дорога, уходящая в горы, была покрыта слюдой. Я засмеялся и снова нажал на газ, выжимая последнюю мощь лошадиных сил, выводя машину туда, где ещё ютились остатки тьмы, забиваясь в расщелины; к спрятанной в лесу железной дороге и серебряным рельсам, молчаливо протянутым в любую точку доступного космоса».
Возвращаясь к Эриху, с чисто литературной точки зрения, он, как и любой главгер-шпион (детектив), играет в произведении роль трикстера, выскочившего неведомо откуда и ломающего сложившийся злодейский порядок – в этом его сравнение с Джеймсом Бондом вполне уместно. Да он и сам называет себя Рюбецалем – горным духом из низшей германской мифологии, трикстером, помогающим хорошим людям, а плохих сбивающим с пути и заманивающим в пропасть. Что, собственно, Эрих и делает, например, заманивая в финале «плохих парней» под смертоносную «растяжку».
С определением же, кто тут плохой, а кто хороший, у него проблем не возникает. Дело, конечно, не в хозяйственных злоупотреблениях, хотя есть и они. Но главное, что в «Эдеме» свила гнездо группа недобитков тоталитарного Райха – так и хочется назвать их неонацистами, однако нельзя, ибо Райх не Рейх. Да и с точки зрения вселенной «Эдема» это не очень верно: «бывшие» там все, кто прожил в стране ту войну – все в той или иной степени принимали участие в творившихся преступлениях, все несут свою долю вины. И на главгере она не меньше, а может, и побольше, чем у многих.
Но враги, с которыми он сталкивается в «пансионате» - те другие, не раскаивающиеся, не сомневающиеся, озлобленные. Вроде юнца Полли, извращенца-садиста. Это секта реваншистов, свившая гнездо в тихом месте, где злодействует типичный «безумный ученый» доктор Ланге. И хотя он тайно работает не над «оружием возмездия», а над новым антибиотиком, дабы бороться с бушующими в стране после войны эпидемиями, старики – постояльцы альтенхайма служат ему в качестве подопытных. Отсюда и их обильные смерти.
В общем, всё чисто по-немецки… то есть, по-райховски – скучновато, приземлённо и практично. И страшно.
Но, как сказано, Эрих ведь трикстер. И «гном Рюбецаль», хоть сперва захваченный врагами и подвергнутый пыткам, наказывает злодеев, взрывая их логово и уносясь с последней группой обреченных стариков и Афрани на мотопоезде с пугающим номером «ZWG 66/6» через пустоши, леса, полуразрушенный мост и минные поля – к спасению.
Сцена эвакуации – одна из самых сильных в романе, очень рельефно обрисовывает характер героя. Этот «хороший человек, творивший плохие дела» яростно спасает больных, полумёртвых, трясущихся от слабости и страха, ходящих под себя стариков и старух.
«Сквозь упоительный аромат цветущих роз пробивался другой — даже самый безнадежный романтик не назвал бы его запахом уважаемой старости. Тяжёлый душок пропитывал атмосферу флёром немытого тела, испражнений и мочевины. Привкусом разложения».
Доктор Ланге полагал своих подопытных расходным материалом, который должен быть горд, что его бесполезное существование идёт на благо стране. Но с точки зрения Эриха, на руках которого тоже немало крови, это люди, чьи жизни священны. И он отчаянно старается не потерять ни одну.
«Я знал, что если потеряю хотя бы часть своего живого груза, то почувствую себя разжалованным до говночерпальщика».
Он спасет их, всех двенадцать – число сакральное. Что же, какой мир, такие и апостолы. Такой и спаситель…
При всей творящейся в том мире безнадёге, финал даёт надежду на искупление и даже радость – как для страны, так и для Эриха, ухватившегося за последний шанс на счастье в образе Афрани. И вообще звучание «Эдема» куда менее минорно, чем того же «Пасифика», который представляет собой не что иное, как растянутую предсмертную галлюцинацию главного героя.
Восприятие «Эдема» тоже даётся читателю легче, что вполне объяснимо. «Пасифик» - произведение на стыке жанров: военная драма с экшеном скрещена в нём с модернистскими потоком сознания и психоделикой. И порой сочетаются они плохо, хотя оправдать это можно: ведь, как сказано, мир Пасифика – галлюцинация умирающего мозга главгера, потому его сюрреалистическая сумятица вполне оправданна. Напротив, жанр «Эдема» выдержан идеально – он именно то, что обозначено в начале рецензии: шпионский детективный триллер. И с этой точки зрения сюрпризов читателю не преподносит.
Однако в его стилистике всё же содержится элемент, который я критиковал и в «Пасифике»: зачастую автор как будто забывает, что реалии этого мира в подробностях известны лишь ему одному, и выдаёт информацию о нём полунамёками, часто в диалогах героев. Но на подобную игру согласится отнюдь не всякий читатель.
Примерно то же имеет место в отношении экшен-сцен, хоть и отнюдь не всех: вместо прямого описания действия автор предпочитает оперировать образами и ощущениями. С одной стороны, это сильно и стильно. Вот, например, описание боя главгера против превосходящих злодейских сил:
«Розовое, багрово-красное, чвакающее, влажно плюющееся осколками... Где там Фриш? Уберите это! Они вставали, как драконьи зубы, а я бил в то место, где шевелилось больше всего, где пульсировало это безобразное месиво. Горох. Дрянь. Всё ничего не стоит и жизнь ничего не стоит дырка спросите меня спросите морица если не верите. Это не кувалда а гвоздодёр. И между прочим сильно. Темно и сильно. Сильно, да...»
С другой – недостаток конкретики такого рода для приключенческого жанра противопоказан: всё-таки читатели предпочитают наблюдать «боёвку» напрямую, а не через сознание героя.
Действие в повести для искушённого в подобной литературе читателя немного предсказуемо. Уже изначально понятно, что ГГ попадёт в «Эдеме» в ловушку и что там свили гнездо последыши прошлого. Действия ГГ тоже вполне традиционны для такого рода историй. Даже твист в конце, когда выясняется, что Эрих был послан «на убой», не слишком поражает: знакомая по другим таким произведениям история.
Что касается героев, они сделаны очень достойно – почти все. Тщательность выписывания даже второ-третьестепенных персонажей – ещё одна визитная карточка автора. В память врезаются не только Эрих или Афрани, но и, например, старый железнодорожник, ворчливый и язвительный постоялец пансионата Йозеф Мауэр. Полли тоже неплох, но, на мой взгляд, всё-таки отображение его зловещей сущности несколько недотянуто.
Однако все эти недочёты ни в коей мере не могут отменить достоинства этого впечатляющего произведения.
Имею возможность, способности и желание написать за разумную плату рецензию на Ваше произведение.